Мягкая сила, твердые намерения

Петр Скоробогатый
заместитель главного редактора, редактор отдела политики «Монокль»
Роберт Устян
Политолог
22 сентября 2025, 00:00

Что скрывается за китайскими инициативами «во благо человечества»

ВЛАДИМИР СМИРНОВ/ТАСС
Председатель КНР Си Цзиньпин выдвинул четыре стратегические инициативы
Читайте Monocle.ru в

Китайский дракон давно перестал ограничивать себя Китайской стеной. Сегодня он претендует на изменение архитектуры мирового порядка, действуя с восточной методичностью и неспешностью. За красивой риторикой о «суверенном равенстве» и инициативами по «глобальному управлению» зачастую стоят предельно жесткие интересы Пекина, который стремится максимально увеличить ареал своего «обитания». Сегодня его влияние ощущается от портов Африки до цифровых хабов Европы.

Похоже, во внешней политике КНР преобладает конфуцианская философия: не ломать систему, а подчинять ее себе изнутри, меняя правила, а не столбы. Сдержанная, но настойчивая экспансия Китая вызывает у одних восторг, у других — тревогу. Одни видят в Пекине альтернативу западной гегемонии и источник новых возможностей для развития, другие — угрозу замены одной гегемонии на другую.

О том, что стоит за китайской инициативой глобального управления, каким в Пекине видят новый миропорядок и насколько китайское общество, воспитанное на нарративе «века унижения», мечтает о реванше, мы поговорили с научным сотрудником азиатско-тихоокеанского сектора Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ Вероникой Смирновой.

— На саммите ШОС в сентябре 2025 года председатель КНР Си Цзиньпин выдвинул инициативу глобального управления. О чем она?

— Действия КНР в сфере глобального управления не новы, и Китай к этому подходил давно. Ранее он продвигал глобальное управление в экономической сфере, а с 2014 года начинаются коллективные партийные мероприятия, на которых высшее руководство приглашало ведущих экспертов по этой теме и пыталось понять, что, собственно происходит в сфере глобального управления, как Китаю встроиться в эту тему, может ли он что-то предложить.

На первом форуме «Сотрудничество Пояса и Пути» Си Цзиньпин говорил, что в мире наблюдается дефицит управления, дефицит безопасности, дефицит развития. Позже, на глобальном форуме во Франции, он отметил, что есть и дефицит доверия. Вот, собственно, четыре инициативы, которые он в итоге представил.

— В 2021 году появилась инициатива глобального развития, в 2022-м — инициатива глобальной безопасности, в 2023-м — инициатива глобальных цивилизаций. И вот сейчас четвертая: инициатива глобального управления.

— Эти инициативы и есть ответ Китая на отмеченные им дефициты. Для Пекина они обозначились, наверное, в 2017 году, когда пришел к власти Трамп и инициировал торговую войну с КНР. Когда кризисные тенденции обострились в Европе и появился вакуум в сфере глобального управления. Китай на этом фоне более амбициозно заявил, что нужно не просто направлять глобальное управление в более справедливое и равноправное русло, но что он готов взять на себя роль лидера реформ. Эти инициативы являются уже более конкретными шагами, хотя они все еще достаточно расплывчатые.

— В чем суть самого термина «управление»?

— Корнями это уходит к американским исследованиям глобального правительства. В США пытались противопоставить: вот есть government, а есть governance — это когда различные акторы, не только государства, но и международные организации, вплоть до частных лиц, участвуют в решении общих проблем человечества, которые стали глобальными, перешагнули за рамки национальных государств.

Например, проблема экологии. Государства поняли, что они не могут сами ее решить. Это точка приложения совместных усилий.

— Значит ли это, что Пекин пытается создать альтернативные институты — например, новую ООН для глобального Юга?

— Китай предлагает лишь общие подходы для обсуждения, поэтому инициативы пока расплывчатые. Однако до этого подобные инициативы выдвигались только западным миром, и они не в полной мере соответствовали интересам развивающихся стран, стран глобального Юга. Китай здесь выступает против унифицированного подхода, отмечая: для того чтобы мировой порядок больше соответствовал интересам и развивающихся стран, они должны быть не молчаливым большинством, а предлагать и обсуждать собственные инициативы.

Китай не говорит, что нужно создавать альтернативные площадки. Он поддерживает ведущую роль ООН и выступает больше за корректировку тех правил, которые сложились в однополярном моменте.

— То есть просто хочет переписать правила внутри существующей системы, оставив ее западный каркас?

— Да, Китай выступает против того, чтобы эти институты отражали только западные интересы, хочет, чтобы они были общечеловеческими, как это изначально и планировалось, когда выдвигалась амбициозная идея ООН.

— ШОС, например, — это прообраз нового мирового порядка для Китая или просто удобная переговорная площадка?

— ШОС — один из примеров дополняющих площадок, но не конкурирующих с уже существующими. И это отличный пример того, как развивающиеся страны могут сотрудничать. ШОС — это уже большая семья из 26 государств: 10 членов, два наблюдателя и 14 партнеров по диалогу. Последние были объединены в рамках саммита в КНР. Стоит также отметить, что ШОС — это та площадка, где продвигается шанхайский дух, и он, наверное, очень созвучен с принципом новой инициативы.

Готовность быть лидером

— Насколько искренне желание Китая быть «первым среди равных» в многополярном мире, если именно Пекин — главный инициатор многополярности?

— Китаю сложно стать безоговорочным лидером глобального Юга, так как Юг разношерстен. Индия, например, не поддерживает на сто процентов инициативы Китая, скептически относится к его глобальной роли. И поэтому формулировки инициатив Пекина максимально «широкие». Это позволяет многим странам поддержать их и далее уже вместе выстраивать соответствующие практические форматы.

— Стратегия Китая во внешней политике продиктована внутренним прагматизмом или же подъемом националистических настроений после «ста лет унижения»?

— Первостепенная задача Китая, естественно, обеспечить внутреннее благосостояние. Дело в том, что для такой большой амбициозной страны эта цель не может быть реализована без обеспечения внешнего стабильного окружения. И здесь Китай, естественно, натыкается на противостояние с западными державами, для которых его усиление означает собственное ослабление. Из-за этого получается, что обеспечение внутренних задач все равно связано и с более амбициозной внешней политикой.

— То есть его подталкивают, по большому счету, к необходимости что-то решать вовне.

— Именно. Если проследить, как в Китае менялось отношение к глобальному управлению, можно увидеть четкую эволюцию. Поначалу позиция была оборонительной: в ответ на теории «китайской угрозы» — утверждения, что Китай неминуемо столкнется с США и начнет силой переделывать мировой порядок, — Пекин продвигал концепцию мирного развития и взаимовыгодного сотрудничества.

Со временем эта концепция переросла в более активную и амбициозную внешнюю политику. Однако все эти инициативы по-прежнему глубоко укоренены в задачах внутреннего развития. Главная цель Китая — обеспечить стабильный экономический рост внутри страны, а для этого ему необходимо безопасное и дружественное внешнее окружение. Таким образом, вся внешнеполитическая активность в конечном счете работает на создание благоприятных условий для внутреннего развития Китая.

— Насколько китайское общество готово к роли глобального лидера?

— Китайцам важно, чтобы их страна играла если не ведущую, то одну из ведущих ролей на мировой арене. Они в первую очередь также видят связь с внутренним экономическим благосостоянием, считают, что экономически развитая держава должна активно вовлекаться и во внешние инициативы.

И во-вторых, в период правления Си Цзиньпина активно продвигается нарратив о национальном возрождении китайской нации, и здесь мощная держава также связывается с активной внешней политикой. Если посмотреть соцопросы китайцев, то подтверждается, что им действительно важно, чтобы Китай играл определяющую роль на международной арене.

— Национальное возрождение по-китайски — это о чем?

— Оно связано и с экономикой, и с культурным влиянием, и с военным потенциалом. Здесь китайские власти пытаются придать более позитивную направленность этому дискурсу, а не ресентиментную, что они за предыдущие унижение ждут расплаты.

Есть, конечно, и реваншистские настроения. Когда Нэнси Пелоси, например, прилетала на Тайвань, в соцсетях кто-то сокрушался, что ее самолет не сбили ракетой. Но, естественно, на официальном уровне подобных идей нет.

— Почему Пекин сдерживается в ответ на прямые провокации, как с Пелоси, например?

— Китай и его граждане выступают за мирное воссоединение, но если ситуация так сложится, что вооруженное противостояние будет неизбежно, они понимают: нужно к этому готовиться.

Здесь еще важный нюанс: китайцы из материкового Китая позитивно относятся к населению Тайваня. Негативное отношение есть именно к сепаратистскому правительству острова. Проливать кровь собственного народа никому не хочется. Есть понимание, что США провоцируют Китай и важно не поддаваться этим провокациям, а дождаться того момента, когда Китай будет настолько сильным, чтобы издержки не сулили полного разгрома страны в результате этого противостояния.