Заходим мы с женой в метро. Вдруг она, радостно взвизгнув, срывается с места и устремляется в центр станционного зала. Издали я вижу, как она добегает до двух мужчин, как они коротко с ней разговаривают, а потом один из них начинает жадно ее ощупывать: волосы, лицо, плечи, руки, затем почти неприлично ниже. Где конкретно, я уже не понимаю, потому что мои глаза застилают гнев и ревность; я уже прикидываю, кого из этой пары незнакомцев и каким ударом повалю на пол…

Объяснилось все просто. Вернее, сложно. В своей комсомольской юности жена волонтерствовала в интернате для слепоглухонемых. Там познакомилась с Александром Суворовым, к тому времени прославившимся тем, что, несмотря на тяжелую и сложную инвалидность, он окончил МГУ, стал психологом, педагогом. Она научилась общаться с ним с помощью пальцевого алфавита, «ладонью в ладонь». Он в свою очередь привязался к ней. Затем их жизненные дороги разошлись. Теперь, дотрагиваясь до нее, он ее узнавал. А его спутник оказался поводырем и социальным работником.

Мне было стыдно — я уже заносил кулак.

Жена сказала успокоительно, что у этики все нормы плавающие. Я это запомнил.

…Приятель недоумевает. В социальных сетях, мол, спорим на злобу дня и о политике с френдами, живущими по соседству. Порой доходит до оскорблений и сквернословия — кипим и бушуем. А как встретимся вживую, тем же вечером выйдя во двор с собаками погулять, так сама вежливость: «Здрасьте, Петр Семеныч» — «И вам, Семен Петрович, доброго здоровьичка». И ни слова про недавние интеллектуальные баталии в сети.

Перед собаками неловко, заключает он, да и люди мы воспитанные.

У Юрия Мамлеева есть рассказ «Перелетный». Его главный герой по фамилии Ключев живет, так сказать, двойной жизнью. В то время как один Ключев воспаряет в космические дали, исследуя тайны Вселенной, и задается вопросами о духовном бессмертии, другой успешно занимается бизнесом, заводит семью, читает газеты, ест-пьет и — чего уж там — как простые смертные посещает туалет. Оба Ключева знают друг о друге: первый называет второго генералом, и все это до поры никому не мешает, а окружающие даже не подозревают о такой аномалии. Однако кончается все плохо. Впрочем, как всегда у этого писателя.

Расщепление души, размножение личности. Словно метроном: «кач-кач, кач-кач». Сейчас я такой, через мгновение — противоположный. На службе государственник, дома на кухне — противник кровавого режима. Я во лжи не участвую, я за истину и факты. А если участвую, так это не я, это «генерал».

Знакомая дама работает на государственном телеканале в редакции информационного вещания. Ей позвонил ее коллега и поинтересовался, нет ли вакансии корреспондента. Все бы ничего, но именно в тот день хоронили погибших в крушении Ту-154, летевшего в Сирию, и среди них — журналиста, на место которого, очевидно, и метил соискатель.

Этот гражданин безнравствен, заключает она драматически, едва сдерживаясь, чтобы не назвать его мерзавцем; я вычеркиваю его из своей жизни, это же верх низости.

Она обслуживает гигантскую машину агитпропа, где все средства хороши и оправдываются целью. Но и она туда же — про этику.

А как по мне, то такого человека и надо брать. Один боец погиб, другой хочет немедля подхватить упавшее знамя, невзирая на такие мелкие условности, как панихида.

И ведь нет здесь лицемерия — моя знакомая искренне верит во все, что говорит и делает. Просто у нее одна этика для тех случаев, другая — для этих. Разные ипостаси существуют в параллельных мирах, потому и нет внутреннего конфликта.

Правда, иногда система сбоит — и тогда гаишник бросается спасать женщину-водителя, тонущую в ледяной реке. Иногда параллельные миры пересекаются — и тогда критик власти Дмитрий Гудков приезжает на митинг против роста цен в сопровождении своей супруги, предплечье которой украшает сумка «Шанель» за полторы сотни тысяч рублей.

Помню, в середине 1990-х была такая кремлевская работница, которая мастерски разруливала гражданские протесты. Приедет, бывало, в зимнюю Сибирь, где учителя или другие бюджетники бастуют против задержек зарплат, выйдет на трибуну перед толпой в обычном демисезонном пальтишке и скажет: «А что, бабоньки, — тепло ли вам в норковых шубах и чернобурковых шапках? Я вот в Москве на такие еще не скопила». И расходится после этого народ помаленьку, думая: «А и вправду — чего это мы раздухарились, кому сейчас легко».

И никто ведь не против состоятельных оппозиционеров. Но надо же совесть иметь. Или хотя бы мозг.

А тут приходит ко мне в гости мой товарищ. Я ему разогреваю ужин в микроволновке. Он чуть ли не за руки меня хватает — не вздумай, говорит, это же провоцирует псориаз, переходящий в рак. Ну, раз такое дело, включаю духовку и плиту… Потом он ест — обильно, жирно, неоднократно подливая из принесенной с собой пол-литры. В перерывах между рюмками выходит в коридор, чтобы покурить.

— Значит, вредная эта штука — СВЧ? — спрашиваю его риторически.

— Ты даже не представляешь, насколько, — отвечает он с жаром, а после просит меня сгонять еще за выпивкой. Ну и что, что ночью запрещено, своим-то наверняка продадут.