Из некоего модного явления ESG-ориентированное финансирование именно в 2020 году стало общим трендом. Почему-то финансовое сообщество решило, что публичная компания должна фокусироваться не только на получении прибыли для вознаграждения акционеров и экологическая, социальная и управленческая политика компаний должна рассматриваться наряду с более традиционными финансовыми показателями. Согласно недавнему опросу, проведенному Институтом устойчивого инвестирования Morgan Stanley, почти 95% миллениалов заинтересованы в устойчивом инвестировании, а 75% считают, что их инвестиционные решения могут повлиять на политику в области изменения климата.
Количество фондов, целенаправленно инвестирующих в компании, которые придерживаются принципов устойчивого развития, растет как на дрожжах. Суверенный фонд Норвегии собирается сократить вложения в компании, нарушающие стандарты ESG; американские инвестиционные BlackRock и Vanguard запускают все новые и новые ESG ETF (биржевые фонды), активы таких фондов быстро растут (см. график). Глобальный приток в фонды ESG вырос на 14% в третьем квартале 2020 года, до 80,5 млрд долларов.
Для отечественного финансового рынка ESG тоже перестали быть пустым звуком: в конце ноября Сбер заявил, что ограничил выдачу кредитов компаниям с неприемлемо высоким риском в сфере экологии, управления и социальной ответственности. «В кредитной политике Сбера мы уже ограничили выдачу кредитов клиентам с неприемлемо высоким ESG-риском, а к 2023 году планируем сделать ESG-скоринг для всего своего кредитного портфеля», — заявил первый зампред правления банка Александр Ведяхин.
«Для нашего банка поддержка ограничительных мер с позиций ESG при кредитовании и оценка социально-экологических рисков портфеля — это не будущее, это действующая уже на протяжении нескольких лет система управления бизнесом и процессом принятия решений, которую мы постоянно развиваем и совершенствуем, — говорит начальник управления устойчивого развития дирекции международного бизнеса МКБ Елена Финашина. — Одним из основных документов, регламентирующих ответственный подход МКБ в кредитовании, является политика в области управления социально-природоохранными мероприятиями, верифицированная в 2015 году ЕБРР и IFC. Она предусматривает применение строгих социально-экологических стандартов ко всем финансируемым банком проектам с целью обеспечения их устойчивости и минимизации рисков и последствий негативного воздействия на окружающую среду, а также для повышения собственного вклада в глобальную повестку в области устойчивого развития».
Вслед за Европой
«В этом году мы наблюдаем существенный рост внимания к вопросам устойчивого развития в России вслед за указами президента о сокращении выбросов парниковых газов и активизацией работы над стратегией низкоуглеродного развития России до 2050 года, — говорит Екатерина Марушкевич, заместитель директора группы “Финансовые институты” S&P Global Ratings. — В этом процессе Россия движется соразмерно и опережает некоторые развивающиеся страны, но отстает от ряда стран с развитыми экономиками, в особенности от стран Евросоюза». Евросоюз действительно главный последователь в деле ESG. Достаточно сказать, что из 1,2 трлн долларов, собранных к третьему кварталу 2020 года в фонды, следующие принципам ESG, триллион приходится на ЕС, а все остальное — на США и другие страны. Таким образом, российским финансовым институтам, в первую очередь банкам, которые хотят получать выгодное финансирование у европейских партнеров, приходится тщательно следить за своим реноме, а для банков это означает выдвигать соответствующие требования к клиентам. Отсюда и активная работа Сбера в этом направлении. «Банки играют очень важную роль в процессе перехода к низкоуглеродной экономике как проводники финансовых ресурсов в проекты развития, — продолжает Екатерина Марушкевич. — Крупнейшие российские банки активизировали работу над рисками ESG и подошли к внедрению ограничительных практик кредитования компаний, оказывающих неблагоприятное воздействие на окружающую среду. При этом, конечно, мы ожидаем не массового исключения кредитования компаний, работающих в загрязняющих отраслях, а скорее внедрения кредитных принципов, которые будут стимулировать осуществление проектов, оказывающих благоприятное воздействие на окружающую среду и социальное развитие. На наш взгляд, этот очень своевременный процесс для российских банков».
«В финансовом мире назрело понимание, что банки, финансирующие “грязные” проекты, сами являются загрязнителями, — соглашается Максим Худалов, старший директор — руководитель группы оценки рисков устойчивого развития АКРА. — И в связи с этим сегодня наиболее продвинутые подходы к ESG-оценкам предполагают, что нужно смотреть не на сам банк, а на портфель его клиентов, поэтому именно банки несут ответственность за распределение финансовых ресурсов и их направление только в те виды деятельности, которые способны улучшать жизнь людей без значительного вреда для экологии. Для “грязных” производителей все еще открыт рынок облигаций, тем более что ставки на нем находятся на исторически минимальных значениях, как в мире, так и в России. Частные инвесторы, увы, не так быстро будут менять свои предпочтения, что позволит “грязным” компаниям еще какое-то время существовать. Но меняться все равно придется. Сейчас мы видим только давление инвестиционного сообщества на “грязный” бизнес, завтра это будет государство, которое начнет ужесточать штрафы за экологические и социальные нарушения».
Цена вопроса
Следование принципам ESG, разумеется, влечет за собой дополнительные расходы — и банки тут не исключение. «Банкам придется помимо финансовой состоятельности усиливать контроль ESG-составляющей бизнеса, который предполагается кредитовать, что потребует дополнительных затрат и найма нового персонала, — говорит Максим Худалов. — Мы это уже проходили, когда банки наращивали системы риск-менеджмента. Думаю, и на сей раз с проблемой удастся справиться, тем не менее определенный риск замедления кредитования есть, поэтому мы полагаем, что внешние ESG-верификаторы (консалтинговые компании, рассчитывающие риски в сфере ESG. — “Эксперт”) будут достаточно востребованы на рынке в ближайшие три-пять лет».
Но самое главное следствие, безусловно, повышение ставок для «рискованных» компаний в сравнении с их более «ответственными» собратьями. «Думаю, рублевая разница в ставках для ESG-успешных компаний будет на два-три процентных пункта ниже, чем для сопоставимого по размерам бизнеса, игнорирующего правила ESG, — полагает Максим Худалов. — Мир меняется, и нельзя больше зарабатывать прибыль, разрушая экологию и создавая социальную напряженность в местах своего присутствия, поэтому быть “грязным” и безответственным скоро станет довольно дорого».
Правда, это отдаленная перспектива, а пока реальная выгода «ответственных» компаний при привлечении заемного финансирования куда скромнее. «По разным исследованиям, скидки за “зеленость” при привлечении финансирования могут значительно различаться в зависимости от географии и отраслевой принадлежности, наличия механизмов субсидирования ставок и условий регулирования, — говорит Екатерина Марушкевич. — В среднем эти исследования говорят о снижении стоимости фондирования по “зеленым” инструментам на развитых рынках на 10–25 базисных пунктов в сравнении с аналогичными “не зелеными” инструментами. При этом все исследования сходятся во мнении, что в настоящий момент на рынке велик спрос инвесторов на инструменты с характеристиками устойчивого развития, который приводит к тому, что большинство размещений таких инструментов проходит со значительной переподпиской».
«На примере западных банков мы видим широкий спектр возможных сценариев вплоть до отказа от инвестиций в традиционную углеводородную энергетику, — рассказывает Елена Финашина. — Все больше инвесторов и кредиторов, в первую очередь зарубежных, интегрируют ESG-критерии в анализ инвестируемых проектов и используют негативный скрининг, отказываясь от поддержки ряда отраслей или проектов. Такие компании также подвергаются дополнительным регуляционным и финансовым рискам, в первую очередь из-за возможного введения углеродного налога и дополнительных требований со стороны регуляторов. Таким образом, вскоре компании просто не смогут игнорировать необходимость активно внедрять принципы устойчивости в свою деятельность, а потенциальная возможность удешевить стоимость фондирования будет не единственным фактором, определяющим движение компаний к более устойчивому развитию. По нашему мнению, для российской экономики наиболее вероятно смещение фокуса на проекты, направленные на модернизацию и материальное снижение углеродного следа “коричневых” индустрий и, таким образом, на совместное движение к декарбонизации и “озеленению” российской экономики».
Инвестиции в «плохих»
Самое интересное в этом то, что для инвесторов, желающих получить прибыль выше рынка, появляются новые возможности — акции и облигации «плохих» компаний. «В свое время в области корпоративных финансов и оценки я видел много “новых и революционных” идей, и каждая из них продавалась как решение всех проблем, с которыми сталкивается бизнес, — пишет в своем блоге икона стоимостного инвестирования и оценки компаний Асуот Дамодаран. — В большинстве случаев эти идеи начинаются с переупаковки существующей концепции или меры и добавления нескольких фирменных настроек. С каждым из них магия исчезает, как только ограничения выходят на поверхность, что неизбежно происходит, но не раньше, чем консультанты и банкиры обогатятся. Нам говорят, что компании, улучшающие свой социальный статус, со временем не только станут более прибыльными и ценными, но и будут продвигать интересы общества, разрешая тем самым один из фундаментальных конфликтов частного предпринимательства и одновременно обогащая инвесторов. Но многие фундаментальные вопросы о ESG остались без ответа или на них были даны небрежные ответы, и в интересах ее сторонников прекратить разыгрывать карту морали и честно обсудить, является ли ESG чистым благом для компаний, инвесторов и общества».
Дамодаран предлагает посмотреть в лицо неприятным фактам, например такому: возможно, ESG ничего не делает для стоимости, но придает блеск компаниям и тем самым дает им возможность быть оцененными более высоко, чем их менее социально сознательные коллеги. Есть исследования, которые показывают, что акции «плохих» компаний приносят более высокую прибыль, чем акции социально ответственных. Так, сравнение двух индексных фондов Vanguard, Vice fund (инвестирует в табачные, игорные и оборонные компании) и FTSE Social Index fund (инвестирует в компании, проверенные на хорошее корпоративное поведение по многим параметрам), показывает, что доллар, инвестированный в первый в августе 2002 года, к 2015-му стоил бы почти на 20% больше, чем тот, что был вложен в последний. Есть и другие исследования: что ESG не имеет никакого эффекта — различий в доходности между «хорошими» и «плохими» компаниями практически нет. Количественное исследование акций ESG, проведенное компанией Morningstar в 2020 году, позволило заключить, что компании, набравшие высокие баллы по ESG, получают несколько меньшую прибыль, чем набравшие низкие, хотя разница статистически незначительна. «Я считаю, что потенциальная возможность заработать на ESG для консультантов, банкиров и инвестиционных менеджеров сделала по крайней мере некоторых из них сторонниками этой концепции, — резюмирует Дамодаран. — Доказательства того, что инвесторы могут генерировать положительную избыточную доходность при инвестировании, ориентированном на ESG, слабы, и нет никаких подтверждений, что активное инвестирование ESG делает что-либо лучше, чем пассивное; это повторяет вывод, сделанный во многих работах по активному инвестированию. Даже самые благоприятные данные по инвестированию ESG не могут решить проблему причинно-следственной связи. Необходим открытый, откровенный и подробный диалог относительно корпоративной политики, связанной с ESG, с признанием того, что хорошее может повысить ценность в одних компаниях и разрушить ценность в других и что в долгосрочной перспективе инвестиции в “хорошие” компании могут окупиться в переходные периоды, но часто приведут к более низкой доходности в долгосрочной перспективе, а не к более высокой».
