И в этом смысле на первый взгляд кажется, что употребление такого термина по отношению к Украине не совсем корректно. Неонацизм в этой стране представлен не столь значительно, как нацизм в Германии. Он не является государственной идеологией и не представлен в качестве политической платформы в парламенте.

Однако в то же время публичная власть никогда не стремилась к явному его отрицанию. Достаточно сравнить аналогичное явление в РФ в виде отношения к генералу Власову и РОА (Русской освободительной армии, которую он возглавлял). Власов в России предатель, и невозможно представить шествие его сторонников по Тверской улице в Москве.

Да и сама идеология украинского «неонацизма» размыта. То, что проповедуется разномастными ультраправыми группами в современной Украине, неразрывно связано с понятием «украинского интегрального национализма» (подробнее об этом см. "Как зарождался и вырождался украинский национализм")

В нынешнем виде эта идеология представляет собой гремучую смесь из героизации Степана Бандеры, Романа Шухевича, чей сын Юрий (жив до сих пор) был главным организатором вполне легальной УНА‒УНСО, романтизации кровавого наследия ОУН и УПА (запрещены в России), отрицания советского прошлого, дошедшего до явной ревизии исторической памяти, экстремального консерватизма, юдофобии, шовинизма и ксенофобии, а также навязчивую идею о том, что главным экзистенциальным врагом Украины является Россия или СССР как ее историческое воплощение.

Как показывали «ленинопады» и массовые переименования улиц, антикоммунизм для националистов — это в первую очередь борьба с общим с русскими прошлым. Например, Голодомор, в основном признаваемый российскими историками за преступную халатность сталинской верхушки, смотревших на население сквозь призму классовых отношений, на Украине носит сугубо этнический характер. Хлеб и прочее продовольствие у украинского населения (заметим, между прочим, что и у собственно русского, и казахского) отнимали большевики, которые, однако, согласно официальной позиции киевских властей, имели русское происхождение.

Нельзя точно сказать, что эти идеи разделяют широкие слои населения. Однако их популярность в маргинальных кругах растет, особенно после начала конфликта в Донбассе в 2014 году. Добровольческие неонацистские батальоны влились в структуры ВСУ и берут идеологическое шефство над обычными солдатами. Но главное, что эти идеи переплетаются с официальным политическим курсом Киева, отражаются и в законе о языке, и в закреплении нацисткой символики, и в почитании бандеровцев. А с трибун и в телешоу звучат уже и более жесткие идеи — о концлагерях для жителей востока или о крайнем радикализме для задач построения нации.

Те же лидеры ультраправых и неонацистских группировок регулярно получают слово в медиа, хотя не имеют ни депутатской корочки, ни чиновничьего портфеля. Зато они основательно перетряхнули Минобороны и кадры ВСУ. Именно поэтому украинская армия вряд ли станет нашим посредником в вопросе денацификации. Только озлобленным противником.

Они существуют

Украинцы часто задают сакраментальный вопрос: где вы видели в Украине нацистов? При должном любопытстве любая поисковая программа или видеохостинг в несколько кликов выдаст сотни видео с шествиями украинских ультраправых с нацистской символикой и под калькированные с европейских фашистов и отечественных бандеровцев лозунги «Слава нации, смерть врагам» или «Украина понад усе», «Единая страна, единое государство, единая нация!» (прямая аллюзия на нацистский лозунг Ein Volk, ein Reich, ein Führer)

Считали отдельные украинские группировки неонацистскими и американцы в недавнем прошлом. Еще в 2015 году Конгресс официально запретил использовать средства департамента обороны для предоставления оружия, обучения или другой поддержки «Азову» (запрещен в России) именно из-за того, что это подразделение Вооруженных сил Украины находится под контролем неонацистов. В Конгрессе его назвали «омерзительным нацистским формированием».

Собственно, азовцы ничего не скрывают. Андрей Билецкий, командир полка «Азов» и экс-депутат Верховной рады публично заявил: «Историческая миссия нашей нации в этот критический момент — возглавить и повести за собой Белые Народы всего мира в последний крестовый поход за ее существование. Поход против возглавляемого семитами недочеловечества».

Сами воины «Азова» имеют атрибутику с видоизмененной свастикой —  это вольфсангель, в переводе с немецкого — «волчий крюк». В нацистской Германии его носила 2-я танковая дивизия СС «Дас Райх». Впрочем все ультраправые организации страны так или иначе заигрывают с нацисткой символикой. В любом их офисе можно встретить и полноценную фашистскую свастику.

Среди украинских националистов велика доля сторонников неонацизма и «белого превосходства». Его представители открыто героизируют коллаборантов и военных преступников. Ксенофобия и антисемитизм, культ насилия и вождизм, воспевание «традиций предков», популярность мистических учений, неприятие диссидентов, почитание «крови и почвы», элитаризм и популизм — все это роднит идеологию современных украинских националистов и убеждения автора «Майн кампф».

В отчете Freedom House о ситуации в Украине за 2021 год упоминаются регулярные нападения на журналистов, активистов и оппозиционных политиков, на которые полиция не реагирует. Беженцы из Донбасса внутри страны постоянно сталкиваются с препятствиями при попытках проголосовать на выборах. Выражение инакомыслия в СМИ и соцсетях зачастую приводят к открытому насилию в отношении «диссидентов». Еврейские кладбища регулярно подвергаются нападениям вандалов.

Современный неонацизм в Украине существует в виде нескольких течений правых радикалов, которые пока не могут объединиться организационно, преодолеть идеологические противоречия и открыто навязать свою идеологию государству. Но их влияние на украинских силовиков пугающе высокое и создает вполне реальные риски прихода неонацистов к власти в будущем при изменении политической конъюнктуры.

Так почему украинский обыватель не замечает свой неонацизм? Замечает, но оправдывает и недооценивает. Чтят Бандеру и переименовывают в честь него улицы? Так это про хороший национализм и любовь к стране. Законы против русского языка? Так это мы нацию строим. Валят памятники Ленину и бьют ветеранов? Разве это нацизм? Это про освобождение от коммунистического прошлого и путь в Европу.

Радикалы остаются вне зоны принятия общества, но все же своими, доморощенными. Весьма серьезно такому снисходительному отношению способствует и политическая сфера.

Электоральные маргиналы

В политической жизни Украины украинский национализм играет особую роль. Его представляют десятки мелких партий и движений, лидеры которых постоянно то заключают альянсы между собой, то переходят от сотрудничества к открытой войне. Они не пользуются популярностью у народа, но часть политического истеблишмента Украины срослась с правыми радикалам.

В начале 1990-х украинские социологи выяснили, что почти 60% их сограждан не имеют каких-либо предпочтений в области идеологии. За последующие десятилетия ситуация почти не изменилась. В 2017 году 55% украинцев посчитали себя идеологически нейтральными. Приблизительно 18% придерживались левой ориентации. На долю как либералов, так и «зеленых» приходится 1‒2%. Количество «чистых» националистов (то есть условных «бандеровцев») за первые три года после Евромайдана удвоилось: выросло с 2 до 4%. Аналогичным образом выросла и доля национал-демократов, сочетающих национализм с либеральными ценностями (до 15%).

В период 1998‒2012 годов в Верховной раде в принципе отсутствовали депутаты-националисты. На парламентских выборах 2014 года партию «Свобода» поддержали только 4,71% избирателей при голосовании по общенациональным спискам. На президентских выборах того же года лидер «Свободы» Олег Тягнибок получил 1,16% голосов, а глава «Правого сектора» (запрещен в России) Дмитрий Ярош — 0,7%.

Однако проблема есть и очень серьезная. Более центристские, а поэтому более «респектабельные» в глазах электората партии, по сути, взяли на себя часть повестки националистов. Со времен Евромайдана публичная власть ни разу не осуждала националистические акции, многочисленные факельные шествия, а отчасти даже сделала это частью идеологии: отказ от Дня Победы в его традиционном понимании, виктимизация исторической памяти через целый культурный комплекс, связанный с почитанием жертв Голодомора, в конце концов, именно официальные власти санкционируют многочисленные переименования улиц и снос памятников.

В 2018 году «Свобода», «Организация украинских националистов» (запрещена в России), «Съезд украинских националистов», «Правый сектор» и С14 выдвинули единого кандидата на выборах президента. В итоге в январе 2019 года «наци-кандидат» Руслан Кошулинский набрал 1,6% голосов. Попытка реванша на выборах в Верховную раду также закончилась громким провалом. Коалиция «Свободы», «Правого сектора», «Правительственной инициативы Яроша» и «Национального корпуса» получила лишь 2,15%.

Электоральные успехи правых радикалов традиционно носили локальный характер и по большей части относятся к периоду «нулевых» годов. При этом даже на территории Западной Украины они не обладают действительно высокой поддержкой. В ходе выборов в Верховную раду на Львовщине в 2019 году «Свобода» получила всего 5,36% голосов, а более умеренная «Самопомощь» —  2,89%.

В ходе выборов в Львовский областной совет «Самопомощь», «Свобода», «Народный рух Украины» и «Украинская галицкая партия» получили вместе только 27 мандатов из 94. Для сравнения: одна лишь «Европейская солидарность» (бывший «Блок Петра Порошенко») получила 28 мест в региональном парламенте.

Но нельзя исключать, что низкий уровень популярности ультраправых среди избирателей обусловлен еще и тем, что мейнстримные партии присвоили себе часть их политической программы. Героизация украинских националистов, декоммунизация, квотирование использования русского языка — все это давно уже взято на вооружение респектабельными политиками, публично осуждающими неонацизм. Только они предлагают не воевать и вешать, а надеть костюм поверх вышиванки и строить новую нацию — но только с теми, кто согласен забыть, что он русский, еврей или донецкий и будет называть себя исключительно украинцем.

Любой кошмар за ваши деньги

При таком уровне электоральной поддержки для правых радикалов оставался только один путь во власть — через двери приемных «уважаемых людей». Радикалы выполняют «грязную работу», запугивают журналистов и гражданских активистов, участвуют в разгоне акций протеста или сами их организуют. Эти факты неоднократно отражались в отчетах Human Rights Watch, Amnesty International и Freedom House.

Во многих городах их привлекают для формирования вспомогательных подразделений, действующих совместно с полицией. Характерный пример — «дружины» партии «Национальный корпус», созданной первым командиром полка «Азов».

И в то же время правые радикалы играют роль пугала для обывателя: кадры с факельных шествий неонацистов естественным образом подталкивают большинство украинцев голосовать за умеренные партии, невзирая на рост цен и коммунальных тарифов.

Лидеров радикалов допускают во власть, но, как правило, довольно неохотно и на короткий период. «Золотым веком» для украинских неонацистов в этом плане стали первые месяцы после «Евромайдана». Достаточно вспомнить, что в начале 2014 года в состав временного правительства Арсения Яценюка вошли сразу четыре члена партии «Свобода». Однако радикалов достаточно быстро удалили на «галерку» политического театра.

В нынешнем кабинете Владимира Зеленского много юристов и бизнесменов, есть внук Героя Советского Союза и бывший кавээнщик, но нет ни одного человека, напрямую относящегося к ультраправым. В симпатиях к радикальным националистам можно заподозрить разве что Юлию Лапутину — министра по делам ветеранов.

Ситуацию с зачисткой неонацистов в украинском обществе осложняет то, что по большому счету они слабо институционализированы. Ныне существующие объединения правых радикалов отличает рыхлая структура и высокая неустойчивость. Последнее во многом связано с традицией украинских националистов отчаянно бороться за власть с внутренними противниками даже в случае острого кризиса.

Кроме того, в рядах ультраправых организаций множество политических прагматиков, для которых участие в движении представляет собой не более чем карьерный трамплин. Примером такой политической гибкости может служить депутат Верховной рады Илья Кива, которого многие в России воспринимают как борца с ультраправыми. В прошлом он был главой полтавского центра «Правого сектора» и советником министра внутренних дел Арсена Авакова. И это не помешало ему в итоге баллотироваться в парламент по спискам «Оппозиционной платформы —  За жизнь».

Расказаченные добробаты

Особую роль украинские неонацисты заняли внутри структур ВСУ.

Мелкие националистические организации военизированного типа начали возникать на Западной Украине еще в 1990-е годы, и некоторые их члены даже успели принять участие в боевых действиях в Чечне на стороне боевиков. Несмотря на то что масштабное участие украинских националистов в боевых действиях в Чечне, по всей видимости, является преувеличением, однако их героизация налицо: во Львове есть улица Дудаева. Впоследствии часть из них влилась в парамилитаристские структуры, обеспечивавшие интересы элитных групп либо криминального бизнеса.

Вместе с футбольными ультрас члены националистических группировок сформировали хребет силовой инфраструктуры Евромайдана, а затем значительная их часть выразила готовность принять участие в войне в Донбассе. На тот момент это была «дикая вольница». Здесь были и восторженные энтузиасты Майдана. И идейные неонацисты. И преступники, насильники, садисты. Впервые всех их объединили события 2 мая в Одессе, где все перечисленные группы принимали активное участие в погроме сторонников Антимайдана и поджоге Дома профсоюзов.

При ВСУ были созданы 32 батальона территориальной обороны, впоследствии ставшие обычными стрелковыми подразделениями. Одновременно были сформированы батальоны, приданные войскам Нацгвардии (их количество в итоге достигло 33). Некоторые подразделения, включая отряды «Правого сектора» или ОУН, и вовсе подчинялись Киеву только на бумаге.

Бойцы добробатов были, как правило, весьма мотивированы, но уровень их подготовки и дисциплины оставлял желать лучшего. Осенью 2014 года, после многочисленных жалоб на преступления в отношении мирного населения, был расформирован батальон «Шахтерск». Из «незапятнанных» бойцов тогда сформировали роту «Торнадо», чтобы менее чем через год властям пришлось возбудить уголовное дело уже против руководства нового подразделения, обвиняемого в похищениях, пытках, изнасилованиях. Попытка привлечь «торнадовцев» к ответственности едва не закончилась военным мятежом, однако в итоге злополучное подразделение было расформировано.

В докладе Управления верховного комиссара ООН по правам человека четко зафиксировано, что преступления военных под «жовто-блакитным прапором» против мирного населения носили массовый характер. Разграбление частного имущества, похищения мирных жителей, применение пыток и истязание пленных, карательные операции в отношении заподозренных в «симпатиях к сепарам» — все это стало почти неотъемлемой частью быта добробатов на линии фронта и в ближайшем тылу.

Уголовные история добровольческих батальонов положили конец их «дикому» существованию. Власти заявили, что на линии фронта должны остаться только батальоны, официально включенные в состав ВСУ или Нацгвардии (то есть МВД). К числу подразделений первого типа относится штурмовой полк «Айдар», ко второму — полк «Азов». Процесс вывода «дикарей» затянулся до 2018 года.

Некоторые подразделения, такие как отдельный батальон «Аратта» (подчинявшийся руководству запрещенного в России «Правого сектора»), были разоружены сотрудниками СБУ при помощи спецназа МВД. К 2019 году также перестали существовать многочисленные добробаты, комплектуемые исключительно по добровольческому принципу.

Общая численность разнообразных добробатов (точнее, их наследников) в структуре ВСУ и Нацгвардии точно неизвестна. Она может составлять ориентировочно 15‒30 тыс. человек. Для сравнения: Нацгвардия на момент начала спецоперации насчитывала около 60 тыс. бойцов, ВСУ — 200 тыс.

Личный состав «именных» батальонов в целом хорошо подготовлен и имеет богатый боевой опыт. Уровень управляемости этих войск в значительной степени вырос. Однако в целом они не имеют очевидных преимуществ перед прочими подразделениями ВСУ.

В свете опыта прошлого

Можно ли решать задачу «денацификации», используя опыт Второй мировой войны? Скорее, нам предстоит насытить этот термин новым содержанием после разрешения украинского конфликта.

В нацистской Германии НСДАП напрямую или косвенно контролировала все сферы жизни общества и обладала развитым бюрократическим аппаратом, результаты работы которого максимально затруднили для нацистов и их сторонников бегство от правосудия.

Украинским неонацистам такой уровень контроля, к счастью, был недосягаем.  Их роль можно определить, скорее, как положение кондотьера на службе у разных групп элиты. Ультраправые — это инструмент террора, используемый украинским истеблишментом для запугивания политических оппонентов и манипуляцией общественным сознанием.

На Украине нет господствующей неонацистской партии и связанной с нею сети общественных организаций, охватывающих широкие массы населения. Неонацисты сумели сформировать лишь россыпь мелких партий и движений, периодически вступающих в ситуативные альянсы и с легкостью разрывающих их.

Именно относительная слабость, низкая степень институциональной оформленности мешают использовать в случае Украины опыт избавления Германии от наследия «коричневой чумы». В первую очередь за счет того, что отсутствие бюрократической машины «официального нацизма», ассоциирующейся с «третьим рейхом», создает иллюзию демократии. У общества возникает ложное ощущение, что ультраправые находятся под контролем государства и неспособны завладеть аппаратом.

Обыватели, впрочем, упускают из виду, как формально демократические партии начинают на законодательном уровне поддерживать реабилитацию ультраправых и их идейного наследия. Как силовые структуры все более насыщаются идейными «бандеровцами». Как при попустительстве и даже прямой поддержке властей давят не только политическую оппозицию, но и в принципе любых инакомыслящих.

Фактически мы наблюдали в Украине в последние годы постепенный переход к ультраправому государству. Можно сколько угодно заявлять, что Владимир Зеленский — еврей. Эрхард Мильх тоже был на половину евреем, но это не помешало ему верой и правдой служить рейху, став военных преступником. В вермахте служило около 150 тыс. «мишленге», в том числе с еврейскими корнями, но никто из них не поднял оружия в защиту жертв Аушвица.

Сейчас ультраправые не занимают доминирующего положения в украинском политикуме. Но точно также НСДАП до начала кризиса 1929 года представлялось многим немцам кучкой политических маргиналов. История ничему не учит. Но всегда наказывает за незнание урока.