— Вы собрали коллектив для нового проекта сразу после того, как распалась группа «Агата Кристи», и до сих пор исполняете на концертах песни, которые написали в 90-х. Среди аудитории The MATRIXX много поклонников «агатовского» рока?

— У нас недавно был концерт в Нижнем Новгороде, и даже организаторы сказали, что основная часть зрителей — это молодежь, которая вежливо воспринимает песни группы «Агаты Кристи», но притом очень бурно реагирует на музыку The MATRIXX. Я ориентируюсь не на людей сейчас, а на свои чувства. Наше творчество — это реакция на общественные события и события моей личной жизни. Аудиторию «Агаты Кристи» даже в последнее время существования группы составляли люди, вокруг которых не происходило чего-то нового и интересного и которые просто покупали билеты на концерт, чтобы потанцевать под шлягеры своей молодости.

— Какие события больше всего повлияли на ваши тексты и музыку?

— Таких событий было очень много за последние несколько лет, и все они довольно печальные, если послушать наши песни. В них виноваты люди, которые до сих пор живут, но на самом деле уже мертвые.

—Когда вы только начинали проект The MATRIXX в 2010 году, сказали, что будете исполнять «неопостготику».

— Да, я сам придумал такой термин на ходу. «Нео» — это отсылка к «Матрице», а постготикой можно называть все, что после готики.

— За последнюю неделю я послушала много музыки The MATRIXX…

— Я очень вам сочувствую.

— Почему в текстах так много смерти?

— Я никогда этого сам не говорил, но за меня это однажды сделал мой друг. Он сказал: «Вы не понимаете, Глеб не зовет смерть, он ее заговорить пытается». В русской народной традиции есть такая колыбельная: «Баю-бай, баю-бай, поскорее умирай». Эту колыбельную пели над маленьким больным ребенком, чтобы отвадить смерть. Я занимаюсь тем же самым.

— При этом в одной из песен ваш герой подпевает похоронному маршу в мажоре. Это ирония?

— Если бы песни вызывали какое-то одно конкретное чувство, а не смешанные эмоции, тогда мы бы не смогли быть интересными для зрителя. Что бы автор ни закладывал в музыку, слушатели все равно выносят из нее то, что хотят. Но мой главный посыл понятен — это свобода.

— Последний свой альбом, «Резня в Асбесте», вы записали еще в мае 2015 года. Почему с тех пор не выходило ничего нового?

— Я ничего не писал два с половиной года. Я готовился к написанию нового альбома, хотя сам не осознавал этого. Он должен выйти осенью. Благодаря этой работе я сплю последние месяцы по два-три часа в сутки. Сегодня, например, лег в семь. Я понял вдруг, что, несмотря на уже сделанные заготовки, одна песня точно не подходит. И в то же время понял, что мне в альбоме не хватает других песен. Любой музыкальный альбом — это пьеса, история. Если какая-то песня не вписывается, это значит, она не подходит драматически.

— Вы обещали в новом альбоме новый звук.

— Да. Нечто подобное «Агата Кристи» уже делала в альбоме «Чудеса», который основывался на рейв-культуре. Новый альбом будет необычным для тех, кто совсем забыл, что такое хоррор. The MATRIXX смешивает жанры, поэтому мне привычно, если соединяют дапстеп и тяжелый рок, транс и диско. Последний дуэт, который у меня состоялся, — с рэп-группой 25/17. Я послушал, что они делают и о чем говорят, мне понравилось. Но в новом альбоме группы The MATRIXX рэпа не будет: мне не дано раскладывать буквы по слогам и дикция не позволяет.

— Кто из музыкантов делает сейчас то, что вам интересно?

—В последнее время откровением стала группа LittleBig. Я наткнулся на них совершенно случайно. Я так давно не смеялся, я не мог уснуть ночь. Хохотал как бешеный!

— Что вас в них рассмешило?

— А вам не смешно?

— Когда я увидела их в первый раз, было страшно.

— Да, это очень жесткая, злобная сатира, но она очень профессионально, качественно и убедительно сделана.

— Обычно вы сами пишете все тексты для группы The MATRIXX. В новом альбоме вы обращаетесь к чьей-то еще поэзии?

—В этот раз я посотрудничал с таким поэтом, как Владимир Владимирович Маяковский. Более того, это будет именно его прочтение — в песне прозвучит голос самого Маяковского. С него для меня началась поэзия. По-моему, это даже не классика — для меня он жив и по-прежнему существует.

— В октябре The MATRIXX записала песню «Бриллиантовые дороги» на текст Ильи Кормильцева. А его поэзия чем вам близка?

— Так получилось, что мы дружили с Ильей и Алесей (Алеся Маньковская — третья жена Ильи Кормильцева. — РР) два последних года его жизни. Илья как публицист, общественный деятель, переводчик и философ значит для меня гораздо больше, чем Илья как поэт. Самое дорогое — то, что мы смогли с ним стать единомышленниками.

— В чем?

— Понимаете, нам даже спорить было не о чем. Смысл деятельности Ильи был в том, что он объединял вокруг себя людей, которые чувствуют несправедливость этого мира, но двигаются в разных направлениях, поддерживают разные взгляды. Илья объединял таких людей для того, чтобы они перестали друг с другом воевать.

— А в чем вы видите несправедливость мира?

— Если я начну перечислять, наш разговор продолжится до завтра. Например, в том, что хорошие люди умирают, а другие плавают на поверхности.

— Вы говорили, что творчество для вас — это саморазвитие и саморазрушение. Как оно вас разрушает?

— Это со всеми музыкантами и поэтами так было, кроме Гете. Он стал большим высокооплачиваемым чиновником и в то же время продолжал писать стихи. Стихи, которые мне, например, абсолютно не интересны. При всем уважении и любви к слушателям, то, что делают они, — это вампиризм. Они берут, а все творческие люди отдают. Поэтому, естественно, происходит саморазрушение.

— Разве артист не получает эмоциональную отдачу?

— Да, но только в то время, пока он поет, или когда чувствует радость от написания песен. Простой пример. Если бы вы заглянули в нашу гримерку сразу после концерта, то увидели бы, какие мы сидим — с языками на боку, мокрые, — и какие радостные и бодрые залетают зрители. Потому что они получили свое, а мы отдали свое. Я лучше отдам свои силы на концерт, чем буду экономить их для автографов и фотографий после выступлений.

— В таком случае что возвращает вам силы?

— Как ни странно, музыка.