Сейчас Россия в какой-то степени проходит путь Донбасса четырнадцатого года. После первых атак Украины из городов Донбасса побежала часть мужчин. А какой-то части не пришлось объяснять, почему нужно взять в руки оружие и встать на защиту. Никаких мобилизаций тогда не объявлялось. Каждый шедший воевать мог объяснить, за что и почему он идет. Он шел за семью, за родную землю, и эти слова «родная земля», когда землю стали поливать снарядами, вдруг оказалась наполненной настоящим смыслом. За восемь с половиной лет, прошедших с начала войны, кто-то из добровольцев уже погиб, кто-то был ранен. Но никто из живых никогда не жалел о своем решении — защищать Родину с оружием в руках. Не жалели потому, что, став солдатами, воочию видели войну, видели, как враг убивает и калечит людей.
А в нашем российском обществе такой настрой: «Пойду, нельзя не пойти» — сейчас не преобладает. И возможно, виной тому метаморфоза, которая случилась с нами за шесть месяцев проведения операции. Наступил момент, когда мы — общество — начали превращаться в зрителей, смотрящих долгое кино про СВО. Но лично, физически нас все это не касалось. А сейчас коснулось, и из недр общественного мнения вдруг зазвучал такой истеричный голос: «Почему я? И что же будет дальше?»
А дальше будет Россия. Такая, к какой мы привыкли за последние десятилетия: более или менее комфортная, более или менее социально терпимая к своим гражданам. Но если у нее не найдется защитников, то ее не будет — никакой. Возможно, и нас всех вместе с ней не будет. Это в худшем случае. А в среднем — мы будем жить бедную униженную жизнь в разваленном государстве.
«Но ведь вы могли не трогать Донбасс! Не лезть в него, — возражает все тот же голос. — Пусть бы Украина продолжала убивать Донбасс, с этим все свыклись».
Но ведь Донбасс в качестве мишени и был выбран для того, чтобы сделать России больно. Сам Донбасс никогда не был целью Запада. Целью была Россия, и если бы Донбасс не поднялся, если бы его мужчины не самомобилизовались в четырнадцатом году ради того, чтобы защитить свою землю и свою принадлежность к русскому миру, Запад выбрал бы другую болевую для России точку. Цель — Россия, а болевые точки у нее есть. Сегодня Украина из западного оружия расстреливает Белгородскую область. В Белгородской области хорошая мобилизационная явка. Жителям этой области не нужно объяснять, почему это их касается.
Воюющие сейчас на передовой мужчины откровенно рады тому, что к ним идет помощь. СМИ, соцсети и разного рода эксперты уже много говорили о том, что подготовленных людей союзным войскам не хватает. И эта нехватка — одна из причин поражения на харьковском направлении, когда нашим силам пришлось оставить Изюм и Балаклею. Но при этом они говорят, что мобилизованные станут серьезным подспорьем, только если они будут подготовлены морально. То есть, находясь здесь, в Донбассе или на освобождаемых территориях, будут понимать: они здесь потому, что на этом участке идет сражение за их дома. Они сражаются не за этот пока еще чужой, незнакомый им участок земли, а за свои дома и за своих родных, к которым война обязательно приблизится, если этот участок будет сдан. А потом еще один. И еще. А там уже рукой подать до твоего родного дома.
Белгородцам этого рассказывать не надо. Жителям Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Махачкалы — надо. Над их головами пока еще не летала смерть, и у них есть иллюзия: разговоры о том, что Россию хотят уничтожить, развалить и уже начали реализовывать этот план, — сильное преувеличение. Вот же выхожу я на улицу, все так же едут такси, ходят люди, мирно, спокойно. Но это пока. А если ничего не делать, то этой жизни скоро придет конец.
Нельзя сказать, что все бежавшие в четырнадцатом с Донбасса мужчины не вернулись. Они вернулись, и какие-то из них ушли на фронт без объявления мобилизации в пятнадцатом, шестнадцатом или семнадцатом. А какая-то часть так и не пошла. Она же пыталась отсидеться и в двадцать втором году, когда в республиках была объявлена мобилизация. Некоторые здоровые мужчины месяцами не выходили из дома. Они надеялись, что все скоро закончится, а воевать, вставать из окопа с автоматом, закрывать собой товарища, погибать и побеждать будут другие. А потом они выйдут в защищенный другими спокойный мир и продолжат жить своей жизнью. Но так не получилось. Донецк и другие города ДНР за эти месяцы сами превратились в смертельно опасное пекло. И как знать, не отсиживайся те мужчины за запертой дверью, может быть не пустили бы врага так далеко, и Донецку было бы полегче, и Изюм не оставили бы.
Очевидно, что внешние, не зависящие от нас обстоятельства складываются так, что не дают никому отсидеться — так или иначе опасность подходит к нам с разных сторон, и мы сможем ее отбросить, только когда будем действовать вместе и понимать, за что мы стоим.
Этим летом я несколько раз проезжала блокпост у серой прифронтовой зоны. Его охраняли двое молодых резервистов. Один из них — плотный парень с круглым детским лицом — разнылся, когда я выглянула из окна машины. «И долго нам тут еще стоять? — сказал он. — Я домой хочу. Мне сказали в военкомат явиться, вот я и явился, как дурак, на свою голову. Торчу тут уже несколько месяцев». Наверное, чувства отразились на моем лице, когда я узнала, что ему только восемнадцать и он студент. «Ладно, прорвемся, — строго сказал он, увидев мои эмоции. — У нас все равно другого выбора нет — победим. Я вообще боевой пацан. Я уже взрослый».
Я потом еще много раз проезжала через этот блокпост, и этот восемнадцатилетний все время стоял. За Горловку, за Донбасс, за Питер, за Москву. И сейчас меня не покидает вопрос: как будет чувствовать себя здоровый полноценный мужчина из Москвы, зная, что за него стоит восемнадцатилетний пухляк с детским лицом? И как он будет чувствовать себя, когда мы победим, понимая, что Наша Победа добыта не его, а чужими — полудетскими — руками?
Марина Ахмедова
