Полыхающий периметр, антироссийская администрация США и чрезвычайная активность восточноевропейских государств — таков внешний фон, на котором Россия входит в год парламентских выборов, открывающих, как считают многие эксперты, эпоху «транзита», то есть смены президента страны. Эти вызовы стоит учитывать в контексте внутренних угроз, усиленных коронакризисом и социально-экономическими неурядицами. Каким будет следующий политический год? Своим представлением с «Экспертом» поделился GR-консультант, политический консультант, член РАСО Юрий Воротников.
— Год назад казалось, что только выборы в США могут оказать влияние на нашу внутреннюю повестку. А теперь Киргизия, Карабах, Белоруссия… Но, кажется, пока все спокойно?
— Где-то порядок наведен железной рукой. В Крыму, в столицах. А где-нибудь на северах может бомбануть. Например, в Норильске, где в небольшом городе есть значительные армянская и азербайджанская диаспоры.
— В смысле, какой-то локальный бытовой конфликт, который перерастет в беспорядки?
— Это будет типично для следующего года: локальные события, перерастающие в глобальный тренд. К тому же белорусский сценарий однозначно будет к нам применяться в 2021 году. Конечно, ситуация в Белоруссии — это в первую очередь результат политики, проводимой Лукашенко на протяжении всего своего правления. При этом влияние извне: формирование инструментов координации протеста, поддержка его в информационном пространстве — оказало в моменте огромную роль. Законсервированный десятилетиями протест вышел на свободу. А его силовое подавление провело непреодолимую линию в белорусском обществе. Это, несомненно, формирует предпосылки революционной ситуации.
— Очень сложно притянуть президентский кейс к парламентским выборам.
— Почему бы теперь не использовать те же инструменты для расшатывания ситуации у нас? Проверить прочность режима. В России есть так называемые витрины выборов. Например, Центральный округ Москвы. Всё рядом, выгляни в окно и посмотри своими глазами. Настроения здесь традиционно протестные, преобладает либеральная повестка. О своем выдвижении по нему уже заявила Любовь Соболь: идет ва-банк, слоган — «Голос против “Единой России”». Позиционирует себя как независимый кандидат.
Получить в будущем созыве Государственной думы такого депутата? Для существующей системы это унижение. Играть по правилам, выигрывать агитационную кампанию? В обществе уже устоялся миф о всесилии «умного голосования», особенно в Москве, особенно в Центральном округе. Его влияние значимо, его нельзя игнорировать. «Размывать голоса», выдвигая десяток женщин, оппозиционеров, неожиданных для политики лидеров общественного мнения? Результат непредсказуем… Снимать за нарушения в ходе избирательной кампании? Не допустить до выборов, не зарегистрировать?
Вот пять очень обобщенных сценариев. В первом власть оказывается в роли жертвы. Во втором большой риск перейти в первый. В третьем выступить в роли манипулятора, махинатора. В четвертом и пятом занять позицию агрессора.
И вот московское правительство находится в ситуации, когда нужно выбрать «меньшее зло», но решить проблему. А все журналистское сообщество, да и просто люди, участвующие в политических процессах или интересующиеся политикой, будут воспринимать это не как отдельно взятую ситуацию, а как «норму» по всей России.
— Если будет решено расшатывать ситуацию в России, то наши партнеры просто спалят каналы, которые могут быть применены в том же 2024 году, но куда более резонансно.
— Если ты спалишь телеграм-канал, это ерунда, сделают новый. Чтобы они перестали работать, придется палить платформы.
— Закроют телеграм, ютуб, фейсбук. Спокойно транзит проведут и откроют…
— Это дестабилизирует обстановку. Лишит людей привычной инфраструктуры для коммуникации, организации жизни, отдыха и развлечений. В эпоху «триумфального пришествия цифры» это социальная катастрофа. Можно было бы закрывать перечисленные платформы, если бы существовала доступная альтернатива. А такой альтернативы нет даже у Трампа и республиканцев в США. Они пытаются перевести свою коммуникационную активность на независимые платформы и теряют аудиторию на порядок, а где-то на два. .
— Допустим. Белоруссия. А при чем тут Киргизия? Чисто криминальный бунт в своей основе.
— Киргизы показали, как это может быть. Там же структура протеста какая? Очередной переворот, в котором южные меняются на северных, северные меняются на южных, я намеренно упрощаю. Потому что у двух кланов есть некоторый паритет сил и они «меняются» ролями. А силовая смена, потому что в Киргизии сравнительно молодое и низко образованное население en masse, которое можно поднять.
Что происходит в России последние, условно говоря, десять лет? Или сколько там ЕГЭ существует. У нас вся система среднего образования летит к чертовой матери. Это мировой тренд, не только у нас. У меня сестра во Франции, друзья в Испании, Канаде, и все в шоке от школ, школьного образования и программ обучения… А то, что было сделано в результате ковида, еще сильнее уменьшит и критическое мышление, и способность к обучению. И вот тебе молодежная повестка.
Один из важных месседжей, который гнали белорусы на уличных протестах, — это превосходство молодых, здоровых, энергичных прогрессивных сил против старых, заскорузлых пенсионеров-политиков. Если мы возьмем, например, российскую электоральную структуру, то увидим огромное количество людей, которые не доверяют системе вообще. Не в смысле избирательной, не в смысле политической, а системе общества. Авторитет старшего поколения резко падает, значение его опыта обесценивается. Молодые учат «стариков» новому миру и новым технологиям, так почему они должны слушать тех, кто «не шарит»?
Молодые живут другим. У них другая коммуникация, другая этика, другое общество, другая политика. У них политика в лайках, в группах, в пабликах. И во флешмобах.
— Но не в митингах.
— А теперь грохните платформу, на которой они живут.
— А если не будут грохать? Они там в виртуальном мире и останутся.
— Это иллюзия. Мы уже в 2005 году на референдуме по объединению Красноярского края, Таймыра и Эвенкии вытащили молодежь на избирательные участки, подняв явку в этой группе с 12 до 76 процентов.
— А сейчас как это делать?
— Всем скептически относящимся к выводу сетевой аудитории в реальный мир я предлагаю внимательно присмотреться к флешмобам. Что это, если не вывод в реальный мир? Управление поведением людей, мотивация к какому-либо действию. Любой вид политического акционизма легко популяризируется в сетевых ресурсах для интернет-аудитории. Вопрос правильной мотивации, ориентировании в ценностях аудитории.
В Нижнем Новгороде в 2020 году партии «Новые люди» и «Яблоко», понимая, что не удается провести своих кандидатов, устроили «массовое наблюдение», активно выкладывая ход голосования и своего участия в соцсети. Превратили скучную работу в «хайповый движ». Вовлекли таким образом молодежную аудиторию в политическую жизнь на уровне города.
— То есть нас ждет дестабилизация?
— Россию не зря обкладывают периметром войн. Охранители скажут, что хотят уничтожить страну, либералы скажут, потому что это мы агрессивные, но суть происходящего от этого не меняется.
Следующие горячие точки — это Приднестровье, Донбасс, Каспий. У всех к Ирану претензии: там и продолжение турецкой экспансии, и Израиль, и Саудовская Аравия, и США. А с чего начался 2020 год? С убийства Сулеймани, иранского генерала. Могло это вылиться в большую войну? Могло. Но тогда был Трамп. А мы-то сейчас при другом президенте США существуем. Я напоминаю, что Энтони Джон Блинкен, госсекретарь, — это яркий носитель антирусской идеи.
— То есть со стороны американцев ждать агрессии?
— От американцев ждать энергичных, решительных, смелых действий в стиле real pragmatic politics. Демократам нужны успехи. Любой ценой. Перенос фокуса внимания американского общества от раздрая внутри страны, который был устроен для победы на выборах.
Обратите внимание, что в белорусском случае Литва, Латвия, Польша осознали себя уже не объектами мировой политики, а субъектами. При Байдене все эти намерения как минимум будут поддерживаться риторикой Госдепа, а где риторика Госдепа, там и поддержка различных подрывных структур. В 2021 году минимум еще два пика этого конфликта будут. И на этом примере нам надо учиться, надо готовиться.
Потенциальные конфликты
— В России есть внутренние конфликты?
— Они просто не вербализированы, они не переходят с уровня улицы, а массовые митинги не перерастают в революцию. Но Белоруссия показала, что одна ошибка способна многое перевернуть.
Есть Хабаровск. Экологическая повестка никуда не делась. Башкирия, Красноярский край… Протестные настроения в Архангельской области. Я был в Шиесе, я видел, как все развивается. Могло бы пойти по сценарию радикальному, просто немножко больше внимания, больше денег, больше работы с местными элитами, и все.
— Значит, есть некое количество потенциальных конфликтов, которые теоретически могут выплыть на фоне напряженного политического сезона? Государство их видит?
— Некое? Десятки. Раз эти конфликты не решаются на корню, значит, для этого либо нет ресурсов, либо нет интересантов. Но у нас государство устроено по принципу колодцев. В одном — ресурсы, политическая воля, вопросы решаются. В другом — по остаточному принципу. Как мне говорили в свое время в аппарате правительства, «Юра, не бывает такого, что денег нет. Это вопрос приоритетов».
До 2014–2015 года у нас было три «священные коровы»: «Росатом», ВПК и «Роскосмос». Сейчас что? Пора прощаться с космосом. Объективно, России пора попрощаться с космосом. Мне, ученику Школы космонавтики в Красноярске, это страшно осознавать. Но теперь это как остывающая доменная печь, в которой нельзя уже плавить металл, но она еще горячая.
Зато у нас прорастает цифровая экономика. Учитывая, что это ложится в мифологию русских хакеров и действительно хороших российских программистов. Сейчас Мишустин зашел именно на это. Он объяснил, что цифра — это важно, мы проигрываем войну по линии цифры.
— В условиях ковида большая ответственность была перенесена на регионы, и, судя по всему, это очень сильно подкосило рейтинги почти всех глав.
— Да, сейчас губернаторы становятся секретарями региональных отделений «Единой России». То есть им дают еще одну площадку, на которой они несут публичную ответственность в год выборов в Государственную думу. Им говорят: вы должны тянуть, а если не потянете, мы это будем рассматривать как отдельный KPI вашей работы.
Раньше говорили как? «Смотрите, ребята, вы технократы, ваша задача — социально-экономическая история. И еще мы от вас требуем, чтобы у вас появилась некая субъектность в прямой обратной связи с людьми, с которыми вы работаете» — эта самая новая искренность. То есть общайтесь с людьми. Становитесь не политиками, становитесь общественниками. И губернаторы становились общественниками с точки зрения власти, но политиками с точки зрения партии, а сейчас происходит сшивка.
Мифы о транзите
— Кажется, весь 2020 год мы системно готовились к подобным проблемам. Смена правительства, новые лица во власти, новая Конституция, перезагрузка системы институтов развития, то есть передел сфер влияния элит. Но общая система координат остается непонятной.
— Что характеризует Путина как политика? У него есть несколько сильных сторон, которые позволяют ему удерживать элиту. Первое — умение кооптировать элитные группы. Второе — не бросать своих. Третье — четко, прагматично строить параллельные структуры, которые друг с другом конкурируют, всегда иметь резервный план, чтобы удерживать баланс сил. Четвертое — гений тактических решений, быстрое ориентирование в меняющейся ситуации.
Когда создается Госсовет, в какой из мотивов Путина это попадает?
— Дублирующая система?
— Нет. Все понимают, если Путин перейдет, то не один, а с доверенным кругом людей, которые, условно говоря, сформировались как новая российская аристократия. То есть все остальные понимают, что в круг этих людей не попадешь ни ты, ни твои дети. Вызывает ли это удовольствие у людей, которые ждут возможности, условно, развиваться? Нет, конечно. Это вызывает фрустрацию.
— Почему? Это вызывает радость, потому что освобождаются места во власти, за которые они могут побороться.
— Второй миф: властные полномочия распределяются в ту сторону, куда перейдет Путин со своим ближайшим кругом. Я сейчас говорю про элитное восприятие этой ситуации. У них ощущение, что властные полномочия перераспределяются, но это нам шанса не оставляет. В этот шанс верят только настоящие авантюристы. Люди системные и последовательные прекрасно понимают: «Я опять должен зацепиться за одну из влиятельных групп, которые созданы без учета моих интересов».
Если бы сейчас хотя бы одного из технократов от федеральных органов, которых назначили в регион в свое время для роста и обретения опыта на местах, интегрировали в роли первого вице-президента «Газпрома» или «Роснефти», да любой госкорпорации, вот это была бы реальная ротация. Потому что это перемещение из одного сословия в другое. А здесь получается, что сословие съезжает со своими полномочиями в другую структуру, не отдавая власти.
Это то восприятие конституционной реформы, которое есть среди элит. Среди народа проще. Но народ сейчас не конституционной реформой занят. Народ сейчас занят обсуждением того, как выжить в пандемию, где найти работу и что у нас второй год вступает в силу пенсионная реформа.
— В чем смысл ротации элит в контексте пересмотра системы институтов развития?
— Сейчас основная война во всем мире между сектором реальной экономики и сектором информационной экономики. Обратите внимание: у нас в атаку пошла цифровая отрасль при усилиях Мишустина, вообще-то второго человека в государстве. Он осознает значимость цифровой экономики, он сделал ее фишкой карьерного продвижения. Помните, о чем мы говорили? Что не бывает мало денег, а важно, куда они пойдут. Сменилось направление потока финансов.
Учитывая обострение на внешнем контуре, ВПК никуда не денется. А вот нефтянка и газовики, которые в падающем тренде, — это сословие резко теряет влияние. Но оно не теряет активы, накопленные ресурсы. Их влияние уменьшается, но они за него будут бороться. И в этом заключается элитный конфликт.
Получается, у нас, «верхняя плита» власти аккуратно смещается вбок и открывает «вулкан», в котором перемешалась газ, нефть, цифра, экология, это все горит и реально может жахнуть. Просто потому, что раньше сверху была крышка в виде понятной вертикали. Была структура, система. А сейчас люди будут пробовать пробиться наверх. Люди амбициозные, запрос на социальные лифты никуда не делся.
Вот Россия — страна возможностей, гениальный проект. Гениальный! Но он не утилизировал энергию запроса на карьерные возможности.
— Почему?
— Я готовил людей к «Лидерам России», а это были замминистра, руководители корпораций, не госкорпораций, а более мелких корпораций, и так далее. Я вижу основную претензию в том, что выиграли люди не из реального сектора, а из «фантастики». Победителями отобраны медийщики, пиарщики, общественники, коучи в финал приходят. И большое количество недовольных людей возвращаются к себе на работу в «Газпром», например, и думают: «Вот гады, я же явно круче этого Васи, который всего лишь тренер личностного роста!».
Но это рабочая ситуация и корректируемая. Плюсов от этого проекта больше. Убедили, что все-таки можно, и заставили думать не только о вертикальном продвижении, но и… диагональном, что ли.
Зачем Дума народу
Госдума — это фасад сословий. «Единая
Россия» — это фасад власти. А малые и
новые партии — это представительство
текущих общественных настроений
— Чего ждать от выборов?
— Ну что это вход в эпоху транзита. Формируется конфигурация, которая позволит правильно выстоять системе в ближайших вызовах.
— Нужна ли федеральная избирательная кампания 2021 года людям?
— При чем тут люди? Государственная дума — это символ политической системы Российской Федерации.
— Как британская королева.
— Совершенно верно. Кажется, что занимается она тем, что ходит по приемам, но при этом, когда британская королева говорит: «Надо бы заняться судьбой бенгальских тигров», — на судьбу бенгальских тигров почему-то находятся ресурсы, и все бросаются их спасать.
— Отличное сравнение. Наша представительная система может спасать уссурийских тигров, но пролоббировать скоростную железнодорожную магистраль или повлиять на бюджет ей сложновато. Я, конечно, упрощаю. В ситуации политических разменов, наращивания своего электорального потенциала, политических кампаний депутаты делают много полезных вещей. И бартер с населением все-таки продолжает работать.
— Нельзя воспринимать политическую систему как какое-то, условно говоря, общественное представительство. Фактически партийно-политическая система в России — это отрасль народного хозяйства. И нужно рассматривать историю 2021 года как очередной технологический цикл отрасли.
— Что изменилось по сравнению с предыдущим циклом?
— Изменения тектонические с точки зрения управления политической системой. Когда мы рассуждали о выборах 2016 года, был один набор критериев для того, чтобы эффективно выступить и депутату, и финансово-промышленной группе, и руководителю региона. Тогда уже почти за два года до выборов был сформирован пул потенциальных кандидатов. За год этот пул был оттестирован и запущен. В этом смысле там работала процедура. Я, как участник рынка, считал, что это не самая эффективная система. Но при тех экономических условиях, при той политической ситуации она работала.
Огромное значение имела роль ОНФ, например. Нужно было учитывать взаимоотношения с разными общественными группами. По какой квоте ты идешь в Государственную думу. Чьи интересы представляешь.
Сейчас же ситуация очень сильно изменилась. Сейчас потенциальный кандидат до сих пор может «играть» в свое попадание в Госдуму. Играть по правилам, но с шансами. В прошлом цикле на этом этапе, меньше года до выборов, «опомнившиеся» кандидаты уже ничего не могли сделать.
— О чем это говорит?
— Это позволяет людям канализировать свои политические, общественные амбиции. Система стала более гибкой. Система стала полуоткрытой. Стиль управления другой, подход изменился. Вместо системы единого заказчика, задачей которого было отсекать нестандартные варианты, появилась система единого заказчика с разными возможностями с ним взаимодействовать.
— Но что изменилось функционально для народа Российской Федерации? Получается, представительное сословие абсолютно лишено какой-либо полезной функции для народа.
— Нет представительного сословия. Госдума — это фасад сословного устройства России.
Раньше было квотирование, некая политическая модель создавалась. Сейчас же за Госдуму будут бороться сословия, чтобы показать, как они представлены в российском обществе. Ведь депутат в Государственной думе бывает разного типа. Это может быть случайно залетевший пассажир, который попал, условно говоря, прицепом к какой-нибудь территориальной группе. Чаще всего эти люди не готовы к работе в Государственной думе. Они только учатся.
Это может быть лоббист, который решает вопросы, представляет интересы влиятельной группы. Это может быть представитель какой-нибудь структуры, не занимающийся лоббизмом, просто он должен там ее представлять, потому что так положено формально. Это может быть человек, который отправлен туда, извините, на передержку. Как Фургал, например: он сидел в Госдуме, ждал возможности, которая подвернется в исполнительной власти.
Это может быть человек, которому пенсию так выдали. Назовем это «ушел на повышение за не самую лучшую работу или по выслуге лет». И так далее. Госдума — это скорее представительный орган сословий общества. И не все сословия имеют представительство в этом органе на сегодняшний день.
Например, для какой-нибудь актрисы или спортсмена попадание в Госдуму усложнилось. Нет больше квот. А для волонтера или принявшего участие в конкурсе «Лидеры России» — упростилось.
— Почему народу Российской Федерации интересно или нужно голосовать за этих ребят, представителей сословия?
— Потому что это важная часть их жизни. Эти люди, за которых они голосуют, все равно являются носителями ценностей определенных общественных страт.
Да. Более того, на прошлых выборах значение второго места в одномандатном округе было меньше, чем будет в этом.
— Почему?
— Второе место в одномандатном округе всегда приносит несколько бонусов человеку. Во-первых, ты закрепляешься на определенной экспертной площадке со своими темами, идеями. Ты попадаешь в неформальный кадровый резерв, когда вопрос встает у губернатора, а кого бы мне назначить министром, замом, и так далее. Плюс у тебя появляется некоторое паблисити, позиционирование личное. И это имеет значение для регионов, это имеет значение для федеральной системы. Учитывая, что транзит произойдет, обновление власти будет, ротация будет, увеличивается значение нахождения в федеральной группе даже на непроходном месте.
Обычно у нас Госдума обновляется где-то на 45–50 процентов. Но я ожидаю гораздо большей ротации в следующем году.
— Что представляют новые партии?
— Госдума — это фасад сословий. «Единая Россия» — это фасад власти. А малые и новые партии — это представительство текущих общественных настроений. Они представляют узкий запрос общества.
— Какой запрос?
— Обновление власти, Социальная справедливость, сохранение суверенной России, экология (здоровье)…
— Сколько партий пробьются в Думу?
— От трех до пяти. Основной вопрос сейчас, который стоит перед коллегами консультантами и политтехнологами, вылетят ли «эсэры» и войдет ли какая-нибудь малая или новая партия. Недавно обсуждалась тема вхождения Партии пенсионеров. В конце ноября — начале декабря начали говорить о «Новых людях». Раньше обсуждалась тема вхождения партии «За правду».
— Больше не обсуждается?
— Сейчас нет.
— С электоральной точки зрения или административной?
— С электоральной.
— То есть они реально недобирают?
— Недобирают, да.
Проекция на 2021 год
Авторитет старшего поколения резко падает. Молодые учат «стариков» новому миру и новым технологиям, так почему они должны слушать тех, кто «не шарит»?
— Избиратели возложили ответственность на «Единую Россию» за свои проблемы?
— На существующую систему люди всегда возлагают ответственность. Что сделал ковид? Он показал, что, с одной стороны, власть может выстроить эффективную ковидную медицину. С другой стороны, это сформировало у людей вопрос: «А в нековидной медицине так можете?» Какого черта у нас до этого-то было?
С образованием катастрофа, просто катастрофа! Дистанционное образование, как и телемедицина, огромная проблема для людей. Они не принимают этих изменений, болезненно реагируют на то, как это меняет их жизнь.
— Это проблемы, растянутые на годы. Почему они получат статус радикальных?
— Потому что государство начало претендовать на личное время человека. Посадив его на карантин. Или по другую сторону экрана рядом с ребенком. Таким образом ты отбираешь у человека время от работы, от игры, от жены, от сериала.
— «Вы скинули на меня свои функции».
— Да! Какого черта! Когда я учился в школе, все было по-другому, а сейчас я сам обучаю своего ребенка. Основная претензия ко всем онлайновым сервисам заключается в том, что это все усиливает социальное неравенство. В голове человека возникает мысль: это для бедных. А богатые себе могут позволить нормальный уровень обслуживания, когда приходит репетитор, ребенок ходит в частную школу. Тут запрос опять на социальную справедливость.
Раньше это было так: вы там живете своей жизнью, мы — своей. А здесь-то государство потрогало так, что человеку пришлось менять привычки. А очень тяжело вырабатывать новые привычки, потому что с новыми привычками изменится жизнь.
Есть большие претензии к поменявшейся роли онлайна. Если раньше он был средством развлечения, человек приходил и смотрел в телефоне сериал, «Тик-Ток» или Фейсбук, то теперь вызывает раздражение, когда на интернет повесили другие функции: образование, здравоохранение и так далее.
— А поскольку государство является носителем идеологии цифровизации, то и оно раздражает?
— Государство не может игнорировать цифру. Государство — это контроль. Если цифры становится больше, государство приходит, чтобы установить над ней контроль.
— Оно пытается с ее помощью поставить все под контроль.
— Совершенно верно. То есть выстраивается новая система на основе уже цифрового взаимодействия с людьми. А людям это не нравится. Если раньше человек наслаждался тем, что ему звонил его внук, которого он не видел сто лет, то сейчас ему звонит внук и говорит: «Давай сделаем домашнее задание».
— Это ударит по рейтингам ЕР?
— Рейтинги власти будут очень сильно меняться в зависимости от поведения. А действия, решения при этом перенесены на региональный уровень. То есть от действий губернаторов будет сильно зависеть результат. А они не могут прогнозировать внешние события и на них повлиять с точки зрения списочного состава, поэтому они будут «топить» за одномандатные округа. Значение одномандатных округов для «Единой России» резко выросло. Соответственно шансы прохождения других партий по округам резко падают.
Огромное значение приобретает борьба за представительство в законодательных собраниях регионов. Как мы уже обсуждали, происходит перенос ответственности на региональный уровень. Роль депутата в регионе вырастает. А это выборы в 39 регионах. И подросшие контрэлитные группы влияния будут бороться за этот приз.
В этом сезоне борьба пойдет за тех, кто уходит от парламентских партий. Ищет новое. Идет голосовать для того, чтобы привлечь внимание к своему личному запросу. И тут игра для любой новой партии заключается в том, чтобы уметь с этим работать. И хорошо отстраиваться от других партий, малых и новых. Это основная стратегическая задача. В следующей Госдуме мы увидим много новых лиц, это точно.
