— Когда-то Артек называли визитной карточкой Советского Союза, он был знаменит на весь мир. Планируете вернуть ему этот статус?
— Мне идея визитной карточки не нравится. Я бы скорее сказал, что Артек задает стандарт отношения государства к детям. Ведь эту огромную территорию, по площади и красоте вполне сравнимую с Монако, отдали не под казино, а школьникам. И теперь правительство системно вкладывает деньги в то, чтобы детям здесь было комфортно и интересно, а у нас появилась возможность вместе с детьми выстроить здесь совершенно особую образовательную среду.
— Что это за среда?
— Наш первый принцип: дети болеют от безделья. Так же, как и взрослые, впрочем. Их надо занять, и мы их занимаем — начиная с зарядки после пробуждения ребенок все время включен в деятельность, он занят 24 часа в сутки. При этом он много чего выбирает сам — здесь есть из чего выбирать. Мы создали своеобразный хаб профессиональных траекторий, систему тематических образовательных программ TECHNO, ECO, ART, SPORT, MEDIA, которые дают детям возможность попробовать себя в разных профессиях.
— А второй принцип у вас какой?
— Второй принцип — нам важно, чтобы каждый ребенок попробовал себя в чем-то новом и предъявил результат аудитории. Большой детской аудитории — чем шире, тем лучше.
— Почему это так важно?
— Ребенок должен поверить в свои силы. Стать уверенным в том, что он способен поставить перед собой сложную задачу и решить ее. И что общество в итоге поощрит его за достижения. В обычной жизни взрослые чаще выказывают настороженность по поводу действий, которые нравятся детям. А Артек — это место, в котором дети делают то, что нравится им, и мы их самостоятельный выбор поощряем. Мне кажется, это главное для формирования у ребенка уверенности в себе.
Как попасть в Артек
— Как отправить ребенка к вам?
— Порядка 95% путевок и даже больше — путевки, профинансированные государством, остальные 5% продаются. Дети сюда попадают за достижения в учебе, спорте, искусстве, общественной деятельности. Раньше это выглядело так: мы давали квоту субъектам РФ, пропорциональную численности живущих там детей, и они сами производили отбор детей на общих принципах, которые заданы нормативным актом Министерства образования. Хотя мне не нравится слово «отбор» в отношении детей — правильней сказать «поощрение». Это хороший «пряник», который говорит ребенку о том, что от его усилий в этой жизни кое-что зависит. Важно, чтобы этот пряник нельзя было получить благодаря родителям или деньгам — только собственными усилиями.
А с 2017 года путевки распределяются IT-системой, чтобы значимость заслуг ребенка определялась не субъективно, а по единым для всех критериям. Дети получили возможность загрузить на сайт Артека копии своих грамот и дипломов, потом система суммирует баллы и формирует рейтинг — пройдут те, кто достигнет проходного балла, как в вуз. Для нас важна доступность путевки, чтобы для детей из отдаленных уголков не было преград для участия в конкурсе.
—А из других стран?
— В основном на коммерческой основе. Но в 2016 году у детей из-за рубежа появилась возможность приехать в Артек за счет средств российского бюджета за достижения в проводимых Россией конкурсах, будь то Международный конкурс чтецов «Живая классика» или Международная олимпиада по русскому языку.
— Для вас важна преемственность со старым советским Артеком?
— Конечно, важна. Мы любим традиции — они здесь не насажены сверху, а рождены внутри Артека и очень поддерживаются самими детьми. Сложно спорить с желанием ребенка подняться на гору Аюдаг и сделать ее чуть выше, добавив на вершину свой камушек и загадав желание — есть у нас такой обычай. В нем много смыслов. Во-первых, это мечта, сопряженная с трудом: попробуйте зайти на Аюдаг и донести туда камень. Во-вторых, это легендарное место: именно там посвящают в артековцы. Традицию судит время, и если она выживает, значит, имеет смысл. В Артеке тихий час по-прежнему называется «абсолют», как 30 или 50 лет назад. Появляются и новые традиции — например, каждый отряд ведет виртуальный дневник своей смены, ежевечерне размещает видео по итогам дня.
Учеба как отдых
— Почему Артек — образовательный лагерь?
— Большинство людей под словом «образование» понимают только класс, урок, предмет, сидение друг за другом за партой и так далее. Я понимаю шире. Это не только школа, получать образование можно где угодно. Здесь важен не вопрос «где», а вопрос «с кем». У нас тематические программы ведут авиаконструкторы, художники, ученые. Как говорил один мой хороший учитель, «Учительство и ученичество — оно случается». Это такая встреча двух людей, которая может случиться где угодно, запрограммировать ее крайне сложно. Но можно сформировать среду, чтобы возможностей такого взаимодействия было больше. Вопрос в том, как достучаться до мотивации ребенка.
— А как вы стали директором Артека?
— Для меня эта история началась с текста. Ольга Юрьевна Голодец попросила написать, каким я вижу развитие «Артека». Главной идеей этой экспертной записки для меня стала мысль о разобщенности институтов образования. Ведь детские лагеря не координируются со школами в постановке общих целей — то, что дают в лагере, считается лишь факультативным дополнением к обязательному образованию. Мне было всегда очень сложно понять, почему к умениям коммуницировать, работать в команде или индивидуально, реализовывать какой-то проект, не укладывающийся в рамки одного школьного предмета, относятся как к чему-то необязательному, заведомо менее важному, чем знание таблицы умножения или второго закона Ньютона. Хотя сам я по образованию преподаватель физики и вроде бы должен быть на стороне педагогов-предметников. Идея объединить обязательное и дополнительное образование и легла в основу концепции развития лагеря, которую мы сейчас реализуем.
— Может, стоило бы сделать прямо наоборот: умение общаться — основным содержанием образования, а закон Ньютона — факультативным?
— На самом деле с точки зрения стандарта, общих требований к образованию в России все хорошо: они как раз сформулированы как метапредметные, направленные на формирование компетенций. Цели правильные, но как подстроить под них старую образовательную систему со всеми устоявшимися традициями и технологиями? Она воспроизводит совсем другие стандарты, на которые была заточена — на усвоение предметных знаний. Причем, поскольку знания человечества стали прирастать с сумасшедшей скоростью, эта система пытается заставить учеников потратить как можно больше времени на изучение все больших объемов информации. Но ведь сегодня люди конкурируют совсем не объемами сведений, которые они помнят! И источников информации много, учитель перестал быть важнейшим звеном в передаче информации.
— Какова же тогда должна быть роль учителя?
— У учителя должна быть роль модератора, организатора среды, в которой знание становится для ребенка ценным для выполнения жизненных задач. Не для школы же мы учимся, а для жизни. Но что требуют от детей на итоговом экзамене, ЕГЭ? Знания школьных предметов. И как мне собственным детям (у меня их пятеро) объяснить, что они должны потратить 11 лет жизни на изучение предметного содержания, которое в огромной части очень быстро устареет?
— Да кто же объясняет, взрослые просто пытаются заставить…
— Взрослые почему-то страстно хотят, чтобы дети прожили такую же жизнь, как они. Но ведь информацией можно не только давить, с ней можно играть. Или ставить перед ребенком интересную ему жизненную задачу и показывать, что инструментом ее достижения является предметное содержание, которое нужно усвоить. Тогда обращение к этой информации будет мотивировано со стороны ребенка.
— Кто-то скажет: детей мучили в школе, им бы отдохнуть, а тут опять образование.
— Учеба и отдых — это мнимое противопоставление. На самом деле хорошо отдыхать — это значит много работать. Как иначе организовать себе насыщенный отдых? Поэтому я и считаю, что правильно организованный отдых должен стать важным элементом системы образования. Ребенок должен отдохнуть от традиционной учебной деятельности, чтобы завтра прийти более мотивированным в школу. Но это совсем не значит, что полноценный отдых для ребенка — лежать на пляже и жариться на солнце. Это наше взрослое представление о том, как бы мы хотели отдохнуть, которое мы почему-то пытаемся передать детям. Нормальному ребенку это не интересно, он просто физически не может сидеть на месте без дела. Ребенок все время должен что-то делать: маленький — ломать, постарше — строить. Какое-то время, они, конечно, проводят свободно, у них есть даже абсолютно тихий час, тот самый «абсолют», и они реально спят, просто потому что устают. Даже большие.
Дисциплина и свобода
—У вас есть хорошие примеры того, каким должно быть образование в идеале? На кого вы ориентируетесь?
— Мой отец был директором инновационной школы, одной из первых гимназий в России. Он занимался примерно тем же, чем я, только в рамках одного здания, внутри школы. Но за пределами общеобразовательного стандарта. Он строил школу для своих детей, хотел, чтобы наша жизнь была наполненной. Я опираюсь на его опыт, на опыт директоров инновационных школ России, с которыми я знаком очень хорошо. Перед каждым из них стоит один и тот же управленческий вопрос: как сделать так, чтобы времени хватило на все? Как упаковать инновации внутрь образовательного стандарта? Время не безгранично, и ребенку надо оставить время побыть ребенком.
— И как же?
— Есть международный опыт, в той же финской системе образования, многократно доказавшей свою эффективность. И она идет по пути отказа от предметов.
— Я слышал, что финны в рейтингах школьного образования стали сейчас уступать странам Юго-Восточной Азии, в образовательных традициях которых жесткая дисциплина и много тяжелой работы. Где правильный баланс между дисциплиной и свободой?
— Каждая система образования эффективна для своих целей. Тут важно, кого мы хотим вырастить. Мне кажется, России нужны самостоятельные, творческие, свободные и активные граждане, поэтому финская модель нам ближе. И потом, это ведь вопрос не только про отношение к ученикам, но и к учителям. Есть две модели: одна, условно говоря, сингапурская, в ней действия учителя очень строго регламентированы. А другая модель — англосаксонская, которая предполагает значительно больше свободы учителя в достижении цели. В ней действия учителя опираются на его высокую квалификацию. Российская система образования традиционно ближе ко второй модели — у нас учителю дается много свободы. Похожим образом, кстати, устроена и наша система здравоохранения — в ней тоже традиционно было мало регламентов и действия врача определялись его квалификацией. Но современная доказательная медицина, медицинская статистика загоняет врача в гораздо более тесные регламентные рамки. И в школе сегодня регламентов устанавливается все больше. Хотя российская система образования достаточно консервативна, чтобы не позволить до конца лишить учителя этой свободы.
—У нас ведь есть не только традиции, связанные со свободой. Я впервые в детском лагере, и некоторые вещи мне сразу как новичку бросаются в глаза. Лагерь, в нем отряды, ходят строем, форма, устав, построения, награждения, тренировки — как будто готовят к большой войне. Я не к тому, что действительно готовят, а к тому, что традиция таких лагерей опирается на времена столетней давности, когда как раз готовили.
— Не забудьте, что нам нужно пять раз в день детей покормить, уложить их вовремя спать, в нужное время их поднять с утра — а это все уже занимает половину дня. Когда мы имеем дело с тремя тысячами детей, живущих вместе на компактной территории, то без регламента не обойтись. Иначе невозможно решить организационные вопросы.
А что касается хождения строем, посмотрите внимательней, когда будете идти по лагерю — тут строем никто не ходит. Кучей такой ходят, организованной толпой. В школе педагогических работников в Артеке специально учат, как правильно уйти от заорганизованности. И наши отряды достаточно условны: дети ведь сами выбирают, куда и чем пойдут заниматься. Кто-то участвует в соревнованиях парусных лодок, кто-то лазает на скалодроме, кто-то в этот момент создает модели на 3D-принтере, кто-то снимает фоторепортаж. При достаточно большой организованности жизни у ребят есть масса вариантов для построения собственной образовательной траектории.
У нас везде, где возможно, дети сами организуют свою деятельность, в которой потом и выступают в роли героя этого момента и с презентацией своего результата. Когда мы ставим какую-то учебную задачу, то подсказываем детям множество связанных с ней вещей, но нам очень важно создать внутреннюю уверенность и ощущение, что ребенок справился с ней сам. Человека легко разубедить в том, что он что-то может. Но очень сложно убедить, придать уверенность в собственных силах. Это ключевая вещь, и мы стараемся это делать.
Отпущенная стрела
— Если здесь такая необыкновенная атмосфера, что почувствует ребенок, когда вернется к себе в обычную жизнь и обычную школу?
— Не так все в реальной жизни, как хотелось бы? Но в этом и задача — изменить жизнь. Поэтому мы и хотим, чтобы через Артек прошло как можно больше детей. Через 10 лет в каждой школе появится хотя бы один артековец. Вообще у Артека как у государственного проекта три цели. Первая, самая важная, адресована каждому ребенку, — это его индивидуальное развитие. Вторая адресована системе образования — это развитие образовательных технологий. А третья цель — самая масштабная, она адресована всему обществу. Мне кажется, артековские нормы, воспринятые и реализованные детьми, неплохо было бы перенести и во взрослую жизнь. Здесь мы как бы проектируем образ будущего общества — гостеприимного, терпимого, способного вместить разные культуры. Вот вы сейчас пройдете по территории и увидите: дети здороваются. А если они дома начнут здороваться хотя бы с теми, кто живет с ними в одном подъезде, мир станет немножко лучше.
— В развитии ребенка вы делаете упор на то, чтобы каждый мог проявить себя в интересной ему сфере и через это обрести уверенность?
— Смотрите, только что «домисольки» («Домисолька» — московский детский музыкальный театр. — «РР»), наши давнишние партнеры, за 5–7 дней сделали с ребятами мюзикл. Участвовало 140 детей, из них 120 пели на сцене первый раз в жизни. Это же недопустимо в нашей классической школьной системе! Нужно сначала долго учиться, набирать знания и умения. Мы получаем знаний на сто рублей, а используем на рубль. А мне нужно, чтобы в них родилась «наглость хода», уверенность, эмоциональный интеллект. Для этого они должны знать, что способны, например, сделать мюзикл, что это уже было в их опыте. Я могу взять этот вес, потому что я его уже поднимал. И в результате появляется уверенный в своих силах человек, который занимается любимым делом с отдачей и с верой в успех.
В итоге родители говорят: «Вы мне детей поменяли, они за собой убирают, планы на жизнь какие-то строят, во всем участвуют, у них все время дела. А до этого даже кровать за собой не застилали».
— А почему, кстати, они в обычной жизни не застилают кровати, не здороваются?
— Мне кажется, что мы, взрослые, в каких-то главных вещах детям не доверяем. И при этом создаем им сверхкомфортные условия, компенсируя дефицит из собственных детских лет. Мы, с одной стороны, предлагаем им взрослый потребительский способ отдыха, полное «балдыгоняние». А с другой стороны, за ними бегаем, не поручаем ничего делать, очень долго не отпускаем ребенка из дома в самостоятельную жизнь, боимся. Наверное, поэтому.
Жизнь ребенка не должна выстраиваться родителями и их представлениями о мире. Он должен пробовать и выбирать сам. И как раз учебная жизнь — это та область, где можно пробовать и делать ошибки, и за эти ошибки не будет жестоких наказаний, как во взрослой жизни.
Ребенок — стрела отпущенная. Нам бы, взрослым, всем это понять. Если мы это реально поймем, если мы дадим детям свободу, время побыть детьми и окрылиться, мы сильно удивимся тому, что они на самом деле могут сделать.
