Не гот, не панк, не рейвер

Альфия Максутова
13 марта 2017, 00:00

Когда-то при слове «субкультура» представляли себе необычно одетого молодого человека, ведущего себя не так как все. В наши дни отыскать «неформала» намного сложнее: внешне он, скорее всего, ничем не выделяется из толпы. Гораздо важнее имиджа то, какие ценности он разделяет. «РР» поговорил с директором Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ Еленой Омельченко о том, как на смену панкам и готам приходят волонтеры и зоозащитники

Читайте Monocle.ru в

По сравнению с девяностыми в сегодняшней России не так заметны молодежные субкультуры. Их действительно стало меньше или они «ушли в подполье»?

Просто наступил новый этап их развития. Изначально субкультуры — это определенный протест и политический проект. Например, стиляги в 60-х годах в СССР доказывали право на индивидуальность, идентичность. С течением времени субкультуры постепенно стали коммерциализироваться. Многие субкультурные имиджи стали модными трендами. Появлялись специализированные магазинчики, предложения, связанные с едой, одеждой, фестивалями, музыкой… Субкультуры начали фрагментироваться: у скинхедов, панков или рейверов появились десятки подвидов. В 90-е в России мы наблюдали как раз такую эпоху развития субкультур. А в наше время разделение проходит совсем по другому вектору — ценностному. Яркие имиджевые проявления отходят на второй план.

 

Приведете пример.

Например, возьмем анархосцену, анархистов. С одной стороны, их объединяет общая идентичность, основанная на том, что анархист отрицает капиталистические ценности и право государства полностью его контролировать. Но внутри анархистов много разногласий по вопросам гендерного порядка. Есть анархофеминисты, которые отстаивают идею гендерного равенства, а есть анархисты, которые настаивают на патриархальных отношениях и требуют четкого соблюдения норм сексуальности. Есть разделение на тех, кто поддерживает антииммигрантскую политику, и толерантное крыло. Мы называем такие ценностные предпочтения «солидарностями». В наше время эти солидарности становятся важнее, чем культурная принадлежность.

 

То есть сегодня в пространстве субкультур не так важно, панк ты или скинхед, а важно, что ты думаешь по поводу прав мигрантов?

Именно так. Можно выделить ключевые ценностные векторы, по которым происходит разделение: это гендер, ксенофобия, патриотизм (наш Крым или не наш) и здоровый образ жизни. Причем последний вектор стано­вится особенно важным в последнее время. В Центре молодежных исследований мы изучаем молодежные культуры в четырех российских городах: Питере, Махачкале, Ульяновске и в Казани. И одно из ключевых направлений, по которому люди объединяются, — это спортивные практики. Например, в Махачкале это уличный workout, в Питере — велодвижение. Помимо групп, объединенных интересом к какой-то спортивной деятельности, много активно увлеченных рэп-музыкой, хип-хоп-культурой. Это тоже взаимодействие культуры спорта, музыки, городских пространств. Около 20% опрошенных — футбольные фанаты. Очень популярным становится волонтерское движение. Например, в Казани оно на втором месте после спорта, а в Махачкале — на первом.

 

Разве это субкультуры?

В том-то и дело, что это не субкультуры в привычном понимании, а некие зародыши новой социальности, но в них остаются субкультурные элементы. Ведь здесь есть требования к идеологии, внешнему виду, потребительским практикам, культурным пристрастиям. Строгое следование определенному стилю уже не так важно.

 

А классические готы и панки — субкультуры, ориентированные не на ценностные установки, — где они в этой системе?

К сожалению, они фактически исчезают. К готам и эмо, например, причисляют себя около 1% опрошенных. В Санкт-Петербурге набралось около 5%, но когда мы исследовали готическую сцену города, то обнаружили какую-то пост-готику, новые формы, уже очень отдаленно напоминающие классику.

В исчезновении таких субкультур большую роль сыграла и государственная политика. В середине 2000-х годов государство вело активную работу для сужения этих пространств. Отлавливали неформалов, определяя их по внешнему виду. По школам спускали разнарядки, чтобы с такими детьми проводили беседы.

 

А с чем связано, на ваш взгляд, такое давление со стороны государства? Представители субкультур расшатывают нормы общества?

Да, ключевой страх взрослых социальных контролеров — подрыв общественной конвенции в отношении приемлемого и неприемлемого. Если человек выглядит иначе, трудно определить, какому гендеру он принадлежит, каковы его вероисповедание и социальный статус. В таком многоголосом обществе сложнее выстраивать политику. Субкультуры, их свободное проявление — это всегда признак плюрализма. У нас политика исправления субкультур определенно сыграла свою роль в том, что сейчас молодые люди чаще стремятся присоединиться к большинству, чем к меньшинству.

 

Но ведь представителей субкультур среди молодежи всегда было мало, 10–15%?

Сейчас их становится еще меньше. И те же 10% находят другие способы самовыражения. Часть из них достаточно агрессивны, однако они не вызывают моральных паник со стороны государства, скорее чувствуют поддержку. Например, они становятся активистами морального порядка. Вот мы сейчас изучаем «Лев против» — группу, которая борется на улицах с теми, кто курит или выпивает. Они учат девушек, как себя скромно вести. Таких групп немало: «Стопхам», «Хрюши против». А тех, кто действительно производит инновации, всегда было очень мало. Их никогда не будет много, при этом их точно так же никогда не уничтожить. Вопрос в том, где они будут: в андеграунде или на туристических площадях, как, например, в Европе. Существование таких групп проявляется в том, что в городах возникают новые практики, новые культурные пространства: кафе-тусовки, библиотеки и лектории, места, где собираются по интересам. Если политика свертывания продолжится, то будет идти какая-то тихая или, может быть, не всегда тихая борьба. Подавление особости, к сожалению, часто приводит к непредсказуемым результатам. Так или иначе, продвинутое меньшинство будет разрабатывать нормы, которые рано или поздно войдут в мейнстрим и будут признаны большинством.