Материал Навального рассказывает, что премьер России якобы незаконно владеет рядом крупных объектов недвижимости, оформленных на некоммерческие фонды, которыми управляют близкие ему люди (однокурсники, ученик однокурсника, сотрудник благотворительного фонда его супруги, предположительное доверенное лицо). Информация об этих фондах («Дар», «Соцгоспроект», «Градислава» и др.) и предполагаемой их связи с Дмитрием Медведевым публиковалась в прессе на протяжении многих лет.
Еще в 2010 году экологи подняли шум из-за строительства официальной резиденции на землях заказника «Большой Утриш» — об этом писала, в частности, газета «Живая Кубань» и информировал сайт «Гринпис». Резиденция оказалась не официальной, а принадлежащей фонду «Дар». В 2011 году «Новая газета» (№ 17) опубликовала очень подробный материал «Президенции». Незадолго до выхода фильма Навального в газете «Собеседник» (№ 6 от 15 февраля 2017 года) был представлен подробный материал, основанный во многом на тех же данных.
Но в прессе не принято делать заведомо необоснованных выводов. Так, «Новая» при всей своей оппозиционной смелости ставила вопрос в корректной форме: «Все-таки хочется понять: все эти роскошные дворцы действительно принадлежат первым лицам государства или кто-то очень удачно использует их имена в своих частных интересах?»
У Навального вопросов уже нет. «Мы установили и описали всю коррупционную империю Дмитрия Медведева», — заявляет он. И даже прикладывает заявление о преступлении.
Юридическая оценка
— Материал вроде бы накапливает множество фактов, но каждый из них при ближайшем рассмотрении не выдерживает критерия даже для косвенного доказывания, — говорит адвокат Сергей Мирзоев. — Например, указанием на владение предлагается считать совместную учебу в университете много лет назад…
Послушайте, в уголовном праве нет места свободному творчеству, максимум вы можете наложить факты на матрицу закона.
Попробуем. Навальный в заявлении о преступлении квалифицирует как взятку передачу крупным бизнесменом Алишером Усмановым дома на Рублевке фонду «Соцгоспроект». Главой фонда является Илья Елисеев. Один лишь факт совместного обучения много лет назад, как мы поняли, не является юридическим доказательством того, что сделка произошла в пользу премьера. Если тебе не принадлежит дом, тебя из него всегда можно выгнать — неважно, сват или брат его владелец. Даже если бы дарение произошло непосредственно подозреваемому, должно быть доказано еще и действие в интересах дарителя.
— Согласно части 1 статьи 290 УК РФ о взятке — это «получение должностным лицом… за совершение действий (бездействие) в пользу взяткодателя или представляемых им лиц…» Тут только один вопрос: за какое действие, бездействие либо покровительство давалась взятка? — удивляется юрист Максим Миловидов. — Какие лица это подтверждают и указывают на лицо, совершившее преступление? Правильно — дураков нет. Материал крайне слабый.
Остальные «кейсы» основаны на столь же слабых аргументах. Ни Следственный комитет, ни тем более суд не могут воспринять их как доказательства. То есть Навальный, сам будучи юристом, намеренно вводит в заблуждение своих читателей.
Ближе всего к возможному конфликту интересов, намеренно или ненамеренно, в материале Навального оказался Илья Елисеев — сам по себе крупная фигура, топ-менеджер «Газпромбанка» и одновременно руководитель фонда «Дар», чья дочерняя структура получила, согласно «Новой газете», 460 млн рублей кредита как раз от «Газпромбанка». Само по себе не преступление, но авторы расследования вглубь и не пошли.
Материал тем не менее привлек многих людей — никто не обязан быть юридически грамотным или искушенным в нравах российской политики. Многие, например, удивляются тому, что стало банальностью еще в 90-е — в России очень богатая элита, которая не сторонится демонстративного потребления. А корпоративные юристы еще знают, что юридические структуры с некоммерческими фондами — общая практика.
— Когда адвокаты получают контракты на создание «схем», всегда возникает «матрешка» из коммерческих и некоммерческих организаций, — говорит Мирзоев. — Это юридически идеальная пара. Фонды удобны: уставной капитал любой, он не делится, внесено может быть любое имущество. Как правило, налоговая фондами не интересуется.
Для аналитиков и следователей, которые знакомы с коррупционными делами, в схемах Навального явно не хватает собственно коммерческих структур. В фондах деньги тратят (да еще опосредованно, практически анонимно). А в фирмах — зарабатывают.
Это самая опасная информация, и ее в данном случае нет.
Политическая оценка
Не выглядят убедительными ни разоблачения Навального, ни разоблачения разоблачителя. Пресс-секретарь премьер-министра Наталья Тимакова заявила: «Комментировать пропагандистские выпады оппозиционного и осужденного персонажа, заявившего, что он уже ведет какую-то предвыборную кампанию и борется с властью, — бессмысленно».
Наверное, и правда бессмысленно, с точки зрения большой аудитории и рейтингов, но общественные группы, включающие представителей интеллигенции, в недоумении. Например, писатель Даниил Гранин сказал, что из-за отсутствия объяснений властей ему приходится верить Навальному.
Юристы, с которыми мы говорили, не сомневаются, что оснований для уголовного или прочего преследования в материалах Навального нет. Но это не исключает того, что большая часть данных, вероятно, правдива. Эти факты вызывают если не юридические, то политические вопросы.
Часть вопросов снимается просто. Наталья Тимакова в прошлом году уже комментировала посещение Медведевым резиденции в Плесе: «Названные вами объекты, как и другие объекты временного проживания, не находятся в собственности Медведева», но «находятся под охраной ФСО». В принципе, ничего предосудительного для премьера — жить в чужом доме, но охраняться по высшему разряду, если не возникает проблем с местными сообществами. Даже Навальный говорит, что другой объект, в Курской области, скорее способствует развитию территории. Первые лица могут всерьез полагать, что если они будут останавливаться в разных регионах, то это заставит бизнес в угоду чиновникам их развивать.
Но общее впечатление от резиденций чиновников — дорого и бессмысленно. Эта тема — вообще бич постсоветской политики. Киевский Майдан закончился куражом в резиденции Януковича «Межигорье».
— У нынешних нету страха, — рассказывает нам сотрудник спецслужб, который работал еще при СССР. — Раньше я, бывало, спрашивал у приезжего министра: «Едем на одной машине или большим кортежем, как положено?» Разумные люди отвечали: «Конечно, одной машиной».
Безопаснее и разумнее «не светиться». Логика подсказывает, что и большие дома, как, например, на Рублевке, в случае реальных проблем не уберегут — напротив, толпа будет знать, где искать самых богатых. Но эти дворцы нужны не для комфорта или безопасности, а для понтов.
В Татарстане рассказывали, как предприниматель не мог найти связи, позволяющие ему купить участок в поселке, где находится дача бывшего президента Шаймиева. Тогда он купил участок рядом и построил огромный помпезный дом впритык к забору в пять этажей. Жить в доме нельзя — зато показал кузькину мать.
Все это признаки того политического режима, который у нас установился четверть века назад. Бизнес связан с властями настолько, что и коррупцией это не назовешь — это такая система.
Проблема, которая возникает с дикокапиталистическими режимами, в том, что чиновнику нельзя быть бедным и беспонтовым — съедят. Поэтому образовались олигархически-чиновные связи с доминированием богатых. Потом, при укреплении государства при Путине, ситуация несколько изменилась: мы теперь не знаем, действительно ли конкретному физическому лицу принадлежит тот или иной актив или он временно управляется номинальным владельцем «в интересах Родины». И сам он часто не знает — зависит от поведения. Возникают часто загадочные фонды: то ли они нужны для социальных проектов, выборов или тайных спецопераций государству (а бизнес должен их наполнять), то ли это «личные карманы» чиновников.
Фонды при политиках и партиях — обычная практика в западных демократиях: они обеспечивают легальную связь бизнеса и политиков. Недавний скандал с фондом Клинтона показал, что и там нередки конфликты интересов: предположительно Госдепартамент при Хиллари Клинтон принимал решения в пользу доноров фонда. Но в отличие от России, фонды политиков действительно занимаются либо открытой политикой, либо благотворительностью. Они могут прикрывать и нелегальные траты, но это тщательно скрывается — и это всегда скандал.
Поворотом к цивилизованности было бы использование недвижимости ставшими заметными фондами (прямо как пожертвования в пользу благотворительности или университетов — эндаументы). И тогда неважно, помпезный дворец или нет, если его аренда — это инвестиции в хорошие дела.
Кроме того, шагом к цивилизованности мог бы быть институт экспертизы или публичных расследований. Дональд Трамп в ответ на обвинения в свой адрес предложил провести на свой счет расследование в парламенте.
— Документы Навального слабоваты для парламента, но адвокатский коллоквиум провести можно было, — считает Мирзоев. — И независимые адвокаты могли бы дать оценку обвинений в адрес Медведева.
Такая оценка была бы беспроигрышной — ведь юридически обвинения слабы. Но они не слабы политически, и при продолжении культуры понтов круп-ные чиновники и бизнес будут попадать под огонь.
Поэтому первым лицам важно показывать образцы политической культуры новой эпохи. Российские элитарии в своем частном проявлении выглядят лучше, чем на публике: один из руководителей института развития много лет помогает хоспису, один из бывших послов (как и многие в элите) имеет усыновленных детей, бизнес сплошь увлечен благотворительностью.
«Для души» многие совершают приличные поступки, но демонстрируют все равно понты. И это может дорого стоить стране.
