Новый залп санкционной войны

Последствия новых ограничений комментирует Алексей Белогорьев, директор по исследованиям Института энергетики и финансов.

— Что касается экспорта, то, по опыту предыдущих санкционных волн, неизбежна его краткосрочная просадка в период с декабря по февраль. Обвального падения экспорта зимой не будет, но потребуется время на перестройку цепочки поставок. Из контрактов с покупателями наших нефти и нефтепродуктов в Китае, Индии, Турции и в других странах-импортерах нужно вывести «Роснефть», «ЛУКойл» и все их дочерние общества и ввести в них какие-то не аффилированные с ними напрямую компании. Такая практика уже неплохо отработана: именно это происходило, например, после введения блокирующих санкций Джо Байденом в отношении «Газпром нефти» и «Сургутнефтегаза» в январе нынешнего года.

Конечно, речь идет не только о технических трудностях. Куда серьезнее страхи самих импортеров и других контрагентов, которые не хотят подпасть под вторичные санкции.

— Индия, кажется, уже серьезно завибрировала, в отличие от летней истории, когда индийцы не поддались на угрозы Трампа.

— Не стоит преувеличивать. Каждый раз, когда вводят санкции, приостанавливается контрактование. Это нормально: юристы взяли время на изучение рисков.

Что будет после технической просадки поставок, по большому счету зависит от политической воли одного человека — премьер-министра Индии Нарендры Моди. В Индии, конечно, рыночная экономика с большой долей частных НПЗ и импортеров нефти, но от позиции правительства зависит многое. В отношении Китая можно быть более или менее уверенными, что он продолжит импорт примерно в тех же объемах.

По поводу Индии такой уверенности ни у кого нет, потому что Дональд Трамп настойчиво вовлекает Моди в чужой для нее конфликт, причем вовлекает как ответственную сторону, которая должна платить за свои решения. Естественно, это очень некомфортная ситуация. Причем надо понимать, что у Индии не было и нет никакого стратегического выбора в пользу российской нефти. То, что за последние три года доля последней в индийском нефтяном импорте стала доминирующей, было сугубо прагматическим решением: Россия продавала заметно дешевле, чем традиционные для Индии ближневосточные поставщики.

— Давайте опишем худший для России сценарий: если Моди дрогнет и переключится на других поставщиков.

— Единственный рынок, который может принять индийские объемы, — это Китай, но рынок самого Китая вовсе не резиновый, и среди экспертов давно уже почти консенсус относительно того, что в 2027 году он пройдет пик потребления нефти, при том что его собственная добыча растет, соответственно общая потребность в импорте расти не будет. Кроме того, дальнейшее увеличение доли российской нефти в китайском импорте станет не характерным для него решением: Китай, как и Индия, всегда стремился к максимальной диверсификации импорта.

— Какой объем нашего нефтяного экспорта оказывается под риском, можете оценить?

— Наш текущий экспорт в Индию в среднем около 1,8 миллиона баррелей в сутки. Из этого объема, я думаю, Китай готов будет взять примерно треть, и то если его сильно попросить. А если Индия, такая большая и в региональном масштабе влиятельная, откажется от российских поставок, никакая другая азиатская страна, кроме Китая, на это не решится.

Таким образом, порядка 1,2 миллиона баррелей в сутки российского нефтяного экспорта на горизонте середины 2026 года оказываются под риском. Это чуть меньше четверти суммарного российского экспорта нефти.

— Какова картина с нефтепродуктами?

— У российских нефтепродуктов гораздо более диверсифицированная структура экспорта. Не думаю, что здесь будет серьезный провал. По крайней мере, «Сургутнефтегаз», который много экспортирует со своего Киришского завода, не показывал какого-либо провала в экспорте после январских санкций.

Конъюнктура подыгрывает Трампу

— Любопытно, что Байден не решался санкционировать крупнейшие российские нефтяные компании, ограничившись третьим и четвертым номерами, а наш «друг» Трамп решился.

— За последние девять месяцев, что Трамп у власти, сильно изменилась конъюнктура мирового нефтяного рынка. В январе он еще находился в ситуации дефицита предложения и любые неосторожные шаги могли привести к росту цен. Сейчас рынок становится прямо на наших глазах профицитным. Это связано и со слабым спросом, и с действиями ОПЕК+, который как раз с апреля начал стремительно отказываться от самоограничений и значимо повышать добычу. Трамп теперь вполне осознанно может не бояться, что сокращение российского экспорта сильно подстегнет рост цен. Напротив, есть общее движение в сторону снижения цен. Но при этом само по себе санкционирование США компаний из топ-10 российского бизнеса является прецедентным и означает, безусловно, новый виток эскалации в противостоянии с Россией.

— Насколько серьезным будет влияние санкций в связи с невозможностью использования долларов США в расчетах за экспортные поставки нефти санкционных компаний?

— Это создаст временные сложности, в основном в торговле с Индией. Но значительная часть российского нефтяного экспорта уже ведется вне долларовой зоны. Поэтому при необходимости перевести расчеты в дирхамы ОАЭ, юани или иную валюту дружественных стран можно достаточно быстро. Это уже проблема не того масштаба, какой она была в 2022 году.

Реструктуризация активов

— Давайте теперь разберем влияние на зарубежные активы и акционерный капитал «Роснефти» и «ЛУКойла».

— У «ЛУКойла» и «Роснефти», пожалуй, наиболее серьезный и разветвленный зарубежный бизнес среди всех компаний российского ТЭК. Несмотря на то что еще в 2023 году «ЛУКойл» был вынужден продать свой наиболее крупный европейский актив — НПЗ на Сицилии, у «ЛУКойла» остаются НПЗ в болгарском Бургасе и румынском Плоешти, а также 45-процентная доля в одном из голландских НПЗ. Помимо этого компания владеет сетью АЗС в Азербайджане и значимыми, хотя и далекими от контрольных пакетами в важных проектах в этой стране — 10 процентов в трубопроводной системе «Южный газовый коридор» и 19,99 процента в шельфовом газовом проекте «Шах-Дениз».

Сильные позиции у «ЛУКойла» и в Казахстане: компания владеет миноритарными пакетами в важнейших СРП на территории Казахстана — нефтяном Тенгизе и нефтегазовом Карачаганаке, ей также принадлежит 12,5 процента трубопроводного проекта КТК. Примечательно, что минфин США в своем санкционном решении в отношении «ЛУКойла» сразу же оговорил, что оно не распространяется на Тенгиз и КТК. В противном случае под угрозой оказались бы поставки казахстанской нефти на мировой рынок. Активно участвует «ЛУКойл» в ряде добычных проектов в дальнем зарубежье — в Мексике, Ираке, ряде африканских стран и др.

Среди крупнейших активов «Роснефти» за рубежом — 49,13 процента в индийской Nayara Energy и 30 процентов в морском газовом месторождении Zohr в Египте.

Судьба всех этих активов будет разной. Многое будет зависеть как от долей и характера участия компаний в конкретных проектах, так и от позиции национальных правительств. В ЕС, скорее всего, усилятся требования к продаже НПЗ, принадлежащих «ЛУКойлу», либо к введению на них внешнего управления, как это в 2022 году сделали власти ФРГ в отношении трех НПЗ с крупным акционерным участием «Роснефти». В дружественных юрисдикциях шансы сохранить активы больше, особенно в случаях, когда речь идет о доконтрольных пакетах. Вспомним Сербию, где «Газпром нефть» совместно с «Газпромом» все еще сохраняют контроль над национальной нефтяной компании NIS, несмотря на сильное давление со стороны как США, так и ЕС.

Миноритарные пакеты, скорее всего, сохранить удастся. Но операционное и корпоративное влияние на работу соответствующих проектов «ЛУКойл», как и «Роснефть», утратит.

Потребуются дальнейшие шаги по реструктуризации бизнеса международного трейдингового бизнеса «ЛУКойла», ранее целиком замкнутого на зарегистрированную в Швейцарии компанию Litasco. В 2022 году «ЛУКойл» разделил подразделение на две части: штаб-квартира осталась в Женеве, в Дубае создана Litasco Middle East, ориентированная на поставки в Азию и на Ближний Восток. Вероятно, перевод трейдинговых операций в эту либо в другие специально созданные структуры продолжится.

— Индийские компании участвуют в крупных нефтедобывающих проектах в России, операторами которых являются «дочки» «Роснефти». Это Ванкор и «Сахалин-1». Что будет с ними?

— Опять же многое зависит от позиции национальных правительств. Характерный пример — Япония, которая с 2022 года поддерживает практически все антироссийские санкции в рамках G7б но при этом упорно отстаивает право японских компаний, включая государственную JOGMEC, на участие в «Сахалине-1», «Сахалине-2» и даже в «Арктик СПГ-2», обложенном санкциями США со всех сторон.

Почти все значимые инвестиции индийских и китайских компаний в российские нефтегазовые проекты носят стратегический характер и рассчитаны на десятки лет отдачи в виде поставок энергоресурсов и денежных доходов. Это не то, от чего можно легко взять и отказаться, тем более под давлением третьих стран. Поэтому я бы не ожидал продажи этих долей, тем более, что и по российским регуляторным нормам, введенным начиная с 2022 года, сделать это довольно проблематично. Но практическое участие зарубежных компаний в проектах «Роснефти» и «ЛУКойла» будет вынужденно заморожено.

То же самое касается обычных миноритарных владельцев акций. Сами по себе блокирующие санкции не означают, что иностранные инвесторы должны бежать распродавать акции «Роснефти» или «ЛУКойла». Но санкции, конечно, создают неблагоприятный инвестиционный фон, поэтому некоторый отток иностранного капитала вполне возможен.

Ожидаемое СПГ-эмбарго

— Девятнадцатый пакет санкций ЕС содержит эмбарго на поставку в Европу российского СПГ. Насколько болезненным будет это решение для России?

— Запрет был давно ожидаем. ЕС не мог ввести его раньше, поскольку предыдущие четыре года мировой рынок СПГ был дефицитным, и заместить российский СПГ было объективно нечем. Сейчас на наших глазах на этом рынке формируется избыток предложения, и в 2026 и 2027 годах он будет усиливаться. Поэтому это решение ЕС – не блеф и не эмоциональная вспышка, а холодной экономический расчет. В основном, думаю, на 90% российский СПГ в Европе будет замещен поставками с новых заводов в США.

Для России это серьезный вызов, поскольку до 50% всего нашего текущего экспорта СПГ ориентировано именно на рынок ЕС. В особенности это касается завода «Ямал СПГ». Придется срочно искать новые рынки сбыта, в основном, в странах Южной и Юго-Восточной Азии, при этом в неблагоприятных рыночных условиях – растущей конкуренции и ожидаемого снижения цен. Задача, прямо скажем, непростая, тем более что потребуется существенное расширение флота газовозов, поскольку плечо транспортировки увеличится в два с половиной – три раза.