Девятого ноября исполнилось 35 лет со дня падения Берлинской стены, за которым последовало объединение капиталистической Федеративной Республики Германия и социалистической Германской Демократической Республики — двух разных миров с точки зрения политического и социально-экономического уклада. Об экономических аспектах объединения и о том, что сегодня представляют собой новые федеральные земли ФРГ, «Моноклю» рассказал заместитель директора Института Европы РАН, руководитель Центра германских исследований Владислав Белов.

— Будучи самой западной страной социалистического блока, ГДР считалась «витриной социализма», по крайней мере в Советском Союзе. Что представляла собой в экономическом плане Восточная Германия на момент воссоединения с Западной?

— Среди стран Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), если не считать СССР, ГДР была ведущей индустриальной державой с высокоразвитой экономикой, во многом построенной на прусском порядке. Знаменитое Ordnung muss sein («должен быть порядок») — это Восточная, а не Западная Германия. ГДР в период с 1945 по 1961 год потеряла много высококвалифицированных рабочих, миллионы людей ушли на Запад, в том числе через Западный Берлин, поскольку граница была открыта. Поэтому стену и построили. Тем не менее в Восточной Германии осталось немало талантливых инженеров, и я хочу подчеркнуть, что немецкий технический талант — он не только западный, но и восточный. И неслучайно это было ведущее индустриальное государство не только в рамках СЭВа, но и Европы в целом, с достаточно хорошим качеством выпускаемой продукции — металлургии, химии, машин, оборудования, судостроения, точной механики и оптики. До сих пор вагоны, произведенные в ГДР, колесят по постсоветскому пространству, суда до сих пор плавают.

— Экономика ГДР была первой среди стран соцлагеря, а как она выглядела по сравнению с западногерманской?

— ВВП на душу населения, если брать в современных евро, в 1960 году в ФРГ составлял 5200, ГДР — 2000, в 1970-м, соответственно, 10 300 и 4200, в 1980-м — 14 800 и 6600, в 1989 году — 19100 и 9800. Важно отметить, что разрыв постепенно сокращался.

Но вся восточногерманская экономика держалась на российской нефти, газе и угле. Мы поставляли их по согласованным минимальным ценам (часть нефти они даже перепродавали в ФРГ). Если сейчас пересчитать эти объемы в мировых ценах, то они до сих пор бы с нами расплачивались. Парадокс, но это закончилось тем, что у СССР оказался долг перед ГДР в 6,5 миллиарда переводных рублей (или 3,5 миллиарда немецких марок). И Россия выплачивала его до конца 1990-х годов.

Формально западные немцы указывали на то, что производительность труда в ГДР была в два раза ниже, чем у них. Но тем не менее многие восточногерманские промышленные предприятия производили конкурентоспособные товары для мирового рынка. Наверное, за исключением легковых автомобилей. И мне до сих пор непонятно, почему они не могли делать нормальные авто. Например, Саксония — родина не только германского, но и европейского автомобилестроения.

Не надо забывать, что в Западной Германии был план Маршалла, который стал основой быстрого восстановления экономики в зонах оккупационных держав (США, Франции и Великобритании), а затем и ФРГ. Важно, что прямых репараций она не выплачивала — речь шла о различных формах компенсаций, реституций и погашения долговых обязательств как неявной формы возмещения ущерба.

СССР, потерявший в ходе Великой Отечественной войны треть своего национального богатства, сначала пытался частично компенсировать их за счет своей зоны оккупации, но в итоге понял, что надо прекращать репарации и восстанавливать за свой счет пострадавшее восточногерманское народное хозяйство. Хотя точные количественные данные сопоставить трудно, с учетом всех факторов можно утверждать, что вклад СССР в экономику ГДР по своему масштабу и длительности превысил объем репарационных изъятий. Репарации из ГДР в основном были завершены в начале 50-х годов, тогда как поддержка со стороны СССР продолжалась почти четыре десятилетия, включая льготные поставки ресурсов и экономическое сотрудничество. Таким образом, влияние этой помощи на экономику ГДР было более существенным и долговременным, чем «ущерб», нанесенный репарациями в первые послевоенные годы.

— Несмотря на это, ГДР уже не могла догнать Западную Германию…

— В социальном плане восточные немцы, наверное, догнали и перегнали. Все их социальное благосостояние с детсадами, яслями и так далее частично перешло в «новое» государство. Кстати, в бывшей ГДР по-прежнему больше работающих полный день женщин, чем в ФРГ. Безусловно, восточногерманская командно-административная система объективно проигрывала западногерманской, в том числе из-за нагрузки военного бюджета, которая в процентном отношении к ВВП была выше, чем в Западной Германии. Социально-рыночное хозяйство за исключением определенных социальных сфер, таких как детские сады и ясли, медицинское обслуживание (в ГДР это было лучше), было однозначно более эффективным. Здесь мы даже не будем сравнивать нашу советскую госплановскую систему с западногерманской рыночной, созданной по лекалам немецкого ордлолиберализма, ставшего основой «немецкого экономического чуда». Тем не менее в целом экономический фундамент у Восточной Германии был хороший.

— Чего не хватало восточным немцам?

— Бананов. Вот вы сейчас смеетесь, но восточным немцам не хватало бананов. Им также не хватало хороших легковых автомобилей, определенных видов бытовой техники, например кофейных машин, фотоаппаратов. Хотя в ГДР выпускались свои неплохие кофеварки. Кстати, джинсы, в отличие от нас, у них были, и довольно неплохие. Ну а после ноября 1989 года границы открылись, и восточногерманские граждане получили доступ к тому, чего не хватало в повседневной жизни, — они быстро скупили все подержанные машины, бананов наелись. Однако к хорошему быстро привыкаешь, и потом оказывается, что есть и другие ценности.

Объединение экспресс-методом

— Объединение ФРГ и ГДР произошло быстро, экспресс-методом.

— Да какой это экспресс-метод? Это было просто как «введение войск на вражескую территорию». Восточные немцы, конечно, делали попытки что-то там себе оставить, но им не дали, потом же их еще оскорбили и унизили, сказав, что они бездарные. Объединение Германии — пример того, что такие вещи так быстро делать нельзя. В свое время французский Саар более десяти лет вступал в состав ФРГ, и никого это не коробило. Десять лет одна капиталистическая часть входила в другую капиталистическую часть.

Двадцать восьмого ноября мы отметим переломный момент в процессе объединения двух Германий. Тогда, в 1989 году, попытки нового правительства ГДР, которое возглавлял Ханс Модров, организовать управляемое и постепенное сближение двух совершенно разных хозяйственно-политических пространств были торпедированы десятью тезисами Гельмута Коля, написанные его советником Хорстом Тельчиком. Тельчик и Коль обманули немцев, обещая им справедливое объединение, а фактически это была аннексия.

— В чем заключались тезисы Коля?

— Эти тезисы содержали основные принципы и шаги, которые Коль предложил восточным немцам, обманув их, что вхождение ГДР в экономическую и политическую систему ФРГ будет «взвешенным и продуманным».

Вот их краткое содержание: немцы — это одна нация, и объединение является исторически обоснованной целью; интеграция ГДР в ФРГ должна быть поэтапной — начиная с создания экономического сообщества и постепенного расширения хозяйственных связей; рекомендация ГДР проводить демократические реформы, но без указания на независимость от ФРГ; усиление культурных и образовательных обменов, но с ориентацией на западные ценности; экономическое и валютное объединение, включая возможное введение западной марки в ГДР; политические реформы и участие ГДР в европейских структурах с целеполаганием постепенной интеграции в ЕС; объединение должно соответствовать интересам европейской безопасности; отказ от территориальных претензий — Германия не будет претендовать на территории, утраченные в ходе войны; необходимость достижения согласия с державами-победительницами и соблюдения международных обязательств; будущая Германия должна быть частью общеевропейского дома.

Немецкий писатель Гюнтер Грасс, нобелевский лауреат, еще в октябре 1990 года опубликовал в издании Zeit статью под названием «Распродажа ГДР», в которой назвал объединение Германии на условиях Коля колонизацией.

— А у руководства ГДР было свое видение того, как должно происходить объединение? И как это видели в Москве?

— Когда Модров предложил свою программу, восточногерманский электорат, а иже с ним и Михаил Горбачев отвернулись от него. Именно советский генсек лишил ГДР возможности конфедеративного объединения двух совершенно разных хозяйственно-политических пространств. У немцев был тезис: was zusammengehört, muss zusammen wachsen — «что составляет единое целое, должно срастись». Но сращивания не было. Было насильственное присоединение. В конце января 1990 года Модров еще пытается убедить Горбачева, чтобы он поддержал модель конфедеративного пути, в конце которого ФРГ и ГДР обязательно объединятся — идея будущего объединения не подвергалась сомнению. Ханс Модров понимал невероятную цену, которую придется заплатить ГДР в случае насильственного и очень быстрого присоединения.

Я почему так часто обращаюсь к Модрову и вообще к разуму? Ну не бывает так, как происходило с этим объединением. Это было насилие. Как говорил наш российский экономист Николай Шмелев, надо сначала дать наесться голодному народу. И только потом начинать реформы, в ходе которых возникают новые потребности, которые надо удовлетворять постепенно. В отношении Германии это можно было делать через постепенное сращивание того, что «принадлежит друг другу», например, через новый «план Маршалла», через создание инфраструктур. Этого не произошло.

Все издержки, связанные с объединением Германии, которых можно было бы избежать, — на совести Горбачева, главного героя этого объединения. Он не прислушивался ни к Валентину Фалину, ни к кому-либо еще. Горбачеву не хватило управленческой компетенции для создания команды, с которой он совершил бы объединение Германии и в пользу ГДР, и в пользу Западной Германии, и в пользу СССР. Я думаю, что это триединство было возможным.

— А издержки и для нас были большие…

— Еще какие! Разрушены были все кооперационные связи. Практически никакой кооперации не осталось, а ведь СССР и ГДР связывали тысячи предприятий. Нам их сознательно не дали сохранить. Потому что им нужно было Восточную Германию экономически оторвать от Советского Союза, а затем и от России. В лицо немцы нам мило улыбались. Тот же Герхард Шредер потребовал от нас выплаты искусственно рассчитанного долга. Россия заплатила его, хотя в конце 90-х наша экономика тоже лежала на боку. Немцы отказали нам в пролонгации этих выплат.

Это потом Шредер стал нашим другом. Но в конце 90-х годов о нас немцы просто вытирали ноги, и они нас заставили вернуть все те кредиты, которые исчезли в черных дырах плановой экономики. Это скажем, завод «Москвич» и все оборудование, купленное на кредиты Дрезден банка и Дойче банка и ни одного дня не поработавшее. И на все эти миллиарды, которые мы в итоге выплатили, еще навесили новые связанные кредиты. Мы хотели приобретать товары в Западной Германии. А где нам сказали покупать? Правильно: в бывшей ГДР. При этом нас заставляли покупать не за полцены (западные немцы говорили, что они стоят вполовину дешевле в сравнении с их продукцией), а по цене западногерманской продукции.

— Получается, что мы еще и субсидировали немецкую экономику…

— Да, так и было. Если бы берем 1990‒1994 годы и созданное для приватизации предприятий ГДР Попечительское ведомство Treuhand («опека»), то получается, что мы субсидировали переход оставшихся восточногерманских предприятий на рыночные рельсы. Только об этом в Германии никто не говорит.

Приватизация

— Упомянутое вами Попечительское ведомство Treuhand было создано в марте 1990 года. Как пишут немецкие СМИ, создавалось оно в целях защиты прав граждан ГДР на долю в народном имуществе в ходе его приватизации.

— С точностью до наоборот: оно создавалось, чтобы на самом деле восточным немцам ничего не досталось. Да, формально Treuhand хотело, чтобы трудовые коллективы в ГДР выкупали предприятия, но для этого не было ни условий, ни денег. Поэтому самые лакомые куски за бесценок скупил западногерманский бизнес, отчасти для себя, отчасти для того, чтобы избежать конкуренции со стороны восточных немцев. Западногерманские концерны скупали и нередко закрывали приобретенные предприятия.

Особых механизмов поддержки трудовых коллективов или ремесленников-предпринимателей не было. Конечно, в итоге нужно было оправдать деятельность этого ведомства. Ну как они могут признать, что Treuhand было создано фактически для разорения, сознательного уничтожения экономического потенциала ГДР, а не для того, чтобы она оказалась сильным соперником? Надо было доказать, что на Востоке все было плохо. За то время, что действовало Treuhand, с 1990 по 1994 год, было приватизировано 12 с половиной тысяч госпредприятий. В итоге практически все эти предприятия перешли в руки западных немцев и лишь пять процентов досталось восточным немцам.

— На какой основе вообще проходила приватизация государственной собственности ГДР? Проводились какие-то аукционы?

— Да, формально объявлялись конкурсы. Но у восточных немцев денег не было, и здесь действовало право сильного. Западногерманское государство не ставило целью помочь восточногерманским гражданам. Оно могло ограничить права своих концернов, оно могло все это по-другому выстроить, например через местные торгово-промышленные палаты, определяя программы поддержки, целевой помощи. В итоге западные немцы «опустили» восточных, изобразив их как бесталанных, не умеющих работать. Отсюда возникло обидное название «осси». Была представлена такая картина, что за сорок лет командно-административной экономики был убит немецкий предпринимательский дух, что, по сути, является сознательной ложью. Частная собственность, в отличие от СССР, в ГДР была разрешена. Так же в отличие от нас там сохранялись торгово-промышленные палаты, то есть группы интересов бизнеса, в том числе частного. В ГДР были официальные частные ремесленники — в СССР эту группу представляли подпольные цеховики.

— Были ли успешные примеры приватизации?

— Мало. Однозначно это пример винодельческого завода Rotkäppchen («Красная Шапочка») во Фрайбурге в Саксонии-Анхальт, который производит игристые вина. Rotkäppchen является восточногерманской компанией, которая затем поглотила сильных западногерманских конкурентов. Хороший пример также TAKRAF (Tagebergbau-Ausrüstungen, Krane und Förderanlagen). Компания специализируется на выпуске грузоподъемных кранов и горнорудного, а также специального оборудования. Он не только выжил, но и закрепился в своей рыночной нише. А вот Ammendorf, который производил пассажирские вагоны, был уничтожен. Кстати, это предприятие мы пытались выкупить, но нам его не дали. В итоге его обанкротили.

Первого июля 1990 года, когда на территории ГДР была введена немецкая марка, тогдашний бундесканцлер Гельмут Коль сказал: «Совместными усилиями нам удастся в скором времени превратить Мекленбург — Переднюю Померанию и Саксонию-Анхальт, Бранденбург, Саксонию и Тюрингию в цветущие ландшафты, в которых стоит жить и работать». Однако на деле перевод экономики ГДР на рыночные рельсы обернулся обрушением практически всех отраслей производства, которые обеспечивали работой огромное число восточных немцев. Закономерным итогом массовой безработицы стал массовый отток населения на запад страны.

Действительно, в 90-е годы была полная разруха в ГДР. Хорошо помню Лейпциг, эти страшные картины, где половина домов были заброшены, люди уехали.

Два триллиона евро, и все?

— Была ли у тогдашнего германского федерального правительства в Бонне конкретная программа структурного экономического развития Восточной Германии и ее интеграции в экономику объединенной страны?

— На бумаге все было. В мае 1990 года был принят Договор о создании валютного, экономического и социального союза между ФРГ и ГДР, который вступил в силу с 1 июля. Там было написано, что западногерманская марка поможет всем и вся встать на ноги. Его величество рынок. Нас, кстати, западные консультанты убеждали в том же самом. Формально считалось, что Treuhand поможет. Кроме того, в каждой земле были созданы и более или менее функционировали общества содействию экономическому развитию. На мой взгляд, лучше всего это было в Саксонии.

— Сколько денег общегерманские власти инвестировали за прошедшие тридцать с лишним лет в восточные земли?

— Если оставить в стороне паритет покупательной способности, то сейчас это можно оценить в два триллиона евро. Если быть совсем точным, такая цифра приводилась еще по состоянию на 2020 год. Но здесь надо различать три группы финансовых вложений. Примерно 800 миллиардов евро — социальная часть, куда входят пенсии, пособия и все, что связано с социальной сферой. Около полутриллиона евро ушло на инфраструктуру — это транспорт, жилищное строительство, модернизация коммуникационно-энергетических сетей, водоснабжения и так далее. И 400 миллиардов — это некие меры государственной поддержки. При этом приватизация (деятельность Попечительского ведомства) оценивается примерно в 300 миллиардов евро.

Немецкий писатель Гюнтер Грасс, нобелевский лауреат, еще в октябре 1990 года опубликовал в издании Zeit статью под названием «Распродажа ГДР», в которой назвал объединение Германии на условиях Коля колонизацией

— Насколько за это время Восток приблизился к Западу по уровню экономического развития?

— Восточная Германия сегодня по-прежнему отстает по средним показателям — величине валового регионального продукта, показателя ВРП на душу населения, по производительности труда, (ВРП разделенный на количество отработанных часов) и по другим показателям.

Но в Восточной Германии даже в самой плохой деревеньке вы не почувствуете, что находитесь в ГДР. По уровню жизни это примерно как в Западной Германии, где в глуши тоже можно найти плохие дороги. В целом прогресс большой, но он мог быть больше, если бы и восточногерманские земли были бы сейчас более сильными конкурентами западным, нежели сейчас.

— А что препятствовало или препятствует этому? И как получилось, что за столько лет ситуация не выровнялась, если учитывать, что еще в 1991 году была введена так называемая надбавка солидарности: западногерманские компании, как и вообще все те, кто работает в «старых» землях, должны вкладываться в развитие Востока?

— Хороший вопрос. На самом деле это не надбавка — было бы правильным называть ее компенсацией за то, что было отнято у восточных немцев. А то, что было реально украдено у ГДР в самом начале и частично уничтожено, так быстро заново не создается. Несмотря на то, что прошло уже больше тридцати лет и вложено два триллиона.

— Сколько примерно времени еще потребуется на экономическое выравнивание восточных и западных земель?

— Думаю, что от пятнадцати до двадцати лет.

— Что сегодня составляет костяк восточногерманской промышленности?

— На Востоке сохранилось машиностроение. Восстановить судостроение не получилось, хотя мы предлагали свою помощь, вернее взаимодействие в заказе судов и так далее, в том числе частным образом. Зато появилось современное автомобилестроение. В Восточной Германии возродилась часовая мануфактура, та же всем хорошо известная саксонская марка A. Lange & Söhne — «А. Ланге и сыновья», которая была создана в середине девятнадцатого века.

Здесь также развиты химия, точная механика, оптика, электротехника, металлургия. Микроэлектроника в Восточной Германии сейчас развита гораздо лучше, чем в западной части. Как известно, грюндерство (от нем. Gruеnder, «основатель», — массовое неупорядоченное учредительство акционерных обществ, банков, страховых компаний) среди молодых восточных немцев выше, чем в Западной Германии.

Кстати, на восточные земли приходится большое количество проектов в области зеленой экономики, которые запускаются здесь с нуля, это современнейшие отрасли. При поиске потенциальных инвесторов восточные земли у себя в трансфертных преимуществах пишут: а) мы зеленые, б) у нас достаточно много солнечной и ветровой энергии, в) а также гораздо больше хороших площадей для больших проектов, чем в Западной Германии. Кстати, в городе Шведт, а это восточногерманская земля Бранденбург, находится одно из самых современных нефтеперерабатывающих предприятий ФРГ. Этот завод, как известно, принадлежит нашей «Роснефти», хотя в данный момент он находится под внешним управлением. Так вот, там несколько лет назад, даже до принятия водородной стратегии в 2020 году, собирались производить зеленый водород.

— Вы отмечали, что Берлин и Саксония выступают лидерами среди новых земель. В чем их секрет успеха?

— Рамочные условия для нового бизнеса в Восточной Германии, особенно в указанных региональных субъектах, нередко лучше, чем на западе. В Грюнхайде, что находится под Берлином, пришла американская Tesla, там же работают восточногерманские инженеры. Саксония была всегда сильна в промышленном отношении. Как я уже отмечал, там хорошо развита точная механика (например, часовая мануфактура), производство машин, микроэлектроники. Взять, к примеру, заводы по производству чипов в Дрездене. Среди них создаваемый тайваньской ТСМС — крупнейший по своим масштабам инвестиционный проект в Саксонии.

Нужно сказать, что Саксония себя прекрасно чувствует со своими кластерами. Я был знаком с основателем кластера микроэлектроники. Причем создавался он восточногерманскими инженерами на основе правильных кластерных положений — почти как из учебника. Это уникальный пример, когда инициативная группа граждан собралась и решила создать кластер по микроэлектронике, где будут прекрасные условия для всей цепочки добавленной стоимости, когда возникает синергетический эффект от взаимодействия в рамках кластера, когда не якорные предприятия образуют так называемые полюса роста по французской модели сверху-вниз, а множество игроков проявляют инициативу снизу вверх, которую затем поддерживают местные власти. Саксония по кластерам считается образцово-показательным примером.

— Недавно Институт экономических исследований в Мюнхене (Ifo) опубликовал поразительные цифры: экономика Восточной Германии, вероятно, в ближайшие несколько лет будет расти быстрее, чем экономики всей Германии. Исследователи ожидают, что в 2024 году рост в новых федеральных землях составит 1,1 процента, в 2025 году — 1,7 процента. Значит, Восток станет двигателем роста?

— Это данные на лето 2024 года. Тогда ожидалось, что экономика восточных федеральных земель в ближайшие годы будет расти быстрее, чем в среднем по стране: рост ВВП в новых федеральных землях в 2024 году мог составить 1,1 процента, а в экономике всей Германии — 0,4 процента. Соответствующие показатели на 2025 год оценивались в 1,7 и 1,5 процента. Осенью Ifo скорректировал свой прогноз: для всей ФРГ он уменьшил его до нуля процентов. Отдельные данные по Восточной Германии его сотрудники не опубликовали. Но очевидно, что они тоже уменьшились.