При этом в России по-прежнему преобладает представление об Иране как о ближневосточном исламском тоталитарном государстве, на пустынных территориях которого изредка встречаются мечети и нефтяные вышки. Однако Иран — это сложноустроенное, многоконфессиональное государство, где власть Корпуса стражей исламской революции, главной спецслужбы страны, созданная аятоллой Хомейни, не тотальна, а местами и вовсе отсутствует. Это страна, где диктатура, яркий образ которой — многочисленные муралы с изображением военных, усеивающие здания Тегерана, соседствует с либерализмом в виде рекламы Marlboro, Coca-Cola и Тегеранской фондовой биржи. Страна, где аятолла рекомендует носить хиджаб, но в закон это вписать невозможно, так как это может вызвать возмущение в обществе, а местные девушки не отказывают себе в ярком макияже, старательно делают из хиджаба модные косынки, еле прикрывающие тыльную часть головы. В Иране запрещена продажа алкоголя, но вы спокойно можете выпить чего-нибудь покрепче в ближайшем армянском кафе.

Эти противоречия существуют уже четыре десятка лет, и они не вызывают раскола в обществе, более того, не мешают Ирану активно развиваться. Власти и бизнес в действительности многое сделали для качественного скачка государства в последние десятилетия, отстроив важнейшие отрасли промышленности как в добывающем секторе, так и в обрабатывающей промышленности.

Экономика тазиков

Ближний Восток — лоскутное одеяло с точки зрения не только культур, народов, религий, политических течений, союзов и противоречий, но и экономик. Только в этом регионе агрегированный показатель экономического развития, ВВП на душу населения, может разниться у соседних государств на два порядка. При этом в классическом понимании ВВП вообще мало характеризует состояние экономики, научно-технического прогресса или военного потенциала государств региона.

Например, ВВП на душу населения в ОАЭ (49,5 тыс. долларов, данные МВФ) в 100 раз больше, чем в соседнем Йемене (465 долларов). Если исходить из этой разницы, жители ОАЭ уже живут в завтрашнем мире, где человек покоряет космические просторы, тогда как йеменцы еще находятся в средневековье. В то же время прямой военный конфликт с йеменскими повстанцами коалиционные войска ОАЭ и КСА, двух ведущих экономик и армий региона, проиграли.

Можно привести и другой пример: подушевой ВВП растерзанного вначале американской интервенцией, а потом и продолжительной гражданской войной Ирака, 5900 долларов на человека в год, выше, чем у Ирана, живущего под санкциями, но пока в мире. Да, Иран не самое богатое государство, но в отличие от тех же ОАЭ реально покоряет космос, запуская собственные спутники, поставляет БПЛА и боеприпасы в Россию, пытается развивать ядерную программу. То есть помимо ТЭКа имеет и мощную обрабатывающую промышленность, включая, например, собственный автопром, который выпускает более 1,1 млн автомобилей в год — в нем доминируют местные игроки Saipa и Khodro, собирающие машины по лицензии европейских марок. Или нефтяное машиностроение, национальную ракетную программу, развитую систему ремонта американских и европейских самолетов: последний лайнер Ираном закуплен в 1994 году, но самолеты до сих пор летают. Есть не подтвержденная информация, что на местных авиазаводах ремонтируют свои самолеты даже российские авиакомпании. В Иране активно строятся железные дороги, метро.

Конечно, есть своя черная и цветная металлургия, неплохое сельское хозяйство (половина экспорта Ирана в Россию — это продовольствие, до 1 млрд долларов в год), сильный газохимический кластер. И все это якобы умещается в микроскопические по нынешним меркам 5000 долларов ВВП на человека в год! В частности, такие цифры распространяет МВФ. Схожие данные и у Всемирного банка. Сравнение с Ираком не случайно: номинально средний житель Ирака богаче среднего жителя соседнего Ирана. Однако из приведенных выше примеров видно, что в целом экономика Ирана намного более диверсифицирована и развита, особенно на фоне других стран Ближнего Востока: Сирии, Ливана и местами даже Турции.

Впрочем, относиться ко многим цифрам, описывающим состояние иранской экономики, нужно с изрядной долей скептицизма, так как страна десятилетиями находится под внешними санкциями. Эти санкции сильно ограничивают режим аятолл во взаимодействии с внешним миром. Как результат, стандартные протоколы сбора информации об Иране, естественно, не работают: иранские власти попросту закрывают доступ к объективным данным для внешних наблюдателей. Поэтому то, что в реальности происходит в Исламской Республике Иран, в интерпретации международных институтов (ООН, Всемирный банк, МВФ и т. д.) во многом носит оценочный характер. Особенно это касается данных о внешнеэкономической деятельности ― последние цифры с пристрастием анализируют ОПЕК, МЭА, минэнерго США, ЦРУ и прочие организации.

Отсюда произрастают очень забавные статистические артефакты: например, крупная платформа сбора данных oec.world считает, что главный экспортируемый товар Ирана — изделия из пластика. Да, в стране есть мощная нефтехимия, и действительно пластиков и изделий из них Иран продает на весомые 7 млрд долларов в год. Однако это следствие того, что Иран отражает в официальной статистике. Тогда как главная статья экспорта Тегерана — это сырая нефть, которая в год приносит порядка 53 млрд долларов экспортной выручки.

Конечно, и здесь возникают сложности как в количественной, так и в стоимостной оценке, поскольку работать с иранской нефтью, не боясь вторичных санкций от США или ЕС, в современном мире могут себе позволить очень немногие компании и банки, и то с разрешения своих правительств. В отличие от той же России, санкции в отношении которой носят односторонний характер, рестрикции на Иран за национальную атомную и ракетную программу наложены на основаниях резолюций Совета Безопасности ООН, то есть в том числе с молчаливого согласия постоянных членов СБ — Китая и России. Сами санкции — и здесь ничего нового — направлены на экспорт продукции нефтехимии, нефти, финансовый сектор и суда, привозящие нефть.

Чудеса внешней торговли

Микроскопическая на мировой нефтяной карте Малайзия, добывающая 0,5‒0,6 млн баррелей нефти в сутки, которых даже не хватает для покрытия внутреннего спроса на нефтепродукты, в 2024 году сместила Саудовскую Аравию со второго места в качестве крупнейшего поставщика нефти в Китай. Больше, чем Малайзия (1,6 млн баррелей в сутки), в Китай поставляют лишь российские нефтяники — 2,1 млн баррелей в сутки. За невинным малайзийским флагом, по мнению наблюдателей, скрывается Национальная иранская нефтяная корпорация.

Сегодня использованием прокси-юрисдикций мало кого удивишь. Вся российская внешняя торговля держится на посредниках. Экспорт — на Турции, ОАЭ и Индии, импорт — на странах, входящих в ЕАЭС: Казахстане, Армении, Киргизии и т. д. Однако во многом российские экспортно-импортные компании и банки почерпнули свой опыт торговли именно у Ирана, который выстраивал сложные схемы несколько десятилетий. Именно иранские серые схемы создали ближневосточную офшорную юрисдикцию ОАЭ, столь полюбившуюся русским, после того как окно в Европу закрылось.

Иран использует нефть как универсальную ближневосточную валюту. Так, иранские власти, по данным СМИ, исправно снабжали ею Сирию, идет обмен нефтепродуктами с соседним Ираком. Возможно, иранская нефть гуляет по миру в виде арабских и индийских нефтепродуктов. Внешнеэкономическая деятельность страны скрыта от внешних глаз.

Однако чем действительно может гордиться Иран, так это тем, что за сорок лет санкций, огромного экономического давления на страну и ограничений извне государство не скатилось в средневековье: транспорт не встал, электричество не исчезло, добыча нефти хотя и снизилась, но скорее это связано не с внутренними ограничениями по добыче (отсутствием технологий или исчерпанием месторождений), а со слабым спросом, вызванным санкциями, наложенными на иранскую нефть.

Нефтегазовый рай

Вместе с тем углеводородное богатство Ирана, как ни парадоксально, это и главное проклятие режима аятолл. По данным минэнерго США, здесь залегает 210 млрд баррелей нефти. Это в два с половиной раза больше, чем в России и США (80 млрд и 74 млрд баррелей соответственно). На страну приходится 24% ближневосточных запасов нефти и 12% мировых, что сопоставимо с запасами мировых лидеров — Саудовской Аравии и Венесуэлы.

Такое богатство не может не пленить как агрессивных соседей, так и богатых европейцев и американцев. Огромные запасы иранской нефти и газа находятся на небольшой глубине и буквально на берегу теплого, незамерзающего моря или в самом море, но опять-таки на небольшой глубине.

Для добычи и вывоза этих ресурсов не нужно выдавливать капли нефти из камня, как это делают в США, Аргентине или Китае, не нужно бурить в условиях вечной мерзлоты и болот, как это делают в России. Не нужно сооружать огромные насыпи в море, как это делают в Казахстане, или строить атомные ледоколы и суда высокого арктического класса — как в России. Не нужно копать огромные котлованы и греть асфальты (тяжелые фракции), как в Канаде, или разбавлять их растворителями, как в Венесуэле.

По современным меркам нефть и газ здесь легкодоступные и качественные. По стоимости добычи объективных оценок нет, но можно сравнить с соседним Ираком, где баррель обходится в 10 долларов. Это кратно дешевле добычи американского сланца и даже богатств Западной Сибири.

Что технологически важно, одно гигантское месторождение нефти в Иране находится в десятках километров от другого — это экономит ресурсы на кадры, буровую и транспортную инфраструктуру. Иран — почти нетронутая мировая кладовая нефтегазовых ресурсов. И конечно, за доступ к таким богатствам и контроль над ними не может не вестись борьба как внутри самого Ирана, так и со стороны энергодефицитных стран.

Мечта о ренте

Добыча нефти в Иране волатильна: волны санкций, накладываемых на страну, все-таки сказываются на состоянии нефтегаза. В то же время Иран хотя и является членом ОПЕК, но освобожден от сокращения добычи в рамках соглашения ОПЕК+, поскольку добыча здесь и так ограничена в результате санкций.

По данным минэнерго США, в последние месяцы страна аятолл вышла на 3,8 млн баррелей в сутки, что, конечно, на фоне имеющихся запасов очень скромный результат, даже меньше, чем в соседнем Ираке (4,3 млн баррелей в сутки), не говоря уже о России и КСА (10,5 млн и 9 млн баррелей в сутки соответственно).

При населении Ирана 90 млн человек получается, что удельная добыча нефти на одного жителя страны, несмотря на огромные запасы, даже ниже, чем в России и составляет около двух тонн на человека в год. То есть реализовать модель ближневосточных монархий — жить на нефтяную ренту — Ирану вряд ли когда-либо удастся.

Есть и накопившиеся проблемы: старые месторождения Ирана уже выработаны и для поддержки добычи нужно интенсифицировать ее методы — или разрабатывать новые. И часто ни для того ни для другого нет ресурсов и технологий. Многочисленное и растущее население Ирана желает жить хорошо, а значит, требуется импорт ширпотреба: как результат — периодически отрицательное сальдо платежного баланса, которое регулируется хронической девальвацией национальной валюты — иранского реала.

Тем не менее развитие нефтегаза, несмотря на санкции и ограничение со сбытом, идет. Сегодня основные точки роста иранских нефтегазовых компаний — это месторождения, расположенные на границе с Ираком: Западный Карун, включая Азадеган, Ядаваран и Яран. В марте 2024 года Национальная нефтяная компания Ирана (NIOC) заключила дополнительные контракты с местными энергетическими компаниями на увеличение мощностей по добыче нефти на шести нефтяных месторождениях, включая одно из крупнейших месторождений — Азадеган. Более того, в этом году иранская энергетическая компания Pasargad Energy Development Company начала добычу на двух новых нефтяных месторождениях — Джафир и Сепехр. Иран оценивает текущую добычу на месторождениях в 50 тыс. баррелей в день, производственная мощность достигнет 110 тыс. баррелей в день.

Половину добываемой нефти (до 2,1 млн баррелей) Иран способен перерабатывать на собственных НПЗ. Однако заводы в стране небольшие и сильно устаревшие — там большой выход темных нефтепродуктов (мазута), при этом растущий спрос на бензин в стране удовлетворить они уже не могут. Поэтому бензин Ирану периодически приходится импортировать.

Для решения проблем с падающей добычей на старых месторождениях и модернизации нефтепереработки в 2022 году Иран подписал предварительное соглашение с Россией, в частности для финансирования и развития своих нефтяных и газовых секторов. «Газпром» обещал инвестировать в развитие своих проектов в Иране до 40 млрд долларов. Однако информации о конкретных результатах этой деятельности российских компаний нет.

Газовый взрыв

Жемчужина иранского ТЭКа — добыча природного газа. С 2007 года она удвоилась, превысив 250 млрд кубометров в год. Сегодня Иран — третий в мире добытчик природного газа, он уступает только США и России. Но, что интересно, практически весь добываемый газ экономика Ирана использует для собственных нужд. На экспорт этот ценный ресурс практически не идет.

При этом, как и в случае с нефтью, потенциал отрасли гигантский: по объемам запасов природного газа Иран в два раза обходит США и уступает лишь России. Здесь сосредоточено до 16% мировых запасов этого ресурса XXI века. Чего стоит одно только гигантское месторождение Южный Парс, известное в Катаре как Северное. Лишь одно это месторождение вывело Катар на третье место в мире по запасам природного газа. Крупная часть этой залежи находится в территории Ирана. Но если Катар, используя западные капиталы и технологии, разрабатывает свою часть месторождения с 1991 года, то Иран добрался до своего Южного Парса совсем недавно. Конечно, для Ирана здесь во многом играют роль скорее факторы ближневосточной конкуренции, нежели экономические: в стране есть десяток крупных месторождений природного газа, уже активно осваиваемых национальными компаниями. Спешить на шельф, возможно, и не было необходимости, однако сейчас месторождение активно осваивается.

Основное направление использования газа — производство электроэнергии. До 85% иранского электричества производят на газовых ТЭС, которых в стране без малого 500 штук, а общая установленная мощность энергосистемы Ирана уже достигла 90 ГВт. Знаменитая АЭС в Бушере покрывает лишь 2% спроса на электроэнергию и, конечно, важна, но не играет стратегической роли в энергосистеме страны. В прошлом году Иран начал возводить еще одну АЭС — «Карун» — мощностью 300 МВт на собственных наработках, однако наблюдатели считают, что государство влезает в бесперспективный долгострой, да и строить свою небольшую АЭС при изобилии природного газа экономически нецелесообразно.

Наиболее динамично растущий сектор потребления электроэнергии — население, которому электроэнергия продается по субсидируемому тарифу. Оно, в свою очередь, использует низкие цены для нелегального майнинга, что заметно подрывает устойчивость и без того дефицитной энергосистемы страны.

Растущий спрос на местный газ во многом результат импортозамещения. Раньше Иран активно импортировал этот ресурс из соседних Туркмении и Азербайджана. Кроме того, заметная часть электроэнергии в Иране исторически вырабатывалась на мазутных станциях, а это крайне дорого и не очень эффективно.

Сейчас газовые станции страны активно модернизируются, переходя на парогазовый цикл, тем не менее электроэнергии в пиковый летний сезон стране остро не хватает. По оценкам минэнерго США, дефицит составляет порядка 12 ГВт. Как результат — веерные отключения электроэнергии, преимущественно в летние месяцы. В эти пиковые периоды в сеть по-прежнему включаются дизельные и мазутные станции. Порой не хватает топлива и зимой, и тогда иранские власти закупают его по старым схемам — в Азербайджане или Туркмении.

Так или иначе, дефицит электроэнергии и газа в пиковые периоды, при его обилии на месторождениях, говорит лишь о плохой развитости инфраструктуры ТЭК. При этом сверхсложных технологий здесь нет: при желании и должном финансировании спецы «Газпрома» могли бы решить вопрос за пятилетку.

Экспортное богатство

Несмотря на проблемы в электроэнергетике, у Ирана обширные планы наращивать газодобычу. В ближайшие пять лет будет разработано до 10 новых месторождений, а добыча может вырасти на 100‒150 млрд кубометров в год. Это огромная величина — в прошлом году энергетика Германии потребила 78 млрд кубометров.

Сегодня иранский газ идет по пути наименьшего сопротивления — к платежеспособному спросу. Поэтому газовая инфраструктура Ирана соединена с газотранспортными сетями других государств в основном на севере: Ирака, Турции, Азербайджана и Армении, куда газ экспортируется, и Туркмении, откуда он может импортироваться для покрытия пикового летнего или зимнего спроса. Тем не менее в последние годы Иран становится нетто-экспортером этого ресурса.

Крупных рынков сбыта у Ирана немного. Во-первых, это Ирак, куда поставляется природный газ и электроэнергия в обмен на нефть. Второй рынок — Турция. В год на эти рынки уходит 15‒20 млрд кубометров. От агрессивной экспансии на внешние рынки Иран пока удерживают два фактора. Первый — организация платежей. Как и в России, санкции дают о себе знать и организовывать платежи для покупателя сложно. Того и гляди, американцы введут вторичные санкции, впрочем, турецкие потребители эту опасность все же как-то обходят.

Второй сдерживающий фактор — неразвитость газовой инфраструктуры в стране. Дефицит подземных газохранилищ ведет к тому, что Иран готов поставлять много газа в межсезонье, однако, как уже упоминалось, сам сталкивается с дефицитом во время пикового спроса.

Так или иначе, иранский экспортный газ, пусть не спеша и в небольших объемах, уже добрался до турецкого рынка. То есть начинает вступать в конкуренцию с российским газовым экспортом. Говоря проще, постепенно уже сейчас закладывается будущий конфликт между Россией и Ираном за европейский газовый рынок. Да, сейчас ни российские, ни иранские поставщики не могут (или не хотят) продавать свои энергоресурсы в ЕС. Однако вряд ли кто-то предскажет, что будет завтра. Уверенно прогнозировать можно лишь одно: Европа останется энергодефицитным регионом в ближайшие десятилетия.

Так или иначе, пока у России и Ирана доверительные отношения, можно отвести огромные объемы иранского газа на альтернативные рынки: трубой — в Пакистан и Индию либо в виде среднетоннажного СПГ (эти технологии есть в России) — в динамично развивающуюся Юго-Восточную Азию. Однако для этого с Ираном надо работать уже сейчас.