— Если они будут сносить мой дом, я с оружием в руках встану на его защиту, — профессионально кипятится на митинге против реновации хрущевок кинорежиссер, известный в кругах, которые принято называть прогрессивными. — Мы с женой специально выбирали: чтобы двор зеленый, тихий, чтобы потолки высокие. 

И где это он видел хрущевки с высокими потолками? Я вот тоже, когда был подростком, жил в хрущевке. Раз пришел к нам в гости мой дед. Здоровенный дядька. Прилег после обеда передохнуть. И зачихался что-то. Раз-другой-третий. С удовольствием, размашисто, во всю носоглотку. А над нами сосед — пропойца, вечно нас заливал. Очень это моего деда нервировало. И вот замечает он, что на потолке расплывается влажное пятно. Разозлился, разумеется, пошел наверх — разбираться в очередной раз, дескать, снова ты, нехороший человек, кран не закрыл. А тот ни сном ни духом! В общем, пока время шло, пятно высохло, и потом уже кое-как выяснилось, что на побелке вовсе не протечка, а следы от чихания. И то немудрено: высота потолков у нас была всего-навсего 2.48. Я почему так точно помню — потому что футболом тогда занимался, а это практически высота ворот. Или, допустим, мужской мировой рекорд по прыжкам в высоту. Вообразите, есть люди, которые могут взять и перепрыгнуть этаж хрущевки!

Я читал одно исследование, где говорится, что советские люди потому такие забитые были, что жили в квартирах с низкими потолками. И вот из-за этой придавленности у них полет мысли и вольность духа отсутствовали. Так что церковь делает людей свободными, как сказал столичный мэр Сергей Собянин, комментируя приговор суда по делу ловца  покемонов Соколовского… Ой, то есть не  Собянин, а патриарх! Но принцип тот же. 

Да, и почему, кстати, оленевод? Чем оленевод хуже, например, пчеловода? 

Так сложилось, что я родился не в Багдаде. И не в Хельсинки. Так сложилось, что я родился в Москве. И поэтому мне легко анализировать свой город в динамике, так сказать.

Ну, вернее как — город? Город — было бы слишком самонадеянно. Я вам не скажу за всю Одессу. Я вам скажу лишь за Коптево. Так называется район, в котором я живу. Это не в центре, но и не на окраине. Здесь обитают как те, кто получил квадратные метры от государства в советские годы, так и купившие жилье в сытые докризисные. Микрорайоны хрущевок перемежаются здесь с микрорайонами высоток в шахматном порядке. Словом, не местечко, а среднестатистическая прелесть урбаносоциолога. 

Итак, берем Алабяно-Балтийский тоннель, вон виднеется. Раз — и тотчас на Ленинградку выскакиваешь. А сколько было протестов… С плакатами ходили, «враги народа» скандировали. Теперь сами и ездят. 

Трамваи пустили. Пусть польские. Зато — космос. Нажимаешь кнопку, как в Парижах, заходишь в салон. Валидаторы сначала только со стороны водителя стояли, потом народ начали пускать во все двери, чтобы зимой не морозить. Если затыка какая на трамвайной линии — сразу автобусы пускают. 

А там и выделенки для общественного транспорта стали появляться, электронные табло на остановках. Я уж и забыл, когда по пути на работу в сторону «Савеловской» в пробке стоял.

А листья опавшие по осени? Убирать или не убирать? Экологически продвинутые граждане кричали — гумус. Оставляли так. Эстетически ориентированные кричали — грязь. Сгребали в кучи и сжигали. Затем плюнули на общественников — если каждого слушать, то ничего путного не выйдет: стали в мешки запихивать и увозить. 

Или — Тимирязевский парк. Ну помойка же была нескончаемая, а не парк! Сейчас же чисто даже утром в понедельник, после шашлычных выходных.

А следом и Московское центральное кольцо построили. Во многие концы города стали мы добираться в разы быстрее. Не был бы я склонным к мизантропии — нашел бы, кого из причастных расцеловать за это МЦК. Пока подумываю о симпатичной дежурной по коптевской станции. Всякий раз, когда я безрезультатно тыкаю в автомат, чтобы внести деньги на карточку для проезда, она подходит, легко касается экрана, завершает операцию и ласково произносит:

— Это у вас с улицы пальцы холодные, а он на теплое реагирует. Поэтому я свои нарочно в карманах грею.

А минувшей зимой у нас вообще чудесное случилось. Светлана Решетникова, обыкновенная дама из соседнего с моим дома, в два дня уволила главу коптевской управы Юзбашяна М. Р. За дурь и хитрозадость.

Как-то выходит она поутру на улицу, в наш проезд Черепановых, а дворовая территория не чищена, машина ее снегом засыпана — еле выехала при помощи отзывчивых пешеходов. Ну и написала она, возмущенная, запрос на портал столичного градоначальника. 

Управа ей отвечает за подписью главы: спасибо за сигнал, меры приняты. И размещает фотографии, где дорожки-тротуары прибраны, все кристально блестит. Она, довольная, выглядывает во двор, а там — что за морок! — все как было, так и осталось: кучи грязного снега и непролазная «каша». Теперь она посылает жалобу на фальсификацию, сопровождая ее своими фотографиями с указанием даты съемки. 

Жалобу отклоняют как необоснованную. Решетникова пишет в прокуратуру. 

В итоге появляется заявление мэра: «Уволил главу района Коптево за некачественную работу, подтасовку ответов на портале “Наш город”. Таланты фотографа будет применять в другом месте». 

В пору его предшественника такое помыслить разве можно было? Да этого чиновника еще и поощрили бы за находчивость.

Коптево мое, конечно, Багдад по сравнению с Хельсинки. Но в то же время оно и Хельсинки по сравнению с Багдадом. Я проверял. Такие вот инь с яном.

Кого это занимает, может залить стакан до половины и провести с ним в спорах увлекательный вечер. А я пошел за великом. У нас тут вдоль Большой Академической велодорожку сделали — если по ней ехать на восток, то минут через двадцать попадешь в Ботанический сад. Там сейчас гибридная сирень зацветает, сакура соками кипит, нарциссы проклюнулись, а оголодавшие за зиму пчелы перелетают с цветка на цветок в поисках взяток. Одного только ягеля не видно, нигде не видно.