Особенно интересно наблюдать за «вторыми половинками» глав государств. Некоторые из них стараются никак не ассоциировать себя с политическими делами и ведут обычную, хоть и несколько беспокойную жизнь. Другие, напротив, стремятся менять и окружающих мужчин, и жизнь в стране, а иногда даже национальный стратегический курс.

В гостях у «Монокля» побывала автор проекта и телеграм-канала «Первые леди» Ольга Голованова с рассказом о роли женщин, чьи судьбы оказались связаны с мужчинами, облеченными высшей государственно властью.

Мелания: друг или враг?

Петр Скоробогатый: Недавно стало известно, что Мелания Трамп оказывает некоторое влияние на своего мужа в связи с украинской тематикой. Давайте с этого начнем.

Ольга Голованова: Мне кажется, как любая супруга, она имеет и должна иметь влияние на мужа. О чем им разговаривать вечером? Думаю, они обсуждают и то, что происходит в мире. Более того, Мелания Трамп написала письмо Владимиру Путину, сделав акцент на судьбе детей из зоны СВО. Ее действительно заботит эта тема. Насколько я могу судить из ее мемуаров, она эмпатична. Тема положения детей в принципе беспокоила ее и во время первой каденции супруга, и между его президентствами, и сейчас.

П. С.: Признаться, когда смотришь на нее, совсем не кажется, что ее серьезно беспокоят какие-то гуманитарные вопросы. Она выглядит бесчувственной и холодной моделью.

О. Г.: Имидж у нее действительно немного «кукольный», этакая Барби. Но, опять-таки, она действует через личное. В первую каденцию Трампа, когда их сыну Бэррону было десять лет, одна журналистка выпустила твит, в котором предположила, что мальчик ведет себя как аутист. Был просто вырванный из контекста кадр. И одно это могло сильно ранить и ребенка, и семью. Над ним даже как-то подтрунивали в школе.

Мелания решила, что ей обязательно нужно принять меры. Первым делом она вызвала представителей разных технологических компаний — Twitter, Google, Amazon — переговорила с ними и придумала инициативу — движение Be Best против буллинга в соцсетях. Каждая первая леди выбирает себе приоритет или несколько приоритетов, на которые направляет свое внимание. Мелания выбрала такой. Эта платформа живет, развивается, она направлена и на регулирование в социальных сетях, и на борьбу с распространением опиоидов, и на повышение грамотности детей и молодежи, и на их оздоровление вообще.

П. С.: То есть это ее письмо Путину, в котором проявлена забота о детях, попавших с бывших украинских территорий в Россию, — это не внезапный политический шаг, он вполне укладывается в формат ее поведения?

О. Г.: Абсолютно. Это один из ее приоритетов — благополучие детей. Ее письмо по стилистике мне немного напоминает послание, которое написала десятилетняя американская девочка Саманта Смит много лет назад, в 1982 году, Юрию Андропову, когда он занял пост генсека ЦК КПСС. Она тоже ратовала за мир, выражала страх перед ядерной войной. С тех пор ни одна американка не писала писем хозяину Кремля. И тут Мелания Трамп!

П. С.: Я готовил вопрос о том, стоит ли нам считать Меланию Трамп своим «политическим врагом». А теперь, после сравнения с Самантой Смит, наверное, можно предположить, что нам можно даже искать какие-то точки взаимодействия с семьей Трампов через Меланию. Так ли это?

О. Г.: Это так. Наш президент говорил, что в России с большим уважением относятся к фигуре первой леди США. И я считаю, что, поскольку у Мелании восточноевропейские, славянские корни, здесь мы тоже можем в ней не то что родственную душу найти, но обнаружить какие-то родные струны.

П. С.: Вы изучали биографию Мелании. Можно ли сказать, что она претендует или готовится претендовать на некую роль в американском политикуме?

О. Г.: Статус первой леди — это не политическая должность. Но невозможно быть вдали от политики, если ты супруга президента мировой державы. Барбара Буш говорила, что с первой леди что-то не так, если она не желает изменить жизнь людей к лучшему. И есть бескрайний потенциал, который ей судьба предоставила. Женщина находится на пике возможностей финансовых, представительских, своей популярности, для того чтобы делать все лучшее для своей нации, для международных отношений. К слову, многие первые леди, когда еще не были в этом статусе, помогали мужьям добиваться первого места и удерживать власть, переизбираться.

П. С.: Сейчас довольно популярна версия, что следующим президентом США может стать кто-то из семьи Трампа. Обычно имеют в виду мужчин. Но мы знаем случаи, когда первые леди американских президентов начинали претендовать на высший пост. Довольно свежий пример — Хиллари Клинтон. Чернокожий лидер уже был, и многие ждут момента, когда пост главы Штатов займет именно женщина. Но Мелании, по-моему, далековато до такой перспективы.

О. Г.: Абсолютно точно. Я в Мелании Трамп президента не вижу.

П. С.: Чего ей не хватает?

О. Г.: Начнем с того, что она родилась за границей, а еще у нее нет соответствующего образования. Почему сам Дональд Трамп не особо боится Илона Маска? Потому что тот родился в ЮАР и не может претендовать на высший пост. И для Мелании эта дверь закрыта. Но я думаю, что она в восторге должна быть от того, что ей судьба подарила возможность быть первой леди дважды. Это даже читается по ее поведению, восприятию, насколько она сейчас, если так можно сказать, кайфует.

Роберт Устян: У меня есть подозрение, что первой президентом-женщиной будет Мишель Обама, скорее всего. Она, мне кажется, будет следующим претендентом от Демократической партии. Соединит в себе и чернокожую, и женщину, и сразу все регалии. Так все-таки может ли Мелания быть такой «форточкой» к какому-то диалогу с Трампом, с США?

О. Г.: Мне кажется, Трамп, как человек, который видит себя в центре Вселенной и любит купаться в лучах славы, смотрит и на то, как его воспринимает женщина, которую он любит. Ее мнение о том, с кем и как он ведет диалог, важно для него. Возможно, это кажется иррациональным индикатором, но вы знаете: то, кто и как тебе какую фразу скажет после того, как ты проснулся, может изменить твой внутренний мир на весь рабочий день.

Голоса первых леди глобального Юга

П. С.: У нас еще есть один кейс, который связан с Меланией Трамп. На ее письмо Путину неожиданно ответила Эмине Эрдоган, супруга президента Турции.

О. Г.: Да, Эмине Эрдоган — такая тихая первая леди. Она никогда не устраивала масштабных акций. О ней вообще говорят, что она этакая модница и любит тратить большие деньги на наряды, обувь, обставлять дома семьи Эрдоган. И вдруг такая акция, когда она через неделю после письма Мелании Путину, в свою очередь, пишет письмо ей, смысл которого сводится к следующему: госпожа Трамп, обратите внимание не только на детей Украины, но и на детей, страдающих в секторе Газа. Бедные палестинские дети страдают от израильских атак. Напишите письмо Биньямину Нетаньяху и попросите его прекратить эти страдания.

Я была удивлена и счастлива этой новости. Мне показалось, что сейчас действительно эпизод в истории, когда первые леди выходят на авансцену. Обычно их протокол супругов выталкивает.

П. С.: Но Мелания ничего не ответила.

О. Г.: Пока нет.

П. С.: А ведь это, в общем, очень тонкий политический ход со стороны Эмине Эрдоган. То есть вы там у себя в Штатах волнуетесь за десятки украинских детей, а здесь речь идет о десятках тысяч детей, которые гибнут в Газе. Уже даже по официальным данным погибло больше 60 тысяч мирных жителей, из них около 20 тысяч — это дети.

О. Г.: Раньше от госпожи Эрдоган ничего подобного не было слышно. Как первая леди она выбрала себе такое направление, как экология, инициативу «Ноль отходов». И она здорово с ней справляется. Это движение заметно на уровне ООН. Ей даже удалось за последние годы сэкономить несколько, по-моему, миллиардов лир в местной экономике.

Р. У.: Хочу добавить к палестинскому вопросу. Вы обращали внимание на Ранию Аль-Абдаллу — супругу короля Иордании? После того как Израиль начал военную операцию в Газе, она в эфире CNN произвела фурор как человек, никогда практически не делавший политических заявлений. Она упрекнула Запад в двойных стандартах, о которых вы говорите. Это интервью набрало сотни миллионов просмотров и буквально завирусилось в арабском сегменте, да и в англоязычном тоже.

О. Г.: Да, это был сильнейший индикатор того, что женщин из «первых семей» волнуют социально-политические проблемы. Хотя это те проблемы, которые близки именно их дому.

Р. У.: Пожалуй, единственное, как мне кажется, исключение — это Акиэ Абэ, жена ныне покойного премьер-министра Японии, которая не только публично не соглашалась с политикой мужа, но и выходила на митинги против него. Можете вы в этом плане привести нам еще какой-нибудь пример?

О. Г.: Я знаю, что Элеонора Рузвельт во многом не соглашалась со своим супругом Франклином Рузвельтом. В частности, она не то чтобы критиковала его экономический курс, но всячески старалась его корректировать. Привлекала внимание к положению чернокожего населения и женщин. Надо сказать, что он, безусловно, учитывал это в своей политике.

Жена президента Франции Жака Ширака, Бернадетт, тоже была политически подкованной. Окончила университет Sciences Po, где и познакомилась с будущим супругом. Она тихой сапой тоже много чего делала в государственных делах, хотя ее помощники постоянно конкурировали с помощниками мужа. Продвигала разные поправки, в законодательство вмешивалась.

Еще один такой пример — Бетти Форд. Она вообще была популярнее своего супруга Джеральда Форда, занявшего пост президента США без выборов и уж точно не претендовавшего на второй срок. Она была большей любимицей народа, как раз боролась и за равенство мужчин и женщин, и за достойную оплату труда.

П. С.: Раз мы ушли в историческую ретроспективу, давайте немножко шире возьмем. А что изменилось в институте первых леди за последние десятилетия? Тогда — на волне сексуальной революции, эмансипации, борьбы за различные права, когда эти права совпадали именно с гуманитарным направлением деятельности первых леди, — они, кажется, были более активными. А после развала Советского Союза, окончания холодной войны, наступления мира консьюмеризма вроде как ушли в тень. Так ли это?

О. Г.: Согласна. Очень интересно посмотреть на все ретроспективно. Опять-таки, что меня зацепило в мемуарах Мелании Трамп. Когда она рассказывает о своей первой поездке на саммит G7 — это было на Сицилии, — то пишет, что была крайне удивлена, когда поняла, насколько менее активны и более расслаблены первые леди других стран и насколько напряженные графики у первых леди США и сколько ожиданий от них у общества. У ее визави из других стран G7 налицо меньше обязанностей, меньше в штате сотрудников, меньше представителей безопасности рядом.

П. С.: Я так понимаю, разница в том, что в европейских странах они могут себе позволить выйти из политического штаба своих вторых половинок и вести спокойную жизнь. К ним не будет столько внимания, сколько к первой леди США, которая может и не работать в качестве политика, но останется частью образа любого президента Соединенных Штатов, автоматически туда попадает.

О. Г.: Конечно, большая ответственность ложится на ее плечи. Но это США — не последнее государство в мире, и термин «первая леди» происходит оттуда. А так, даже в девятнадцатом веке Марта Вашингтон или Эбигейл Адамс, когда еще не было и термина «первая леди», уже были хозяйками в Белом доме. Даже они, не имея особых прав, все равно пытались что-то сделать. Марта Вашингтон устраивала приемы для женщин, поскольку они не могли достучаться до президента. А Элеонора Рузвельт вывела эту роль на новый уровень. Она очень сильно спорила и с супругом, и с его командой, не хотела быть «просто женой».

П. С.: Причем, кажется, раньше политики-мужчины высокого ранга в меньшей степени были склонны прислушиваться к своим вторым половинкам. Общество было более «маскулинным». Но когда все перевернулось, «вторые половинки» в основном сами ушли из политики — перестали оказывать влияние на мужей.

О. Г.: Согласна. Хочу «прокинуть мостик» в Африку. Там женщины сейчас, в двадцать первом веке, играют все более весомую роль. В 2002 году была создана «Организация первых леди Африки против ВИЧ». Они решили, что должны объяснять жителям Африки необходимость обращаться к врачам, чтобы минимизировать распространение СПИДа. И к ним возникло очень высокое доверие в африканском обществе.

Р. У.: А вот мне еще интересен Восток. Мы действительно являемся заложниками определенной ролевой модели: первая леди должна быть тихой, спокойной, не выпячивать себя. И вот, готовясь к нашей беседе, я узнал, что в Азии, судя по тому, что там пишут о первых леди, они стали проявлять себя не просто как приложение к мужу, а как индивидуумы со своей повесткой. Это и упомянутая вдова Синдзо Абэ, и Пэн Лиюань, жена ныне здравствующего Си Цзиньпина. А вот как на это реагирует общество? Помните ли вы прецедент, что общество азиатской страны не принимало эту трансформацию первой леди?

О. Г.: Если брать за пример Китай, то общество любит Пэн. Более того, она была популярной певицей и гораздо более известной, чем ее муж. Когда они поженились, он был лишь мэром одного из провинциальных городов. И дальше они уже вместе покоряли олимп.

Общество Пэн просто обожает. Но во многих странах Востока номенклатура дает понять, что было избрано первое лицо и первая леди должна быть на шаг позади мужа

Сейчас она возглавляет Академию искусств Народно-освободительной армии Китая. Я разговаривала с китайцами, с китаянками, как они относятся к ней. Они хотят больше ее видеть, чаще слышать. И тут как раз такая ситуация, что общество ее просто обожает. Но во многих странах Востока номенклатура дает понять, что было избрано первое лицо и первая леди должна быть на шаг позади мужа.

П. С.: Но это уже что-то связанное не с традициями, а скорее с партийной дисциплиной, когда женщина довольно сложно воспринимается в качестве политика, чиновника.

О. Г.: Возможно, хотя это странно. Понятие «профессионал» не должно иметь пола. Это мое личное мнение.

Не женщины, а «танки»

П. С.: Когда мы вспоминаем действительно сильных женщин — политических лидеров на мировом уровне, то это, скорее, такие «танки». В большей степени чиновники, чем женщины. Надеюсь, что я никого не обижу. Ведь представить себе «куколку» Меланию Трамп в качестве начальника, который будет отдавать какие-то поручения, довольно трудно. И чтобы добиться результата, женщине приходится натягивать на себя в некотором смысле образ мужчины, более властного и более «тиранического», что ли. А вот руководить с помощью женского очарования не получается.

О. Г.: Я сейчас, кстати, вспомнила эпизод про Меркель. Во время одного из визитов Ангелы Меркель в Россию Владимир Путин преподнес ей букет, встречая ее на крыльце. Такой красивый жест, как мы это воспринимаем внутри России, был воспринят с критикой в Германии, где увидели намек на ее женский пол. Все немецкие феминистки и СМИ встали на дыбы.

Р. У.: Когда наблюдаешь за женщинами во главе правительств, будь то Ангела Меркель, или всем нам известная Маргарет Тэтчер, или госсекретарь Мадлен Олбрайт, есть ощущение, что они, как говорят наши друзья на Западе, пытаются быть большими католиками, чем папа римский. Кажется, что Кая Каллас, Урсула фон дер Ляйен и другие представительницы Евросоюза постоянно хотят доказать, что они более маскулинные или более ожесточенные, более бесчеловечные, чем любой самый жесткий мужчина на этом посту.

О. Г.: Считаю, что все закладывается в детстве. Бэкграунд женщин тоже о многом говорит — о том, что было в их семье, какие истории, что с исторической памятью. И происхождение, и образование, и воспитание. Мишель Обама, например, из бедного района Чикаго. Она просто очень хотела получить высшее образование, вырваться из неблагополучной среды. Много сделала для того, чтобы попробовать себя на разных высоких должностях. Поэтому в дальнейшем жила и работала, уже имея школу жизни и даже какую-то «броню».

П. С.: Мне кажется, во многом это следствие большей эмоциональности женщин, которая не проходит после их попадания в большую политику. В этом контексте мне очень не хочется, но придется затронуть историю Брижит Макрон. Не хочется, потому что я считаю, что даже к политикам мерзко лезть с вопросами про половую принадлежность или ориентацию. В мире, тем не менее, это, кажется, большая политическая история. Вроде как французская чета собирается до суда дойти.

О. Г.: Я как раз недавно общалась со своей подругой, которая живет во Франции. И на самом деле, если когда-то кого-то волновало, какую шляпку Брижит Макрон надела или какие у нее шпильки, то в последнее время она скорее негативный персонаж. Если сто раз сказать, что человек плохой, на сто первый все в это начинают верить. Это и вопрос с полом, и вообще чета Макронов раздражает французское общество, если судить по тому, что о них говорят внутри страны.

П. С.: И то, что она почти публично дала пощечину мужу, тоже не сделало ее национальной героиней?

О. Г.: Нет. Был эпизод, когда она снялась в одном из сезонов сериала «Эмили в Париже», и тогда это было хорошо воспринято, пресса писала, что да, это крутой шаг, играющий на имидж страны за рубежом, какая молодец Брижит Макрон. Но все же их сейчас не очень любят. Даже обсуждение их разницы в возрасте многими воспринимается как маневр, отвлекающий от провалов Макрона в государственных делах. Мол, пусть лучше общество потребляет эту информацию, а не задается вопросами налогов, куда уходят деньги из казны и так далее.

Трагедия четы Макрон

П. С.: Конечно, для женщин-политиков природная эмоциональность ведет и к ранимости. Как сама Брижит Макрон по этому поводу высказывается?

О. Г.: Ее окружение и их адвокат говорят, что она «очень расстроена». Но лично я считаю, что ввязываться в судебные дела, предоставлять доказательства — это низкий уровень, надо быть выше этого и руководствоваться принципом «жена Цезаря должны быть вне подозрений».

П. С.: Похоже, ситуация дошла до такого уровня, что уже не остается другого выхода. По-моему, она очень долго терпела. Но когда постоянно находишься под камерами, невозможно спрятаться и дождаться, пока все про тебя забудут. Это, конечно, катастрофа и для самого президента, потому что, наверное, скандал давит и на его рейтинг.

О. Г.: Абсолютно точно. Это может плохо закончиться для его политической карьеры. Я даже вычитала, не знаю, правда это или нет, но журналистка Оуэнс утверждает, что ей звонил сам Дональд Трамп со словами, чтобы она прикрыла рот на эту тему. Якобы об этом сам Макрон попросил Трампа.

Р. У.: Это действительно самый низкий уровень политической атаки. Когда начинают обсуждать не идеи, не дела, а жену, детей — например, аутизм у Бэррона — это, на мой взгляд, отвратительно просто. И в этом плане и Мелания Трамп, и Брижит Макрон становятся жертвами постмодернистского политического дискурса, где все методы противостояния хороши. Все становится орудием. Это чудовищное состояние мировой политики в целом.

О. Г.: Это все есть и в кино. А в кино все из жизни. Что «Карточный домик», что сериал «Дипломатка». Можно представить, что на самом деле кто-то управляет этой журналисткой и говорит: топи этих Макронов. Эти политические игры, особенно на Западе, вполне реальны.

П. С.: В то же время это говорит о жутком дефиците идей в мире, программ у политических партий, о дефиците предметного обсуждения того, что творится вокруг. И в этом политическом вакууме такой переход на личности получает больше пространства, как бы подменяет собой реальную политику. Сами политики, безусловно, виноваты, хотя я не имею в виду, естественно, конкретно ни Меланию Трамп, не Брижит Макрон.

Р. У.: В истории США был такой важный посыл: «Обсуждай идеи, а не людей». Discuss ideas, not people. А здесь идеи закончились, и началась «вторая часть», которая стала проклятием американской политики. Которая стала самым низким уровнем в журналистике — уровнем бульварной прессы. А сейчас это риторика «Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон Пост» и других. Это социальные сети. Миллионы репостов.

О. Г.: Да, конечно, если хочешь стать первой леди, будь готова попрощаться с личной жизнью, с приватностью, которую мы все так хотим как-то уберечь.

Что ждет «институт первых леди»

П. С.: На ваш взгляд, как это все может измениться? Видите ли вы какой-то тренд во всем том, что происходит с первыми леди?

О. Г.: В некоторых государствах первым леди предоставляются государственные посты. Элеонора Рузвельт мечтала, может быть, стать вице-президентом США. Сейчас в Азербайджане супруга Ильхама Алиева Мехрибан — второй человек в государстве, вице-президент. Такая же интересная ситуация наблюдается в Латинской Америке. Там вообще женщины проактивны в политике. Очень многие жены президентов сами становятся потом президентами.

Я была в Никарагуа лет десять назад в пуле министра иностранных дел. Помню комнату переговоров, сидит глава государства Даниэль Ортега, справа от него — женщина. Все спрашивают: «А кто это? Наверное, какой-то министр». «Нет, это не министр, это его супруга», которая является и пресс-секретарем главы государства, и последние годы она была вице-президентом. А с января этого года она со-президент. То есть у них двойное президентство в стране.

А Дилма Русеф, первая женщина — президент Бразилии, сейчас возглавляет Банк БРИКС. Супруга нынешнего бразильского главы Розанжела Лула Да Силва очень активна. Например, она сидела рядом с мужем на недавнем саммите БРИКС в Рио-де-Жанейро. У них поздний брак, и мне представляется, что они оба темпераментные, часто выражают чувства на публике. Розанжела сопровождала мужа во время визита в Москву по случаю Дня Победы, тогда она призналась, что у нее русские корни. Она сейчас пытается в Бразилии роль первой леди вывести на новый уровень. Не стесняется в выражениях. И с Илоном Маском у нее даже был конфликт.

П. С.: Мне кажется, тот тренд, о котором говорит Ольга, указывает, скорее, не на усиление роли женщины в большой политике, хотя в этом и есть определенная доля правды, а на тот факт, что сужаются демократические процедуры и власть вообще во многих странах становится семейным, клановым делом. Когда ты опасаешься доверять случайным людям или людям, набранным с улицы, и делаешь выбор в пользу своей жены, сына или невестки и так далее, больше доверяя им в этом смысле.

О. Г.: Пожалуй, да. Конечно, ты своим доверяешь больше.