В разговорах об отечественном образовании оно всё чаще употребляется открыто, а уж сквозь менее грубые слова помаргивает практически всегда — ну, разумеется, кроме выступлений образовательного начальства. У тех, понятно, всё чудесно, а станет и ещё гораздо лучше. Но не входящие в это начальство лица высказываются всё откровеннее. Вот и президент РАН Сергеев на днях сказал, что происходит деградация университетского образования: «Мы же чувствуем, мы же работаем в институтах, мы же это видим: всё хуже и хуже становятся выпускники». Вице-президент РАН Хохлов также отметил, что «очевидна тенденция снижения уровня вузовского образования», — и предложил «какие-то проверочные экзамены внешние в вузах проводить», а то, мол, станет совсем худо. Роскомнадзор, на совместном заседании с которым и высказались академики, охотно взялся учинить для вузов очередной «егэ». Только ведь не поможет вузам внешний экзамен. Очередное вскрытие вновь покажет, что пациент умер от вскрытия.
Нет, не новый «егэ» сам по себе убьёт вузы — как и тот, исходный ЕГЭ не сам по себе убил школы. Убивает вузы созданная за последние двадцать лет система управления образованием, очередным порождением которой и будет новый экзамен. «Эксперт» недавно опубликовал статью двух физиков, профессоров Пермского университета (см. «Техническая деградация», № 20), где рассказано, как конкретные решения Минобра шаг за шагом ровняли с землёй уровень обучения — прежде всего естественным и инженерным наукам. Вот переход на болонскую систему и неизбежные его следствия; вот изменение норматива, соотносящего число преподавателей и студентов (естественно, общее для менеджеров и экономистов — и физиков, и математиков) и вытекающие из него сокращение аудиторных занятий, преподавательских ставок и числа преподавателей и рост нагрузки оставшихся; вот ставшее следствием тех, тех и этих параметров (опять же, единых для слона и кролика) уплощение программ и снижение требований к студентам… В итоге на физфаке Пермского университета за последние три–пять лет курсы важнейших наук резко ужаты; квантовой механики, скажем, у половины студентов вообще не стало, у прочих оставили по дюжине лекций и семинаров — то есть, по существу, её тоже нет… Вот и представьте себе, как образовательное чиновничество заявится в им же искалеченный университет с внешним экзаменом, поскольку, видите ли, тем людям, которым оно же не давало и не даёт работать, оно более не доверяет!
В школах и внешнего контроля уже мегатонны, и деградация зашла дальше. По случаю десятилетия ЕГЭ по русскому языку группа учителей публично обратилась к начальству с рядом вопросов. Вопросы разные: от того, какими исследованиями доказана целесообразность таких-то и таких-то решений в этой сфере, до того, почему материалы экзаменов никогда не публикуются и, естественно, не анализируются. На мой вкус, сама совокупность этих вопросов, на которые никто никогда не отвечал и отвечать не будет, есть уже приговор реформаторам, но я сейчас не об этом. Словесники констатируют: «Количество разнообразных форм (внешнего. — А. П.) контроля уже догоняет количество часов, отводимых на изучение русского языка как предмета» — примерно то же могут сказать и преподаватели математики, а каковы результаты трудов неусыпных контролёров? Если не врать, они катастрофичны.