От политического привкуса коллизий вокруг КТК избавиться сложно. Ведь они стали частью череды событий, которые трудно трактовать иначе, как явное подмораживание отношений России с Казахстаном в последние месяцы.

Раздвоение личности

С одной стороны, за минувшие четыре месяца Токаев дважды побывал в России. Сначала он принял участие в майском саммите ОДКБ, а затем в юбилейном Петербургском международном экономическом форуме в июне. Более того, еще в конце марта президент дал поручение создать в Казахстане режим благоприятствования для российских бизнесменов. А на платформе ЕАЭС выступил с инициативой о создании условий для релокации в Казахстан иностранных компаний, уходящих из России.

Еще один шаг, который трудно счесть дружественным в отношении России, — однозначная позиция по препятствованию параллельному
импорту санкционных товаров через территорию Казахстана

«Конфликт России и Украины к Казахстану никакого отношения не имеет, — заявил в марте заместитель министра обороны РК Султан Камалетдинов. — Мы не поддерживаем ни ту ни другую сторону. В этом плане никаких вопросов быть не может». Воздержался Казахстан и при голосовании в Генеральной Ассамблее ООН по двум резолюциям, осуждающим действия Москвы на Украине.

С другой стороны, в то время как в Алма-Ате спокойно проходили проукраинские митинги, власти Казахстана откровенно признавались, что будут соблюдать санкционный режим против России и столь же откровенно препятствовали работе российского бизнеса. Жалобы на то, что россияне сталкиваются с огромными трудностями, даже когда хотят открыть банковский счет или оформить ИИН для иностранцев, стали общим местом в профессиональных кругах с начала СВО и санкционной войны.

Нур-Султан решил не только не проводить парада на 9 мая, но и сделал несколько публичных реверансов в сторону Европы.

Четвертого июля между Токаевым и Шарлем Мишелем, президентом Европейского совета, состоялся телефонный разговор. Согласно сообщению пресс-службы казахстанского лидера, Токаев подчеркнул, что «Казахстан мог бы внести свой вклад, играя роль своего рода “буферного рынка” между Востоком и Западом, Югом и Севером». А также заверил европейского чиновника, что Казахстан «готов использовать свой углеводородный потенциал с целью стабилизации ситуации на мировых и европейских рынках».

Столь же показательной была встреча 8 июня лидера республики с руководителями транснациональных компаний, глубоко интегрированных в экономику Казахстана (речь идет о Chevron, Exxon Mobil, Cameco и Condor Petroleum). На ней, в частности, обсуждались альтернативные маршруты транспортировки казахстанской нефти.

Наконец, не слишком вежливыми — если не сказать дерзкими, учитывая колоссальный дипломатический опыт руководителя Казахстана, — оказался ответ Токаева на вопрос о возможности признания его страной ДНР и ЛНР. На пленарной сессии ПМЭФ в присутствии Владимира Путина Токаев заявил: «Если право наций на самоопределение будет реализовано… это приведет к хаосу… По этой причине мы не признаем ни Тайвань, ни Косово, ни Южную Осетию, ни Абхазию. И, по всей видимости, этот принцип будет применен и в отношении квазигосударственных территорий, коими, на наш взгляд, являются Луганск и Донецк».

И это не говоря уже о сигналах, которые были посланы Нур-Султаном Пекину. За минувшие четыре месяца Токаев принял у себя министра обороны КНР Вэй Фэнхэ, министра иностранных дел Ван И, а также генсека Шанхайской организации сотрудничества Чжан Мина.

Вдобавок к этому Шахрат Нурышев, посол Казахстана в Китае, на следующий день после выступления Токаева на ПМЭФ дал любопытное интервью китайским журналистам. В нем он признался, что основным экономическим и политическим партнером страны является Китай. А ШОС и «Один пояс — один путь» назвал главными организациями для экономического и военно-политического развития Казахстана.

Еще один шаг в отношении России, который трудно счесть дружественным, — однозначная позиция наших соседей по препятствованию параллельному импорту санкционных товаров через территорию Казахстана.

Как заметил в беседе с «Экспертом» Александр Князев, ведущий научный сотрудник Центра евроазиатских исследований ИМИ МГИМО, «не думаю, что было бы правильно говорить сейчас о каком-то сдвиге Казахстана в сторону от России. Скорее можно говорить о некоем импульсивном поиске необходимого баланса, я бы сказал, о судорогах многовекторности».

Сам у себя миноритарий

Постоянные оглядки на западных и китайских партнеров во внешней политике Казахстана — следствие ограниченного экономического суверенитета нашего южного соседа, сделавшего ставку в развитии своего недюжинного минерально-сырьевого комплекса на иностранцев.

Значительная часть доходов от экспорта сырья выводится из страны в форме инвестиционных доходов иностранных инвесторов. Например, по итогам 2020 года вывоз капитала (порядка 14,9 млрд долларов) из Казахстана полностью нивелировал его положительный торговый баланс. С торговым балансом тоже интересно. Если «доходная» его часть формируется, понятно, благодаря ресурсным богатствам, то в «расходной» оказался большой объем импорта услуг (порядка 8 млрд долларов). И если 2,1 млрд долларов, потраченных на оплату транспортных услуг, выглядит оправданными (достаточно взглянуть на географическую карту), то 3,5 млрд, ушедших на «другие деловые услуги» (включая «профессиональные и консультационные в области управления» и «технические, связанные с торговлей и прочие деловые услуги»), вызывают вопросы: а нет ли тут сознательного завышения смет, знакомого нам по соглашениям о разделе продукции (СРП) в России?

Вопросы небезосновательные. В 1990-е годы власти Казахстана стали активно практиковать привлечение иностранных инвесторов в сырьевой сектор экономики на условиях СРП, в которых оговаривались весьма привлекательные положения, включая специальные налоговые режимы.

Конкретные условия деятельности крупнейших сырьевых инвесторов в Казахстане не вполне ясны, так как положения заключенных СРП, как правило, не оглашались и не публиковались.

Сейчас в рамках СРП действуют более 200 месторождений, по которым в каждом отдельном случае с иностранными корпорациями оговаривались условия работы в Казахстане и доля в получаемых прибылях.

Доля не слишком большая, если посмотреть на участие в отдельных проектах. Так, на очень крупном (до 3,1 млрд тонн начальных запасов) нефтяном месторождении Тенгиз национальный оператор «Казмунайгаз» имел долю в 20% (при участии в 50% американской Chevron, 25% — американской же ExxonMobil и 5% — «ЛУКойла»). Месторождение дает порядка 25 млн тонн добычи, из них лишь 5 млн тонн приходится на долю «Казмунайгаза».

На еще более крупном месторождении Кашаган (балансовые запасы 6 млрд тонн нефти, добыча в 2020 году — 15 млн тонн) «Казмунайгазу» досталось и вовсе 16,88%. Прочее подлили между собой итальянская Eni, французская Total, американская ExxonMobil и британская Shell (все по 16,81%), а также китайская CNPC (8,33%) и японская Inpex (7,56%).

И еще более впечатляющий показатель на крупном нефтегазовом месторождении Карачаганак (балансовые запасы нефти 1,2 млрд тонн, газа — 1,3 трлн кубометров). Здесь на «Казмунайгаз» пришлось всего 10%. Из примерно 10 млн тонн годовой нефтедобычи. Прочее поделили между собой Eni и Shell (по 29,25%) и Chevron (18%).

Таким образом, только эти три крупных проекта, фактически подконтрольные западным корпорациям, а не Казахстану, контролируют до 60% добычи и еще большую долю запасов нефти Казахстана.

Впрочем, не Западом единым. В 1997 году китайская нефтегазовая корпорация CNPC приобрела 66,7% акций казахстанского нефтегазодобывающего «Актобемунайгаз», позднее эта доля была увеличена до 84%.

Правда, условия здесь не столь чудесные, как для «белых господ». В отличие от проектов на Тенгизе и Карачаганаке, которые достались западным игрокам, руководство Казахстана прописало нормы о поставках нефти для переработки на внутренний рынок. В результате CNPC — единственная иностранная компания, которая поставляет нефть на все три НПЗ Казахстана по внутренним ценам.

Позже CNPC приобрела 100% в газонефтяном месторождении Северные Бузачи (218 млн тонн запасов), а также 67% компании PetroKazakhstan Inc. (33% добычных активов достались «Казмунайгазу»).

В 2004 году в Казахстан приходит китайская же Sinopec, получив доступ к месторождениям Сазанкурак, Мынтеке Южный и Междуреченское, Адайское и др.

В 2005 году приходит китайская CNODC, она получает контроль над Арысским месторождением.

Спецификой китайской экспансии стал приход помимо «профессиональных» нефтяников инвестиционных компаний: CITIC Group (месторождение Каражамбас), China Investment Corp. (приобрела 11% в «Разведка Добыча “Казмунайгаз”»). Эти сделки совершались при участии «Казмунайгаза», который становился, таким образом, партнером китайцев.

По той же схеме создания СП с «Казмунайгазом» продолжают свою экспансию и китайские нефтяники. CNPC получил 50% «Мангистаумунайгаза» (балансовые запасы — порядка 1,1 млрд тонн, добыча — свыше 6 млн тонн в год), а SINOPEC — 50% в Caspian Investments Resources (имела доли в месторождениях совокупным объемом запасов свыше 100 млн тонн).

В целом Казахстан оказался «миноритарием» на своих же собственных ресурсах. Если брать общие объемы, то свыше 70% казахстанской нефтедобычи находится в руках зарубежных компаний (США — около 30% всей добычи нефти, Китай — 18%, европейские компании — 17%).

Причем и особой выгоды от этой зависимости Казахстан не получил. Ни в качестве нефтяных доходов, ни косвенно — через доходы сотрудников и подрядных организаций. Так, если в России нефтянка — интересное по деньгам место для работы, то нефтедобыча Казахстана неоднократно становилась источником социального напряжения. И понятно почему. Так, в ноябре 2021 года стало известно, что средняя зарплата низового персонала «CNPC-Актобемунайгаз» составила 200 тыс. тенге (24 тыс. рублей), в подрядных организациях не редкость зарплаты в 90‒120 тыс. тенге (11‒15 тыс. рублей) в месяц.

Чуть позже, в декабре 2021 года, было уволено 39 тыс. сотрудников на Тенгизе. Как назвали это в компании — операторе проекта, «поэтапная демобилизация высвобождающейся рабочей силы».

Казахстан оказался миноритарием своих же собственных ресурсов. Свыше 70% казахстанской нефтедобычи находится в руках зарубежных компаний

Хозяева медной и прочих гор

В неуглеводородном сегменте экономики Казахстана важнейшие активы также под контролем либо иностранного капитала, либо местных магнатов, но при посредничестве иностранных структур.

Так, группа «Казахмыс» занимает лидирующие позиции в стране по добыче медных руд и производству меди (258 тыс. тонн), производству серебра (279 тонн, 51% от общеказахстанского производства), имеет активы в золотодобыче, угледобыче, электроэнергетике (три тепловые электростанции). Компания выходила на Лондонскую биржу, но в определенный момент у британцев возникли вопросы, кто же реально ею владеет. Формально — граждане Казахстана Владимир Ким и Эдуард Огай. По мнению британцев, все завязано на первого президента страны Нурсултана Назарбаева.

Компания решила перестать играть в публичность. Но довольно любопытным образом. «Зрелые» проекты, расположенные в традиционных центрах медной промышленности, были переданы в состав корпорации «Казахмыс». Все перспективные проекты, ориентированные на добычу сырья, оказались в составе KAZ Minerals PLC — зарегистрированной, конечно же, в Лондоне.

Другая крупная компания отрасли — «Казцинк», объединяющая горно-металлургические комплексы в Усть-Каменогорске и Риддере (цинк, свинец, медь), активы в области добычи золота, марганцевых руд, гидроэнергетики (на условиях долгосрочной концессии). Контрольный пакет принадлежит швейцарской Glencore International.

Усть-Каменогорский титано-магниевый комбинат — крупный поставщик титановой и магниевой продукции для мировой аэрокосмической индустрии. Стратегический актив, по большому счету. И, разумеется, все в лучших традициях: чуть более 45% компании принадлежит бельгийской Specialty Metals Holding Company, прочее также заботливо распихано малыми долями по различным зарубежным фирмам.

Множество активов собрано под крышей зарегистрированной в Люксембурге Eurasian Resources Group (ERG). Сюда входит группа «Казхром», «Алюминий Казахстана», Соколовско-Сарбайское горно-обогатительное производственное объединение (железные руды), угольная компания «Шубарколь комир», угольно-энергетическая компания «Евроазиатская энергетическая корпорация» (20% добычи угля и 17% выработки электроэнергии в Казахстане).

ERG является крупнейшим в мире производителем феррохрома (по содержанию хрома), крупнейшим в Казахстане предприятием по добыче и переработке железной руды, одним из крупнейших в мире экспортеров железной руды и девятым крупнейшим производителем товарного глинозема по объему в мире. Но пугаться столь мощной зарубежной экспансии в Казахстане не стоит: люксембургская корпорация оказывается всего лишь формальной прокладкой, подконтрольной Комитету государственного имущества и приватизации Казахстана (40%), казахстанским предпринимателям Александру Машкевичу и Алиджану Ибрагимову (по 20,7%), а также их узбекскому коллеге Патоху Шодиеву.

Реальный зарубежный контроль есть в черной металлургии: Карагандинский металлургический комбинат в Темиртау еще в 1995 году был передан корпорации ArcelorMittal (формально зарегистрирована в Люксембурге). На пользу металлургии Казахстана это не пошло: какой-то принципиальной модернизации производственных активов так и не было, не достигнуты даже показатели советских лет. Экологические нарушения фиксируются с завидной регулярностью (и это в весьма лояльном иностранному капиталу Казахстане). Зато — массовые увольнения (только за последние пять лет свыше 8000 человек) и высокий уровень травматизма.

Наконец, «Казатомпром» — национальная атомная компания Казахстана. Компания является крупнейшим в мире производителем природного урана с приоритетным доступом к одной из крупнейших в мире ресурсных баз (сюда входит и знаменитый Ульбинский металлургический завод). Здесь, вопреки ожиданиям, олигархов не видно: 85% под контролем национального фонда благосостояния «Самрук-Казына», прочее свободно обращается на биржах.

На «Самрук-Казына» стоит остановиться отдельно. Это созданный в 2008 году государственный инвестиционный холдинг, выполняющий функции управления госактивами. «Самрук-Казына» контролирует национальную нефтегазовую компанию «Казмунайгаз», национального железнодорожного оператора, государственную электросетевую компанию, почту, крупнейшую национальную телекоммуникационную компанию «Казтелеком», горнорудную компанию «Тау-Кен Самрук» (золото, медь, цинк, свинец) и ряд иных. «Самрук-Казына» контролирует 51% крупнейшей в Казахстане авиакомпании Air Astana. Что интересно, партнером «Самрук-Казына» по авиакомпании является не другая авиакомпания (что было бы ожидаемо и логично), а британский военно-промышленный холдинг ВАЕ Systems.

«Казахстан в значительной степени собственноручно ввел себя в состояние ограниченного суверенитета, — говорит Станислав Притчин, старший научный сотрудник Центра постсоветских исследований ИМЭМО РАН. — Наиболее яркий пример — национальный авиаперевозчик Air Astana. Хотя 51 процент этой компании принадлежит госхолдингу “Самрук-Казына”, наличие в капитале и в органах управления британского партнера BAE Systems привело к прекращению после 24 февраля 2022 года рейсов Air Astana в Россию. В результате складывается парадоксальная ситуация: страна, по всем межгосударственным и доктринальным документам союзник России, не может использовать свою национальную авиакомпанию для авиасообщения со своим союзником».

Совокупные активы «Самрук-Казына» оцениваются в 67 млрд долларов, что сравнимо с 32% ВВП. Однако в перспективе, как ожидается, эта доля будет падать в связи с намеченной в Казахстане масштабной программой приватизации.

Работа казахстанских «дочек» российских финансовых институтов фактически стала регулироваться управлением по контролю за иностранными активами минфина США

Важное партнерство

Казахстан — второй по размеру экономический игрок на постсоветском пространстве после России (катастрофически последствия внутри- и внешнеполитического курса отбрасывают Украину с этой позиции глубоко вниз). При этом если в момент распада СССР по среднедушевому доходу Казахстан отставал от России примерно на треть, то за тридцать лет независимости нашему южному соседу удалось практически ликвидировать этот разрыв, так что разницу в масштабах наших экономик определяет сегодня демографический фактор: российский ВВП по ППС превосходит казахстанский в 7,6 раза, именно таков разрыв в населении России и Казахстана (145,5 и 19,1 млн человек соответственно).

Вес России и Казахстана во внешнеторговых связях друг друга сильно несимметричен. Если для Казахстана Россия — крупнейший торговый партнер, на которого по итогам прошлого года пришлось почти четверть товарообмена с внешним миром (и почти 45% импорта), то для России Казахстан на первый взгляд представляет собой партнера «второго эшелона» — 3,3% суммарного товарооборота, замыкающее место в десятке крупнейших контрагентов.

Но все меняется, если мы оставим за скобками поставки энергоносителей: Казахстан сам нетто-экспортер энергоресурсов, поэтому первичное и переработанное топливо составляет лишь 8% российского экспорта в РК (1,5 млрд долларов в 2021 году). А вот по несырьевому неэнергетическому экспорту (ННЭ) Казахстан для России — второй крупнейший рынок после Китая (третий — Белоруссия). По оценкам Российского экспортного центра, российский ННЭ в Казахстан по итогам 2021 года достиг 16,1 млрд долларов, или 87% суммарного экспорта в РК.

Экспорт продукции российского АПК в Казахстан достиг в прошлом году 2,7 млрд долларов, в том числе готового продовольствия поставлено на 1,2 млрд долларов, машин, оборудования, аппаратуры, станков — на 2,6 млрд долларов, автомобильной, железнодорожной, сельскохозяйственной и бытовой техники — на 2,2 млрд долларов. Значительную долю российского экспорта в Казахстан традиционно занимают поставки металлургической продукции (3,6 млрд долларов в 2021 году) и химической продукции (2,8 млрд долларов). При этом стоимостной баланс торговли группой металлургической продукции у России с Казахстаном отрицательный: наш южный сосед поставил нам в прошлом году черных и цветных металлов, а также руд, концентратов и металлоизделий на 4,5 млрд долларов.

После 2016 года товарооборот наших стран интенсивно расширялся (с единственной паузой в пандемийном 2020-м) и достиг в прошлом году 25,6 млрд долларов, почти повторив рекорд 2012 года.

Рост цен на углеводороды, горнорудное сырье, металлы и аграрную продукцию определил значительное увеличение объема внешней торговли Казахстана в 2022 году. По итогам пяти месяцев товарооборот страны увеличился более чем на 40%, превысив 51 млрд долларов, при этом стоимость экспорта выросла почти на 60% к январю‒маю 2021 года, до 34,2 млрд долларов.

А вот торговля с нашей страной у Казахстана в текущем году практически не растет: товарооборот увеличился менее чем на 5%, до 9,2 млрд долларов, причем весь рост пришелся на российские поставки (импорт из РФ в РК вырос на 7%, до 6,6 млрд долларов). В результате столь скромной динамики доля России во внешнеторговом обороте Казахстана уменьшилась до 18,0% (против 23,9% по итогам прошлого года). России удалось пока сохранить первое страновое место среди внешнеторговых партнеров Казахстана, но Китай уже «дышит в затылок» (17,9% в январе‒мае 2022 года). Совокупная доля стран ЕС во внешнеторговом обороте Казахстана выросла в нынешнем году с 29,6 до 33,4%, доля США осталась неизменной (2,2%), доля Японии подросла с 1,1 до 1,5%. Среди первой десятки торговых партнеров Казахстана наиболее мощно выросла доля Турции (с 4,0 до 5,1%) и Южной Кореи (с 2,6 до 4,5%, см. таблицу).

Правда, эксперты советуют не делать скоропалительных выводов о «паузе» в развитии двусторонней торговли России и Казахстана. «В физическом выражении товарооборот вряд ли сильно пострадал. Я думаю, что слабая динамика торговли в долларах США может быть связана со значительным укреплением рубля в апреле‒мае», — предположил Станислав Притчин

На недавней международной промышленной выставке «Иннопром-2022» в Екатеринбурге, страной-партнером которой в этом году был Казахстан, было подписано 27 соглашений о совместных инвестиционных проектах российских и казахстанских компаний на общую сумму 6,5 млрд долларов, которые способны качественно усилить промышленную кооперацию наших стран, которой сейчас сильно не хватает.

«Казахстан всегда был неотъемлемой и значимой частью нашей стратегии. Там мы планировали новые предприятия в течение нескольких лет. В конце прошлого года мы окончательно решили строить заводы в Алматинской области. С марта наши планы построить два завода по производству теплоизоляционных материалов из каменной ваты и экструзионного пенополистирола в Республике Казахстан остались без изменений», — сообщил «Эксперту» Владимир Марков, генеральный директор крупного российского производителя стройматериалов «Технониколь».

Казахстан для России — второй крупнейший после Китая рынок несырьевого экспорта

Пора выбрать сторону

«В истории с контрсанкциями 2014 года, когда Россия ввела запрет на поставки ряда товаров из Европы, Казахстан активно предлагал себя как логистическое окно: — местные предприниматели ставили Казахстан в качестве номинального получателя санкционных товаров, а затем переправляли их на российский рынок, — рассказал «Эксперту» Станислав Притчин из ИМЭМО. — Сейчас логистические возможности по развитию параллельного импорта из недружественных стран в Россию через Казахстан по-прежнему есть, но готовность отрабатывать новые схемы поставок пока не сильно прослеживается. Сказываются и противоречивые сигналы руководства страны, а также то обстоятельство, что финансовый сектор Казахстана, скорее, встраивается в санкционное давление Запада на Россию. Работа казахстанских “дочек” российских финансовых институтов фактически стала регулироваться управлением по контролю над иностранными активами минфина США, в результате Сбер и Альфа-банк вынуждены продавать свои “дочки” в Казахстане».

«С экспортом лекарств в Казахстан проблем не испытываем, а вот о проблемах с транзитом импорта говорят многие компании, — говорит Виктор Дмитриев, генеральный директор Ассоциации российских фармпроизводителей. — Как правило, мы перевозим субстанции, так вот они на таможне стали дольше простаивать, причем по надуманным причинам. В Казахстане полтора месяца назад вышел свой список товаров, вывоз которых ограничен. В том числе это фармсубстанции, и транзитерам приходится долго доказывать, что этот товар куплен недавно, а не вывозится из запасов их страны».

О том, что стоит за внешнеполитическими метаниями Казахстана, можно только догадываться. По словам Ивана Сафранчука, директора Центра евроазиатских исследований Института международных исследований МГИМО, действия Казахстана настолько противоречивы, что на основе этой фактуры можно сложить три взаимоисключающие версии, но каждая из них будет по-своему убедительной и логичной.

«Первая версия — что в Казахстане взяли верх силы, которые считают, что ставку нужно делать не на Россию, а на внешний мир. То есть эта условная фракция сомневается в том, что Россия успешно справится с внешними обстоятельствами. Вторая — что Казахстан просто очень сильно напуган происходящим и растерян: он пытается сохранить многовекторность, но не знает, как это сделать. Наконец, согласно третьей версии, страна знает, что ей точно не нужно рвать связи с Москвой, поскольку неизвестно, что будет с мировой экономикой. Но, опасаясь внешнего давления, Казахстан прикрывает это желание такой риторикой, которая будет приятна Западу», — рассказывает Иван Сафранчук.

Впрочем, нельзя исключать, что само наличие столь разноречивых сигналов со стороны Казахстана — это симптом, указывающий на продолжающийся кризис власти в Нур-Султане. После январских протестов Токаев хоть и получил наконец полноту президентской власти, однако добиться консолидации элит, по-видимому, так и не смог.

«Казахстанская элита сильно фрагментирована по своим внутриказахстанским пристрастиям, и она сильно разнообразна в своей внешнеполитической ориентации. У значительной части элиты сохраняется связь с близким окружением Назарбаева, интересы которого, в свою очередь, тесно связаны с западным бизнесом и, соответственно, с политическим истеблишментом — в первую очередь британским и американским», — считает Александр Князев.

Прошедший в июне референдум по поправкам в конституцию страны, задуманный как дополнительный акт легитимации нынешнего президента республики Касым-Жомарта Токаева, принес не слишком эффектные результаты, считает эксперт. Напомним, что на избирательные участки пришло почти 77% граждан, имеющих право голоса, а предложенные поправки поддержали 68%. То есть с учетом явки поправки в основной закон поддержали чуть больше половины всех избирателей страны. Не слишком убедительный результат.

К слову, показательно, что на фоне всех этих метаний и тревог казахстанского политического истеблишмента настроения граждан страны подобных терзаний лишены. Как показал опрос, проведенный еще весной бюро экспресс-мониторинга общественного мнения Demoscope, 36% респондентов заметили, что считают происходящее на Украине «военной операцией России против нацистов»; 26% — что «война России с Украиной» нужна «для недопущения размещения там войск НАТО». Наконец, среди опрошенных респондентов 46% завили о своем нейтралитете, 10% — что стоят в этом конфликте на стороне Киева, тогда как о поддержке Москвы сказали 39%.

В условиях резкого обострения геополитической ситуации в мире нашему соседу все труднее придерживаться своей фирменной политики множественности внешнеполитических приоритетов. Кажется, Казахстану пришло время выбрать сторону. И вспомнить, что именно Россия подставила плечо Казахстану во время острейшего внутриполитического кризиса в республике в январе этого года, когда не только верховная власть, но и само существование независимой целостной республики грозили пасть под натиском ведомых чьей-то умелой рукой погромщиков.

В подготовке материала принимали участие Александр Лабыкин, Евгения Обухова, Александр Турунцев