— Э-э-э, — вздыхает сочувственно полутысячная толпа, когда канадская прыгунья с трамплина приземляется едва-едва за восемьдесят метров. Вроде того, что могла бы и подальше, ну да ладно, в другой раз выйдет лучше.
— О-о-о, — раздается следом восторженное, — это уже финка преодолела сотню.
Так на базаре продавец свою корейскую капусту кимчхи нахваливает.
Азиатская публика деликатна, словно высокооплачиваемый психоаналитик. Ни оскорбительных посвистов, ни улюлюканий, намекающих на превосходство своих над спортсменами-инородцами.
Затем уже не слышно ничего и никого, за исключением включившихся на полную катушку российских болельщиков, хотя их — раз-два и обчелся.
— Ксюха Каблукова, молодец. Ксюха, давай. Все лузеры, кроме Каблуковой.
Ксюха выполняет свою попытку неваж-нецки — и по технике, и по расстоянию. Но нашим людям все равно, потому что болеют они не столько за результат, сколько за человека.
Так в южнокорейской провинции Канвондо, недалеко от Пхенчхана, где через год без малого состоятся ХIII зимние Олимпийские игры, проходит тестовое соревнование — этап Кубка мира среди летающих лыжниц.
Флаги в руки
Громче других орет коротко стриженный, мощного телосложения европеоид.
Он на голову выше прочих народов — преимущественно китайцев и корейцев, слегка разбавленных японцами. Может, тренер по физподготовке?
Знакомимся. Он представляется: «Вова».
Выясняется, что Вова и небольшая компания вкруг него — евангелисты из Новосибирской области, а сам он — пастор.
Они приехали в Южную Корею по приглашению местных единоверцев, живут за их счет в коттедже недалеко от олимпийской деревни, ездят на полученном в безвозмездное пользование автомобиле, ну и болеют по-фанатски, конечно. А все для того, чтобы в преддверии Олимпиады проводить миссионерскую деятельность среди русскоязычных команд.
— Корейские охранники на входе как только нашу группу с российскими флагами видят, сразу знаете, что делают? — спрашивает пастор Вова.
— Крестятся?
— Все трещотки и дудки у нас отбирают, — сообщает тот, не дрогнув ни желваком на наше ерничество, — вот что значит правильная методичка. — Горластые мы очень, говорят, остальным мешаем.
Он лукавит либо набивает цену. Китайцы, например, производят шума не меньше — правда, берут не децибелами, а количеством глоток. Они везде, куда глаз достает, и уже на ноге у тебя стоят безмятежно. С китайцами всегда так: стоит зазеваться — и ты уже ими окружен. На глобальном уровне — тоже.
Соревнования заканчиваются. Спортсменки разъезжаются по отелям. Зрители исчезают так же внезапно, как появились. Это свойство азиатских людей вообще и болельщиков в частности: все делать кучей и дисциплинированно, запрыгнули в автобусы — и след их простыл.
На прощание пастор Вова дарит нам агитпроповский DVD-диск с кинофильмами о спортсменах, узнавших Бога, — разумеется, евангельского. У Него ведь тоже своего рода тесты.
Быстро-быстро
Пхенчхан получил право на проведение зимних Олимпийских игр только с третьей попытки, сначала уступив канадскому Ванкуверу, потом — нашему Сочи. Времени на подготовку у корейцев было более чем достаточно: когда они подавали в Олимпийский комитет последнюю, победившую впоследствии заявку, их спортивные сооружения были возведены практически полностью.
Сегодня же скрупулезно доделывают последние мелочи, главным образом инфраструктурные: достраивают скоростную железную дорогу от столичного сеульского аэропорта Инчхон, по которой можно будет добраться до Пхенчхана за полтора часа, реконструируют автомагистрали, расширяют зоны парковок.
«Корейцы — они такие, — сообщают нам наши соотечественники, не первый год живущие в Южной Корее и уже приспособившиеся к местным нравам, — они спать не будут, есть не будут, вообще ничего не будут, в кровь и сопли разобьются, но сделают так, чтобы дело шло согласно графику».
А если вдруг случится отставание, то сразу вступит в действие традиционное правило «палли-палли», что можно перевести как «быстро-быстро». Иначе говоря, все, что до этого делалось качественно и скоро, будет делаться не менее качественно и еще быстрее. Хотя вопрос о том, успеет ли Южная Корея подготовиться к Олимпиаде, ее организаторы вообще редко комментируют, воспринимая его как глупый или, в мягком варианте, странный. В этом случае их узкие глаза округляются, а на лице появляется изумление: о чем это вы, а?..
Умный Федор
Неудивительно, что Южной Корее выпало проводить у себя Олимпиаду уже во второй раз — после летнего Сеула-88. Это очень спортивная держава, к тому же имеющая опыт проведения крупных международных соревнований — достаточно вспомнить Азиатские игры и футбольный чемпионат мира 2002-го.
Спорт здесь и способ досуга, и образ жизни, и лекарственное средство.
В один из дней подходим мы к своим автобусам и видим такую картину: двое наших водителей самозабвенно играют в мини-гольф на каком-то газончике — небольшом пятачке, покрытом пожухлой травой. Выясняется, так они используют время ожидания туристов, пока те осматривают достопримечательности, а клюшки и мячи возят с собой.
Каждый кореец чем-нибудь да занимается — если не спортивным, то физкультурным.
Например, горными походами. Надевают всей семьей трекинговые ботинки, берут палки — и вперед. А некоторые отправляются покорять невысокие корейские вершины, чтобы избавиться от стресса (о котором рассуждают, как эксперты, все и везде) или от похмелья, — говорят, отлично помогает.
Ну а из российских спортсменов самый известный — это, без сомнения, Федор Емельяненко. Он не раз участвовал здесь в соревнованиях, побеждал. В сущности, для корейцев он — легенда. Правда, есть один казус. Дело в том, что корейцы не могут произнести звук «ф», у них получается «п». Но Федор Емельяненко за это совсем на них не обижается — он же не только сильный, но и умный.
50 миллионов болельщиков
Мы направляемся на соревнования сноубордистов, тоже тестовые. Трамплиновый сюжет повторяется: наши болельщики кричат, наши спортсмены не блещут. Но вот кто-то гладко выбритый из российских все-таки не выдержал, подошел на финише к участнику-земляку спросить, что да как. А тот, пацан безусый, давай оправдываться: мол, на тренировках ведь все получалось.
Заробел, в общем, перед дядькой. Еще бы — тот в такую даль приехал.
Затем наш путь лежит в город Каннын, в нижний олимпийский кластер, где через год будут проходить соревнования по хоккею, фигурному катанию, керлингу.
Уже стартовал Кубок четырех континентов среди фигуристов. Россиян в списках нет, поэтому соревнования смотрятся вяло. Приходится болеть за тех, чьи фамилии содержат славянские корни. Между тем на трибунах олимпийского ледового дворца полно народу. Очевидно, что с заполняемостью стадионов на предстоящих Играх проблем не будет. Страна небольшая и при этом густонаселенная — аж 50 миллионов человек вмещает.
К слову, от волонтеров отбоя уже нет.
Английский у них не ахти, но это компенсируется отзывчивостью. Они бескорыстно бросаются помогать с таким удовольствием, как наш бы человек за вознаграждение. В их глазах читается даже и что-то вроде национальной гордости: виданное ли дело, белокожий попал в затруднительное положение, а я, между тем, знаю и могу.
Скрытая безопасность
Хочешь не хочешь, а все-таки сравниваешь Пхенчхан с Сочи. Потому что конкурировали за право проведения Олимпиады. Потому что для жителей обеих стран Игры — дело патриотическое и осознаваемое как нужное. По крайней мере, ни в России раньше, ни в Южной Корее до сих пор не было протестов против их проведения: никто не кричал на улицах, дескать, давайте лучше отдадим эти деньги в собачьи приюты и на социальные программы.
Потому что спортивные объекты там и тут расположены примерно по одной схеме: одни — в верхнем кластере, другие — в нижнем, и в обоих случаях у моря: у Черного и у Японского, которое корейцы называют Восточным.
Однако на этом сходства, пожалуй, и заканчиваются. Различий все-таки больше, притом некоторые разительны.
Скажем, у нас, если проводят какое-то массовое мероприятие, в том числе и спортивное, то на каждом полушаге видна борьба за безопасность: полицейские патрули, магнитные скобки, досмотры, проверки документов… А у корейцев всего этого нет почти. Ну, заметили мы раз двоих в военизированной форме с немецкой овчаркой, проверяющих трибуны. Ну, перетрясли слегка девушки-волонтеры в белых перчатках наши сумки и рюкзаки на входе в ледовый дворец — и на этом все, больше никакого антитеррора.
«Страна непуганых, — рассуждаем мы, — наверное, из-за того, что у них взрывов в метро и захватов школ, как у нас, не было».
«Службы безопасности не видно, но это вовсе не означает, что ее нет», — отвечают нам наши сопровождающие и многозначительно кивают на двоих уборщиков, ковыряющихся в мусоре рядом со склоном для фристайла.
Мы присматриваемся. Фигуры, лица, руки, плечи, особенно плечи — широкие, крепкие по-военному — все это выдает в них специалистов по чистоте совсем иного рода, менее, скажем так, мирного.
Камера смотрит в мир
Потом, уже проведя в Южной Корее какое-то время, понимаешь, что это государство чуть ли не помешано на безопасности, отчасти даже напоминая Израиль.
В какое помещение ни зайдешь, везде встроенный в стену фонарь — пригодится, когда отключится электричество: просто вынимаешь его из пазуха, и лампочка автоматически включается. Каждая станция метро — это бомбоубежище, а их сотни. В гостиничном номере, расположенном на высоком этаже, в углу стоит неприметный чемоданчик, где хранится альпинистское снаряжение на случай пожара. Конечно, вряд ли разберешься, как спускаться, если случится что-нибудь экстренно задымляющее, но крюк, за который надо цеплять веревку, вот он — с внешней стороны здания на уровне твоего окна торчит.
Кроме того, в Южной Корее, где развита электронная промышленность, очень много видеокамер, а это, как ни крути, залог безопасности в целом. Одних государственных более миллиона, сколько у частных владельцев — и не сосчитать. Для такой небольшой по размерам страны внушительное число!
Во многом благодаря этому в Южной Корее низкая преступность, а любое убийство считается чрезвычайным происшествием государственного масштаба, и несколько дней о нем говорят в теленовостях.
А мы-то все недоумевали, почему наши родом из России гиды оставляют на улице свои машины незапертыми или так запросто бросают дорогостоящие гаджеты на столике в кафе и уходят в туалет или сделать заказ на кухню — приделают ведь ноги!..
«Как приделают, — объясняют они, — так через два часа и назад вернут: по камерам воров отследят, с автобуса снимут — и в кутузку».
Доходило до того, что мы оставались стеречь их мобильники и планшеты, хотя они нас об этом не просили. Вот она, сила привычки русского человека: тебе говорят, не крадут здесь, не грабят, а ты все равно, как стрекоза, своим периферическим зрением сканируешь окружающее пространство и людей в нем — нет ли подвоха какого, не затевает ли кто против тебя мошенничества…
В общем, и здесь, похоже, мы с корейцами разнимся. Нам бы демонстрации своей могучести побольше: дескать, смотрите, уважаемые иностранцы, сколько у нас средств и сил задействовано для безопасности. А у корейцев иначе, им свойственна мягкая сила, потайная: пусть враг расслабится, выдаст себя — тут-то мы его и обезвредим, а потом крепко накажем.
Просветление для других
Подготовка к Олимпиаде проходит в Южной Корее на фоне политического кризиса, начавшейся предвыборной борьбы за президентское кресло и массовых уличных акций протеста. Но корейцы умудряются не смешивать политику и спорт. Строят себе и строят олимпийские объекты. Без лишнего гама по поводу того, что, мол, за ценой не постоим, чтобы впечатлить всех и вся.
Корейцам Олимпиада нужна для другого — они хотят использовать Игры как повод познакомить мир со своей страной, ее культурой, продвинуть их еще дальше и глубже в международное пространство.
Любой, кто делает Южную Корею позитивно заметнее в глобальном контексте, поощряется на уровне государства.
Показателен пример поп-исполнителя, выступающего под псевдонимом PSY. Его песня Gangnam Style в недавнем прошлом была бешено популярна и практически поработила интернет. Как следствие, южнокорейское министерство культуры наградило певца своей премией. Хотя, начистоту сказать, культуры там — как корейского в корейской морковке, о которой в Южной Корее, оказывается, слыхом не слыхивали.
Во всем сказанном есть своя простая логика.
Южная Корея — производитель и экспортер. А чтобы продавать, необходимо быть дружелюбным. Поэтому корейская международная политика четко нацелена на сотрудничество с другими странами, в том числе и спортивное, предусматривающее массу обменных и грантовых проектов. Есть, например, государственная программа по обучению в Академии спорта детей и подростков из тех государств, где зимние виды слабо развиты. Об этом нам рассказывает стенд в рекламном центре, посвященном Пхенчхану-2018. Правда, с географией у корейцев, похоже, неважно (на карте мира Латвия расположилась рядом с Новой Землей, а Монголия оказалась где-то в Западной Сибири). Но они быстро обучаются, а будущая Олимпиада, нет сомнений, исправит их ошибки. Хотя, с другой вот стороны, разве может не радовать глаз русского человека, например, корейский туристический девиз «Посетите Владивосток — самый близкий к нам европейский город»?
Впрочем, Южная Корея не была бы успешным и состоятельным государством, если бы заботилось только о своей репутации, забывая о прибыли.
Организаторы Олимпиады сообщают, что, потратив на нее всего 12 млрд долларов США, они рассчитывают получить в качестве экономического эффекта впятеро больше. Кстати, российским чиновникам от спорта и прочей нашей бюрократии будет любопытно узнать, что при подготовке к Играм Южная Корея не вышла за пределы предусмотренной сметы. Экономическое чудо, словом.
На олимпийских стройках здесь работают только корейцы, никаких гастарбайтеров. Работа престижная, государственной важности, и потому делать ее надо своим — так рассудили, очевидно, местные руководители.
Подобный подход вполне согласуется с тем национально-экономическим протекционизмом, которого придерживается Южнокорейское государство.
Почему, скажем, действует запрет на ввоз в страну иномарок старше двух лет? Да чтобы «японцы» не заполонили внутренний автомобильный рынок и не ввергли в убытки местных производителей.
Или вот, допустим, компания, работающая на территории Южной Кореи, собирается нанять иностранца. Так прежде ей надо доказать, что в природе не существует такого корейского гражданина, который мог бы его заменить.
И все в том же духе: мы за нацию, как бы говорит государство, всегда и везде, своих никогда не бросаем.
Вообще, коллективные, земляческие традиции у корейцев очень сильны. Если надо выполнить глобальную задачу, тем более патриотического свойства, — они плечом к плечу поднимаются и начинают действовать сообща. Что-то такое витает в воздухе, какое-то неуловимое чувство ли, слово ли, объясняют нам наши соотечественники, момент-другой — и вот они уже собрались вместе, миллион человек на митинге как нечего делать, другой миллион, чтобы подготовиться к Олимпиаде, — то же самое…
Может, дело в их буддизме махаянского толка, где просветления пытаются достигнуть на благо других, а не только для себя любимого.
***
Некоторое время назад организаторы Пхенчхана-2018 рассказывали о возможной нехватке мест при размещении болельщиков. Теперь и эта проблема, похоже, отпала: посчитали имеющиеся ресурсы в виде пустующих зимой прибрежных отелей, пансионов, кемпингов и гестхаусов и поняли, что смогут выдержать туристический наплыв любой интенсивности. Ну, а если уж начнется столпотворение, то делать нечего, задействуют лав-мотели, если по-простому — дома свиданий у дороги, которых немало в Южной Корее.
И раз уж зашла речь о любви… Помните, как критиковали слоган сочинской Олимпиады «Жаркие. Зимние. Твои» за то, что ее английский перевод вызывает эротические ассоциации? А знаете, какой слоган у Олимпиады в Пхенчхане? «Объединяющая страсть». Вот-вот.
