Первое, на что обращаешь внимание при чтении «Узкого коридора»: нам доступно знание о невообразимом множестве государственных практик, но, увы, количество этих знаний не переходит в качество государственного управления. Каким-то государствам удается только приблизиться к идеалу, когда, с одной стороны, нет хаоса и войны всех против всех, с другой — государство не вводит тотальное ограничение экономических и гражданских свобод, и его структуры действуют не в собственных интересах, а в интересах живущих в нем людей. Это и в самом деле парадокс. Мы находимся в точке максимального информационного насыщения, можем легко найти информацию почти о любом историческом периоде и проанализировать ее, что и демонстрируют всеведущие авторы «Узкого коридора», с легкостью перескакивая из одной эпохи в другую и с не меньшей легкостью перемещаясь в географическом пространстве. Но каков практический эффект от этого? Почти нулевой.
Авторы пишут, пользуясь общепринятой метафорой Томаса Гоббса о необходимости обуздать Левиафан — чудовище, которое общество порождает, чтобы защититься от внутренней и внешней агрессии, и неизбежно оказывается под его давлением. Набравший в силу необходимости мощь Левиафан рано или поздно обращает ее на тех, кто его породил и является для него источником интеллектуальных и материальных ресурсов. Если общество не прилагает усилий, чтобы его обуздать, оно обречено стать его жертвой. Еще один парадокс человеческого жизнеустройства: ни один из придуманных людьми государственных институтов не работает во благо общества сам по себе, он нуждается в постоянном контроле и системе сдержек и противовесов. Породив Левиафана, общество должно озаботиться еще и тем, чтобы завести контр-Левиафана, чьим единственным назначением стало бы ограничение Левиафана изначального, и следить за тем, чтобы они были равны по силам, иначе один из них воспользуется случаем и подчинит себе другого.
Советскому Союзу удалось организовать экономику таким образом, чтобы у государства была возможность вливать людские ресурсы и огромные материальные и финансовые инвестиции в тяжелую промышленность и военные технологии, а впоследствии и в космическую гонку. И все же СССР не смог создать достаточно инноваций и повысить производительность настолько, чтобы удержать экономику от стагнации и в конце концов от развала
Однако даже создание этой двусоставной конструкции не избавляет от опасности, и ее приходится постоянно усложнять, порождая все новых чудовищ, которые однажды договариваются друг с другом и делят между собой зоны влияния. Но эта система тоже неустойчива и может обрушиться в любой момент. Между тем люди нуждаются лишь в таком общественном устройстве, при котором тратили бы как можно меньше усилий на физическое выживание, на противостояние государственной системе и больше всего — на реализацию заложенного в них созидательного потенциала, масштабы которого мы даже не можем себе представить, поскольку до сих пор он проявлялся лишь в экстремальных ситуациях, когда человечество шло на технологический прорыв, как правило не осознавая до конца, зачем тот ему нужен. Приходится признать, что основы жизни и государственного устройства по-прежнему, как и тысячи лет назад, противоречивы и иррациональны.
