Многие годы российские финансовые власти при принятии решений ориентировались на некоего мифического иностранного инвестора. Под него создавались все институции: конвертируемость валюты, подключение страны к международным организациям обмена информации (финансовым переводам SWIFT, клиринговым центрам, обмену налоговой информацией и т. д.). Российский рынок пластиковых карт полностью был под контролем американских корпораций.
Еще лет десять назад российские регионы соревновались в размере накопленных иностранных инвестиций как в разрезе территорий, так и на душу населения. Российский Минфин гордился долей нерезидентов на рынке ОФЗ, занимая рубли под двузначные ставки, при этом отдавая заработанные страной евро и доллары в рост под 2‒3%. Наши власти направо и налево подписывали соглашения об избежании двойного налогообложения со всеми офшорными помойками в мире. Проводились «структурные» и «институциональные» реформы, в результате которых 20% акций «Роснефти» оказались в собственности BP, 40% акций Сбербанка — у нерезидентов, контроль над десятком ключевых промышленных и инфраструктурных предприятий — у европейцев: АвтоВАЗ, «ИжАвто», несколько электростанций в стратегических регионах и т. д.
Под иностранного инвестора создавались тепличные условия: хронически высокая ключевая ставка должна была сделать привлекательным рынок облигаций и «нивелировать страновые риски». Эта же ставка давала конкурентное преимущество инвесторам из Европы, США и Японии, которые могли привлекать супердешевые деньги у себя на родине и строить здесь предприятия. То, что разрушается отечественная промышленность, не имеющая такого же доступного дешевого финансирования, финансовые власти не волновало: их позицию можно охарактеризовать словами Егора Гайдара: «Кризис лечит. А кто не лечится, тот погибает».
Этот иностранный инвестор, буквально волшебник, должен был прийти в нашу страну построить здесь заводы, самолеты, дороги, восстановить ЖКХ. Но что-то пошло не так. Иностранный инвестор пришел, но в основной своей массе либо брал то, что построено советской властью, либо приходил в «паразитарные» сектора экономики — торговлю и услуги. А самым популярным видом иностранного бизнеса в России стал «кэрри трейд» — занять у себя на родине под 2% и выдать российскому Минфину под 10%.
Тридцатилетняя интеграция с иностранными капиталом, которую справедливо назвать офшоризацией российской экономики, закончилась одномоментно. Заморозка активов ЦБР и отключение SWIFT крупнейшим банкам оказались крайне болезненными мерами для российской экспортно ориентированной экономики. Удар был нанесен не только по государству и компаниям, но и лично по бизнесменам: арест собственности, запрет на въезд и т. д.
В ответ в России были заморожены активы нерезидентов на Московской бирже, введен заперт на получение дивидендов и купонов. Кроме того, российский ЦБ вначале остановил торговлю на бирже, а потом и поддержал национальный рынок облигаций, тем самым не допустив коллапса российской банковской системы. Не был раздавлен российский рынок акций. Российский Минфин, несмотря на препоны, обслуживает внешний долг, сохраняя статус надежного заемщика. ЦБ агрессивно снижает ставку после банковской паники. Курс рубля укрепляется до многолетних максимумов.
Однако самое главное, что было сделано, — российским финансовым властям пришлось перекрыть шлюзы оттока капиталов из России и отключить страну от внешнего финансового контура. В мирное время такое сделать было невозможно.
Долги развитых стран достигли неприличных размеров, и во многих государствах (США, Греция, Италия, Франция, Япония) превысили 100% ВВП. Обслуживать такой долг можно только по нулевым ставкам. Однако инфляция доллара, евро уже к лету будет двузначной. В ответ очень резко подорожают новые заимствования. ФРС и ЕЦБ при такой инфляции прекратят печать новых денег и станут ужесточать денежно кредитную политику. Если они этого не сделают, рынки капиталов начнут схлопываться, однако при этом инфляция продолжит разгоняться. Развитый мир погрузится в пучину долгового и острейшего финансового кризиса.
Традиционно во время кризиса на Западе массовый отток капитала из России приводил к панике на валютной и фондовой бирже, увеличивал инфляцию рубля, резко подавлял реальные инвестиции в развитие российской экономики. Все это приводило к падению реальных доходов населения и росту безработицы. Однако после перекрытия шлюзов все это будет носить ограниченный характер. Единственный макроэкономический параметр, который действительно важен в таких условиях, — размер торгового баланса, то есть стоимость и объем товаров, которые наша страна экспортирует.
Российский бизнес, привыкший хранить деньги в Лондоне или Нью-Йорке, в основной своей массе теперь там изгой. Держать активы и средства в офшорах с английским правом не менее опасно. Средства, вывезенные из России за последние тридцать лет, начинают репатриироваться. Отток капитала прекратился: вывозить его просто некуда — отберут. Лежать мертвым грузом, сгорая в инфляции, эти деньги в России вряд ли будут. И этот огромный ресурс будет использован. Есть надежда, что наконец-то для строительства своих заводов, пароходов, самолетов, дорог.
За возникновение этой опции хотя бы сейчас стоит сказать спасибо Эльвире Набиуллиной, но не забыть и про Байдена с компанией.
