У «Эшелона на Самарканд» мастерски сконструированный сюжет. В центр повествования автор поместила мужчину и женщину, в этот раз не став отягощать их отношения непримиримыми противоречиями, которые пришлось так мучительно преодолевать на пути к обретению друг друга главным героям ее первого романа: репрессированной крестьянке Зулейхе и чекисту Ивану Игнатову. Но от этого задача, стоящая перед начальником эшелона Деевым и комиссаром по фамилии Белая, не становится легче. Гузель Яхина вверяет им человеческие жизни, которые те должны сохранить на пути из пункта А в пункт Б. И сразу программирует препятствие — оно вскоре должно возникнуть на их пути: запас еды ограничен, начальнику эшелона, комиссару и их подопечным грозит голод. Стоит главным героям преодолеть одно препятствие, как перед ними возникает другое — автор держит читателя в напряжении: довезут Деев и Белая детей до благословенного Самарканда или не довезут, а если все-таки довезут, то сколько их к тому времени останется в живых.
Сюжетная основа романа настолько совершенна, что в какой-то момент начинает проступать сквозь словесную ткань, и даже не слишком опытный читатель уже может предсказать, в какую сторону будет развиваться действие. Повествование в «Эшелоне на Самарканд» словно движется по тем самым рельсам, что автор уже проложила при написании первого романа — «Зулейха открывает глаза». И здесь Яхина демонстрирует выучку сценариста. Его сверхзадача — создать вечный сюжет: повествовательный механизм, который будет бесконечно расширять свою аудиторию за счет помещения ее в пространство, существующее по известным ему законам. Когда такой механизм создан, автору остается только бесконечно воспроизводить его во все более совершенном виде. Поэтому Деев так похож на Ивана Игнатова, а Белая — на полную противоположность Зулейхи, материализовавшуюся в сериале в образе разухабистой Настасьи Котельниковой.
«Смерть подсела в эшелон уже давно, зайцем. Выждала немного, усыпляя бдительность командира, а после начала забирать детей. Сначала обернулась голодным истощением и забрала лежачих. Теперь превратилась в холеру и забирает больных. Сегодня похоронили четверых. Это больше, чем вчера. А вчера было — больше, чем предыдущим днем. Что же будет после?»
«Эшелон на Самарканд» снова погружает нас в реальность нарождающегося советского государства; Гузель Яхина чувствует себя в ней необычайно уверенно. По каким-то внутренним причинам она глубоко погружена в то историческое время и убедительно воссоздает его на страницах своих книг. У нее есть дар проникать в логику советской реальности, которая чем дальше от нас становится, тем более противоречивой воспринимается. Яхина говорит с читателем, словно пришелец из тех времен: это еще один ее дар. Но она возвращается и возвращает нас в тот исторический период, не только чтобы изжить его трагический опыт. Вместе с ней мы погружаемся в особенное, присущее исключительно тому времени состояние счастья. Счастья не только от близости земного рая: казалось, еще немного и он будет совсем рядом, но и в силу отрешенности от сиюминутного в стремлении к великой цели: когда все разом делают сверхусилия и все вместе совершают захватывающий дух рывок.
