Золотая пора мюзиклов пришлась на семидесятые–восьмидесятые годы прошлого века. Тогда же случился расцвет шахмат. Но потребовалось сложная комбинация обстоятельств, чтобы Тим Райс, одна из ключевых фигур в жанре мюзикла, обратил внимание на шахматный сюжет и облек его в форму либретто. Для начала шахматная корона должна была выскользнуть из рук советских шахматистов (они передавали ее друг другу на протяжении предыдущих двадцати с лишним лет) и попасть к американскому шахматному гению Роберту Фишеру. Тогда шахматная доска стала ареной битвы двух систем: капитализма и социализма. Затем на смену Фишеру, у которого гениальность шла рука об руку с неустойчивой психикой, в качестве антагониста русского шахматиста номер один должен был прийти бежавший из СССР Виктор Корчной, что усугубляло шахматное противостояние: уступить корону «предателю» было еще болезненнее. И наконец, Тим Райс должен был прибыть в самом начале восьмидесятых в Мерано, где Корчной и Карпов сошлись в схватке за звание чемпиона мира по шахматам, и провести там две недели.
В разгар холодной войны Тим Райс сделал главным героем мюзикла советского шахматиста, прообразом которого стал Анатолий Карпов, на что прежде всего указывает совпадение имен главного героя и его прототипа. Но это не точная копия: Карпов, в отличие от главного героя и своего противника по матчам в Багио и Мерано Корчного, и не думал бежать за границу (или мы ничего не знаем об этом). Он был почти идеальным олицетворением советской системы — не случайно ему доверили возглавлять сразу после выигрыша матча в Мерано советский Фонд мира. В ходе противостояния с Гарри Каспаровым Карпов также был олицетворением консервативных сил как в мире шахмат, так и на политической арене, с которой шахматы к тому времени были почти неразрывно связаны. Его отличительной чертой, о которой сам Анатолий Карпов не преминул упомянуть и на московской премьере мюзикла «Шахматы», помимо предельно рациональной игры было как раз умение скрывать свои эмоции, тогда как главный герой мюзикла справляется с ними с трудом.
В образе Анатолия Сергиевского по воле Тима Райса слились воедино два извечных противника — Анатолий Карпов и Виктор Корчной. Доставившие столько хлопот друг другу в реальной жизни, в воображении либреттиста они синтезировались в эффектный образ мятущегося шахматного гения. Анатолий Сергиевский вызывает симпатию выработанной в суровых условиях социализма сдержанностью. Однако если его захватывают сильные чувства, он следует за ними. Но и в этом случае для него есть границы: если на кону стоит человеческая жизнь, он в состоянии отступить, пожертвовать собой. Собой, но не игрой. Игра превыше всего. В этом его величие. И то, что Тим Райс смог уловить этот мотив и воплотить его в либретто, делает «Шахматы» одним из лучших в череде выдающихся мюзиклов, написанных в семидесятые-восьмидесятые, не уступающим по силе не только общепризнанным вершинам жанра — созданным Тимом Райсом в союзе с великим Эндрю Ллойдом Уэббером мюзиклам «Иисус Христос — суперзвезда» и «Эвита», но и мюзиклам, написанным Уэббером на либретто других авторов: «Призрак оперы» и «Кошки».
Еще одно стечение обстоятельств, благодаря которому появились «Шахматы», — желание музыкантов группы ABBA Бенни Андерсона и Бьорна Ульвеуса попробовать себя в жанре мюзикла. Они не только согласились на концепцию, предложенную Райсом, но и вложились в музыку со всей силой невероятного мелодического таланта, пребывавшего тогда в самом расцвете, с помощью которого они и смогли покорить все вершины в поп-музыке. Скорее всего, для шведов мюзикл и стал той самой новой высотой. Высотой, ради которой они были готовы пожертвовать и временем, и творческими силами. Встреча с Тимом Райсом и его свобода от творческих обязательств перед Эндрю Ллойдом Уэббером стали решающими. Тим Райс обладает не только драматургическим и поэтическим талантом. Он приносит удачу. Он смог принести ее Уэбберу, который благодаря их сотрудничеству стал величайшим композитором XX века; он принес ее шведам Андерсону и Ульвеусу, которые благодаря «Шахматам» вошли в историю не только как ярчайшие представители европейской поп-музыки, и он же принес ее создателям русской версии «Шахмат».
Эта удача заключается в том, что проект удалось довести до премьеры. Работа над мюзиклом проходила в тяжелейший период для театральной и музыкальной индустрии. Она одной из первых попала в плен ограничений, спровоцированных пандемией. Сейчас мы не знаем, как будут развиваться события дальше и как сложится судьба отечественного театра, а вместе с ней и русской версии мюзикла, но те, кому удалось посмотреть уже состоявшиеся представления и кому удастся попасть на представления запланированные, смогут увидеть музыкально-драматический шедевр; не исключено, что в идеальном воплощении, проделавшем такой долгий путь в Россию, которая не в последнюю очередь стала родиной авторского замысла. «Шахматы» не такой уж частый случай в истории мюзиклов, когда зрителю предлагается сопереживать персонажу родом из России. Мало того, это еще и положительный герой, и он — победитель.
Ульвеус и Андерсон написали для «Шахмат» арии с мелодизмом, с легко угадывающимся ассоциативным рядом, выстроенным такими советскими композиторами, как Исаак Дунаевский, Ян Френкель, Оскар Фельцман. В мюзикле есть вокально-танцевальный номер, который воспроизводит узнаваемую манеру ансамбля песни и пляски Советской армии, узнаваемость которой постановщики русской версии многократно усилили с глубоким знанием дела. В этом ритуальном танце накануне поединка вспыхивает концентрированная энергия военизированного государства, слабеющего, но все еще помнящего о былом неоспоримом могуществе. И в этой лихой пляске тоже проглядываются впечатления Ульвеуса и Андерсона от поездки в Советский Союз — в период царствования Юрия Андропова и пребывания на самой вершине популярности Аллы Пугачевой. Возможно, что она поделилась с звездными шведами ключами к русской музыке, и судя по тому, что у них получилось, им и в самом деле удалось проникнуть в эту тайну и унести ее с собой.
Впервые «Шахматы» предстали слушателям как музыкальный концепт-альбом; мюзикл часто исполняется в концертном варианте, но его красота и обаяние по-настоящему раскрываются только в драматической постановке. Евгению Писареву и всей постановочной группе удалось создать органичный спектакль, в котором все очень сбалансировано: визуальный и повествовательный ряд, музыка, пение и танец. Перед нами редкий образец жанра. Автор русского перевода — Алексей Иващенко. Он в очередной раз демонстрирует невероятное мастерство в решении сложнейшей задачи — наделении героев «Шахмат» естественной русской речью. Ни в одном слове мы не слышим фальши. Как мы не слышим ее в голосах исполнителей главных ролей: это опытнейшие и харизматичные актеры и певцы, закаленные работой на сцене в других, не менее сложных постановках, чувствующие себя в пространстве «Шахмат» уверенно, глубоко погруженные в музыку и драматургию шахматных, любовных и политических поединков, один за другим разворачивающихся на сцене.
Ульвеус и Андерсон оказались восприимчивы не только к русской музыкальной культуре. Музыка, которую мы слышим с третьего яруса декораций (именно туда поместили постановщики оркестр, вместо того чтобы прятать его в яме перед сценой) — это энциклопедия мировой музыкальной культуры с акцентом на поп-музыку семидесятых, неотъемлемой частью которой являются сами музыканты группы ABBA. Это была эпоха необыкновенного взлета музыки, отличавшейся ярко выраженным мелодизмом. Какие-то мелодии так и остались в семидесятых, но немалая их часть по-прежнему на слуху. Среди них и музыка, написанная Ульвеусом и Андерсоном, с необыкновенной легкостью преображающимися в «Шахматах» из поп-звезд в композиторов, которым совсем не чужд академизм, и, если нужно, они оказываются в состоянии погрузиться в него и извлечь все необходимое для создания вневременного драматического и музыкального образа.
