«Злоречие» позволяет нам совершить экскурс в историю проникновения зла в речевой обиход человечества и заодно обрисовывает контур времени, в котором мы существуем. И как можно убедиться по прочтении этой книги, эпоха Просвещения в самом деле закончилась и человеческое сообщество благополучно переходит в другую фазу своего развития — противоположную той, которую Фукуяма попытался зафиксировать как конец истории. Речь идет не о внешних обстоятельствах, а о внутреннем состоянии человека. Цифровая революция усовершенствовала его коммуникационные возможности, но не смогла в корне переделать внутренний мир. На лице современного человека очки, а в душе его осень Средневековья. Декорации изменились, актеры надели новые костюмы, но слова новой пьесы они выучить не успели, поэтому им приходится разыгрывать то, чем владеют в совершенстве и что разыгрывали уже много раз. И это происходит естественным образом — без какого-либо внешнего насилия.
Речь — вот главный признак исторической фазы, в которой оказывается человечество. Речь — стихия, существующая по ею самой установленным законам, и, как бы ни пытался человек установить для них пределы, не в последнюю очередь чтобы казаться себе лучше, чем он есть в действительности, язык без труда преодолевает любые ограничения и вытаскивает наружу тайные желания человека, и он, сколько бы ни пытался скрыть свои истинные намерения, все равно проговаривается. Формула «язык твой — враг твой» действует не только в отношении излишне разговорчивых персон — она применима и к историческим эпохам. В какие бы одежды они ни рядились, как бы историки ни затушевывали на них темные пятна, как бы ни приукрашивали их, язык эпохи все равно рано или поздно засвидетельствует истинное положение дел. Если следовать этой логике, то одна фаза истории человечества отличается от другой, увы, не наличием или отсутствием зла, а всего лишь местом, которое зло в ней занимает.
В современном языке, как и в языке времен Средневековья (что и позволяет их сопоставлять), сосуществуют две реальности: одна привлекает благолепием, другая пугает чернотой. Единственное различие: если раньше было время для постов и молитв и время для карнавальных шествий, то теперь человек может утром помолиться, а ночью отправиться на карнавал, для еженощного проведения которых без перерыва на пост во всем мире создана разветвленная инфраструктура. Формально нецензурная лексика недопустима ни в эфире, ни на страницах печати, ни в общественных местах, но фактически соблюдение закона в контролируемом сегменте автоматически позволяет расценивать как доблесть его нарушение там, где контроль перестает действовать. Если когда-то привычка сквернословить разделяла, пусть очень условно, мир христианский и мир языческий, то теперь она их объединяет. И как напоминает нам автор книги «Злоречие», режим «официального осуждения» никогда не мешал «негласному процветанию».
