Внешне Чехов в «Дяде Жорже» остается узнаваемым. Персонажи пьесы, синтезированной из «Дяди Вани» и его предтечи — «Лешего», на сцене Театра сатиры делают ровно то же самое, что чеховские герои в других театрах: сидят за столом, пьют, едят и привычно выясняют друг с другом отношения. Что делает Сергей Газаров, чтобы превратить Чехова в «своего» автора? То же самое, что он когда-то сделал с персонажами гоголевского «Ревизора» и булгаковского «Полоумного Журдена» на сцене Театра Олега Табакова: добавляет им экспрессии. Мы застаем чеховских персонажей в этакий момент гормонального взрыва — когда они набрасываются друг на друга по самым разным поводам. Сексуальное напряжение в отношениях между мужчинами и женщинами зашкаливает. До какого-то момента те и другие словно бы дремлют, но появляется роковая женщина Елена Андреевна (Александра Мареева), и все пробуждаются, вступая в отчаянное соперничество, опасное и захватывающее, как танец на краю бездны.
Лагутин
Воплощение мужской сексуальной энергии, бьющей через край, — Игорь Лагутин. Его персонаж, которого Чехов назвал Федором Ивановичем, существует только в «Лешем»; в «Дяде Ване» он исчезает. Если в «Лешем» главный герой кончает жизнь самоубийством, то в «Дяде Ване» он неудачно пытается убить профессора Серебрякова. Чтобы изменить схему развития сюжета, Чехову понадобилось в числе прочего поступиться Федором Ивановичем — персонажем, создающим в пьесе избыточное напряжение, которое не может не разрешиться трагически. В отличие от всех чеховских персонажей он наделен волей, решительностью и удачей. Из всех мужчин, чье сердце покорила Елена Андреевна, он единственный, кто идет к своей цели напрямую. Это олицетворение мужской воли и жажды действия. Федор Иванович слишком контрастирует с остальными героями Чехова — неудачниками, растрачивающими жизнь в погоне за призрачными целями. Они старательно изображают хороших людей, но стоит столкнуться с серьезным препятствием, как их слабоволие превращает их в негодяев.
Дядя Жорж — еще один человек воли в первоначальной версии «Дяди Вани». Его заблуждение заключается в том, что он создает себе кумира и направляет все свои силы на служение ему. А когда становится ясно, что кумир ложный, не пытается его низвергнуть, а обращает вспыхнувшую в нем разрушительную энергию на самого себя. Несколько лет понадобилось Чехову, чтобы понять, как нужно изменить пьесу, чтобы превратить ее в шедевр. Все до одного ее персонажи должны оказываться не в том месте, не в нужное время или двигаться к ложной цели, которая, даже если им однажды удастся ее достигнуть, разочарует их. Главный герой пьесы стреляет не в себя самого (в этом случае промахнуться было бы трудно), а в обидчика — и не попадает в него. Этот ход и сделал пьесу Чехова общепризнанной вершиной мировой драматургии. Тогда как «Леший» если и вспоминается, то только в связи со своим гениальным автором. Эта пьеса навсегда осталась наброском, предшествовавшим появлению шедевра, которым бредят едва ли не все режиссеры мира.
