Над проектом «Медиаполигон. Дальний Восток. Созидатели» работали: Виталий Лейбин, Наталья Телегина, Алиса Плюхина, Алена Даминова, Наталья Асеева, Юлия Вишневецкая, Игорь Найденов, Валерий Дзялошиский, Мария Антонова, Никита Зимин, Анисия Борисенко, Надежда Князева, Виктория Дорофеева, Лада Сардак, Артем Чернов
— Вымыл полы в Преображенском кафедральном соборе, — описывал свой день 7 июля в трансляции «Созидатели-24» Антон Васильев из Якутска. — Вот уже на протяжении двух лет мою. Сначала у матушек был маленький шок. Приходит человек и усердно просит дать ему вымыть полы. Моет бесплатно. За два года с коллективом храма сильно подружился... После мойки полов всегда говорю матушкам спасибо — за то, что разрешили вымыть полы. А Богу говорю спасибо — за то, что дает возможность делать добро.
Антон — удивительный человек и настоящий подвижник, он придумывает разные формы взаимопомощи и организовывает волонтеров в Якутске.
Планируя медиаполигон на Дальнем Востоке, мы решили, что на этот раз в репортерском исследовании будут участвовать не только журналисты и студенты, но и сами герои. И не зря: они повысили уровень откровенности и необычности историй.
— В феврале я сильно простыла и, лежа в горячечном бреду, увидела сон, что во рту у меня две куколки бабочки: женская и мужская. Я видела, что мужская еле шевелится, а женская вскоре вылупилась, и появилась красивая большая бабочка с черными бархатистыми крыльями, — рассказывает Анжелика Окошенникова из того же Якутска, основательница дамского клуба «Женские штучки», который помогает нуждающимся, погорельцам и людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию. — Я проснулась, поделилась увиденным с ловцами снов через Facebook, и мне объяснили, что этот сон вещий и знаменует рождение нового проекта.
Школьница из Владивостока Ольга Котляр простодушно признается в своей редкой энергичности:
— Почему я стала волонтером? Честно сказать, от скуки. В 9 классе я поняла, что мне нужно себя куда-то деть кроме баскетбола, отличной учебы и вожатства.
Во всех регионах Дальнего Востока нас интересовали не только личные истории и подвиги, но и неформальная жизнь с присущими ей конфликтами. Мы нашли много интересных экономических проектов во Владивостоке и Хабаровске, но больше всего нас поразили Якутск и Благовещенск.
Амурская область
— Ты не поверишь, началось все, наверное, со страха. С наводнения 2013 года, — рассказывает Людмила Сузун из села Сергеевка. — Уже многие села были затоплены, а потом у нас, в Благовещенске, чуть ли не паника началась. Помнишь, все ходили к Амуру и Зее, мрачно оценивали, сколько сантиметров остается до последней черты. Потом слухи пошли про волну с Зейской ГЭС — дурдом, в общем, полный.
После наводнения 2013 года Людмилу Сузун в Амурской области иначе как «Тыквой-мамой» не зовут. Как только отступила вода, она придумала Фестиваль тыквы в своем селе, в 60 километрах от Благовещенска — чтобы преодолеть страх и уныние, чтобы сделать свое село узнаваемым и помочь его развитию.
— Дочка моя, ей тогда десять лет было, ушла в магазин за хлебом, и нет ее больше часа. Я побежала искать. А у нас рядом с домом Чигиринка раздувается на глазах! Стоит тетка одна и зычно вещает соседкам: мол, надо валить, все умрем. И тут Златка наконец моя появляется: «Мам, я хлеба не купила — только пирожных!» Ее в очереди чуть не раздавили. Хлеб, консервы в тот день по всему городу смели за пару часов. Вот, говорю, и хорошо, что пирожные есть, пойдем чай пить. И страх вроде бы начал улетучиваться. Подумала: а как там люди, кого на самом деле затопило? И тут на интернет-форуме клич бросили: давайте поможем! Мы организовались, началось наше волонтерское движение. И я свой страх окончательно подавила — надо было людей спасать.
Такие истории здесь мы встречали нередко. Бум волонтерства в России начался с 2010 года — с лесных пожаров, когда горели деревни, и пережил взрывной рост после наводнения в Крымске в 2012-м. На Дальнем Востоке взаимопомощь тоже начиналась со стихийных бедствий — например, с наводнения 2013-го.
На медиаполигоне активисты НКО и волонтеры начали договариваться о взаимопомощи и поддержке прямо во время круглых столов и после них, в неформальной части. Просто потому, что удалось поговорить по-честному без формальностей. Незаметно преодолели недоверие к столичным инициативам, связанное обычно с тем, что множество инициатив исходит от людей, «не знающих земли».
— А мы и не знали, что вы нормальные, — говорили нам.
У волонтерских групп, возникших после наводнения, был разный путь — одни хотят участвовать в общественной жизни, но им нужна организационная поддержка. Другие создали свои проекты, такие как Фестиваль тыквы или Команда СССР (Сердцем Служу Селу России) — волонтерская группа, которая в течение трех с половиной лет в последнюю субботу месяца отправляется в села Амурской области с выездным салоном красоты (парикмахеры, косметологи, мастера маникюра), юристами, психологами, специалистом по предпринимательству и детской творческой мастерской с батутом. Села ждут их приезда как «света в окошке».
Православный предприниматель Виталий Михайлов сначала стал поддерживать приходской приют для бездомных, а когда церковные чиновники и администрация отказались от проекта — добился, чтобы бездомных не выгоняли, и взял всю работу на себя. Зарегистрировал НКО и сохранил помещение. Теперь это общественная организация «Покровъ».
— Несмотря на общее равнодушие, внутри каждой власти есть четыре процента «партизан», которые все-таки помогут, — поговаривают активисты.
Внутри благотворительной деятельности на Дальнем Востоке, кстати, существует религиозный конфликт: кроме РПЦ помощью активно занимается протестантская церковь. Но при наличии конкуренции развитие идет только лучше. Молодежная и общественная политика городских властей свежее, чем областных: пробиваются и живые неформальные проекты. Как, например, молодежный арт-центр «Подвал-04», который создали Николай Рыбак и Михаил Шмаков. В Благовещенске, как и в Хабаровске, есть центры прикладной урбанистики.
Всероссийским мотором таких групп можно считать Свята Мурунова, а запустил это движение известнейший урбанист и проектировщик городского пространства Вячеслав Глазычев. Его тезис о том, что город — это синтез власти, бизнеса и сообществ, а где нет сообществ, нет и городов, — продолжает жить, и сообщества, а значит и города, возникают.
В Благовещенске живой общественный сектор разряжает атмосферу некоторой стагнации: близкое соседство с быстро развивающимся Китаем порождает сравнения, амбиции, как, впрочем, и уныние из-за неудовлетворенности темпами развития Амурской области. Но при этом Китая в Благовещенске мало: произошло выдавливание китайского бизнеса (строительство и общепит) из региона и снижение пограничной торговой активности с Китаем из-за укрепления рубля. Активность и проекты Министерства Дальнего Востока порождают в регионах позитивные ожидания. И если здесь начнутся общестрановые мегапроекты, то будет отклик общества и бизнеса. А если не начнутся, уныние может победить.
Еврейская автономная область
— Определенно то, что я мог, я сделал, — говорит биробиджанский историк и общественник Иосиф Бренер. — Когда во время перестройки открыли доступ к архивным материалам и еще живы были первостроители Биробиджана, я брал у них интервью, документировал. Моя первая книга «Лехаим, Биробиджан!» вышла в 2007 году. В ней я рассказал о деревянном Биробиджане, улицах, мощенных камнем, удивительном парке с деревянными мостиками, чтобы не только турист и не только тот, кому интересна еврейская история, но и все жители города, могли пройти по улицам и по местам, которые я считаю историческими, прикоснуться к духу биробиджанского проекта. Безусловно, когда я был депутатом, что-то удалось сделать. Мы создали комиссию по историческому наследию, расставили стенды по городу возле исторических объектов и зданий.
Несмотря на то что евреев в Еврейской автономной области осталось чуть больше полутора тысяч, тема еврейского проекта важна жителям и властям, чтобы избежать реорганизаций и присоединений. А еще это тема памяти и урбанизма. Иосифу Бренеру и его соратникам удалось восстановить историю создания Еврейской автономной области в Хабаровском крае — Большого проекта, конкурировавшего в 30-х с сионизмом и проектом ассимиляции евреев в мировом масштабе. Это был фактически «Первоизраиль», разгромленный, впрочем, в 1937 году, когда лидеры, включая Иосифа Либерберга, первого председателя исполкома Еврейской автономной области, были арестованы.
Все самое интересное в городе связано именно с этой памятью, и она была восстановлена именно в постсоветское время. В синагоге — самый молодой раввин страны, если не мира, Эли Рисс — ему 26 лет — пытается вернуть жизнь общине, привлекая молодых. Но при этом старики, помнящие идиш и выстаивающие многочасовые молитвы, бывают недовольны. Небольшая еврейская община живет в соседстве и согласии с православной епархией и очень деятельным владыкой Ефремом. Львиная доля благотворительности в «Еврейке», как называют Еврейскую автономную область, — церковная. Именно церковь приходит на место слабеющих госструктур в последнюю четверть века.
Мы слышали здесь и такое: «Неправильно говорить о развитии Дальнего Востока, надо развивать Россию на Дальнем Востоке». Один из смыслов этой невеселой констатации такой: что что-то делается с «отдаленными регионами», а не с самой Россией, которой еще более века назад было пора перемещать центр тяжести на Восток, здесь — перспектива всей России.
Причем сейчас не обязательно призывать людей к героизму, массовому переселению в пустыню, на борьбу со стихией, мошкой и гнусом, как это делали Либерберг и его соратники, позвав за собой десятки тысяч украинских евреев — ученых, агротехников и инженеров. Некоторым аналогом идеи переселения является Дальневосточный гектар. Пока еще очень мало образцов того, как можно им воспользоваться для чего-то прорывного. И есть уже даже новые населенные пункты на дальнем Востоке. Но в целом местность пустует, не освоена еще переселенцами, хотя, чтобы люди поехали, достаточно дать им жилье и возможности для интересной работы.
Начать можно, например, с университетов, где уже есть задел для историков. Хорошие университеты во всем мире делаются за счет мобильности профессоров, а привлечь ученых со всего мира под проект изучения истории (географии, геологии) этих мест кажется несложным при наличии минимальных ресурсов — интерес-то все еще есть.
Вообще Биробиджану нужен новый проект масштаба страны. Конечно, уже вряд ли-таки еврейский, но память о том проекте может быть и брендом, и точкой силы, и затравкой для международной кооперации... А пока молодежь уезжает в гораздо более живой Хабаровск или гораздо дальше.
Камчатский край
— Изучив диагноз, отечественную и зарубежную практики, я открыла, что с этим заболеванием можно жить в полную силу, заниматься любым делом! — говорит Анна Дьяченко, создатель благотворительной организации «Вместе», которая помогает детям с сахарным диабетом инсулинозависимого типа. — Нужно лишь поменять некоторые привычки, быть внимательным к своему состоянию и выполнять необходимые процедуры. Этими знаниями хотелось поделиться, хотелось, чтобы наш опыт пригодился кому-то еще.
Дефицит информации и общения у родителей был так велик, что они ждали только сигнала к объединению. Очень быстро Анне удалось сплотить 80 семей из разных районов Камчатского края.
Почти у всех активных общественников в Камчатском крае есть своя история преодоления. Константин Накаряков, попав в аварию и пострадав от несправедливости (у него отсудил миллион рублей виновник катастрофы), начал помогать другим инвалидам заниматься спортом и жить активной жизнью. Он создал серию бесплатных видеоуроков для тех, кто попал в беду. Марианна Колыбина, усыновительница, стала мотором Фонда многодетных семей. А школьник Иван Исляев создал образовательный портал «11-б».
Но вообще, несмотря на то что на Камчатке живет всего 300 тысяч человек, и больше половины из них — в Петропавловске, многие активисты не знают друг друга. И кажется, имеет место островное сознание: «Мы сами по себе. То, что вы нам придумали, ни к чему. Сами справимся».
СОЗИДАТЕЛИ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА
Магаданская область
— Точкой отсчета можно считать 2010 год, — рассказывает Артем Ковалев, без которого нельзя представить Магадан. — Как-то раз позвонил мне основатель молодежной киностудии «Северный Ветер» Даниил Кузнецов и сказал: «Сейчас заканчиваю съемки нового фильма. Хочу подать его на московский кинофестиваль. И мне важно, чтобы там была музыка, специально написанная для фильма. Ты можешь?» Фильм получил награды на нескольких всероссийских кинофестивалях. Это так меня вдохновило, что через год мы уже снимали по моему сценарию.
Артем Ковалев — руководитель киноклуба «Поток», образовательного проекта «Школа кино». Он организует городской лекторий, курирует кинофестиваль «Северный Формат», фестиваль «Воздух» и выставку «Фотосушка» в Магадане. А когда Даниил Кузнецов уехал в Москву поступать в аспирантуру, Артем еще и возглавил молодежную киностудию «Северный Ветер».
— 2016 год был годом кино в России, — продолжает Артем. — А у нас была давняя мечта организовать хороший кинофестиваль в Магадане — и мы поняли, что пора. И у нас получилось! На публичный показ лучших кинолент людей пришло больше, чем было мест в зале. Кинофестиваль «Северный Формат» стал финалистом национальной премии в области событийного туризма.
Магадан — интеллигентский город, но сильно уменьшающийся. Жить здесь остается всего 30 процентов молодежи. Уезжают чаще всего в Питер, а потом уже — во Владивосток и Хабаровск. Питер с Магаданом на одной широте, объясняют магаданцы, но важно еще и то, что регионы Дальнего Востока не чувствует единства, все связи идут через центр. Москву не выбирают, видимо, как слишком дорогую и слишком чужую. На этом фоне тем более важен молодежный проект Дениса Шевченко, учителя истории, создавшего воркаут-движение в Магадане.
— Воркаутом занимаюсь со школьниками не только во время учебного года, но и летом, с теми, кто не уехал из города на каникулы. Я знаю, что это кому-то нужно и поможет.
Очевидным плюсом города все считают низкую преступность.
Приморский край
— Привычный мир рухнул: я не поздний ребенок кандидатов наук, а дочь алкоголиков, — пишет Марина Трубицкая из Владивостока, и ее текст — один из лучших в нашем проекте. — В 21 год я случайно узнала, что меня усыновили, прочитав письмо, в котором мамина подруга одобряла ее намерение взять ребенка из детского дома. Я была в ужасе, не могла признать вдруг обрушившуюся правду, поверить, что это обо мне. Страшно.
Позже Марина создаст сообщество взрослых усыновленных и сама усыновит ребенка.
— Как жить дальше? Пересмотрела все открытки: до 1980 года друзья и родные поздравляли с праздниками только маму и папу, а с 1980-го стали поздравлять и меня. Неожиданно я увидела закономерность, на которую раньше не обращала внимания. Удивительно, но, только узнав про тайну, я осознала, как много помню о своем раннем детстве: запущенная квартира, страшные скандалы взрослых, драки, маленький мальчик, с которым мы прячемся под столом, а потом лезем за игрушкой и выпадаем из окна, я со сломанной ногой лежу в больнице. Детский дом. Отмечаем Новый год, любуемся из окна салютом. Мама и папа забирают меня домой. Мне меняют имя. Риты больше нет, теперь я Марина.
Приморье — очень живой регион, а Владивосток — кипучий город. Хороших проектов не перечесть: как раз сейчас начинается фестиваль Ильи Лагутенко, ориентированный на новую музыку Азиатско-Тихоокеанского региона. Артем Моисеенко, депутат городской Думы Владивостока и руководитель одного из самых известных проектов — межрегиональной организации инвалидов «Ковчег» — помогает и другим НКО.
Несмотря на то что ни один мэр во Владивостоке еще не уходил без тюрьмы, сам дух конкуренции неистребим, в регионе много силовых линий, которые не могут быть упакованы в вертикаль, как в Хабаровске. Вне хорошо знакомой друг с другом «тусовки» старых НКО есть экофестивали и культурные проекты — суперсовременные музеи или народный инклюзивный, и при этом очень хороший, театр ТАН Андрея Нартова. На круглом столе «Как нам развивать Дальний Восток», проведенном на медиаполигоне, СМИ и городские сообщества придумали идею «социальной пресс-службы» и договорились использовать в соцсетях тэг «Добрый Владик», чтобы легче узнавать, что происходит в секторе.
Республика Саха (Якутия)
— Если бы я не упал с высоты, если бы не было комы и травмы головы, я бы сейчас жил по-другому, — рассуждает Антон Васильев. — Я много думал об этом, спрашивал себя: «Антон, что бы изменилось?» Жил бы, наверное, как все: нашел бы хорошую работу, делал карьеру, отрастил пузо, взял квартиру в ипотеку. Но зачем это все?
Своим вторым днем рождения Антон Васильев называет день, когда он пережил клиническую смерть и впал в кому. В июле 2006 года он, пьяный, упал с балкона многоэтажного дома. Скорую вызвали друзья, которые вечером гуляли с ним. Антона прооперировали, он пришел в сознание через 28 дней.
— Когда я очнулся, то не сразу понял, где я и что со мной, — вспоминает Антон. — Весь в бинтах и трубках. Хотел встать, но не смог даже пошевельнуться. Тело было будто чужим.
В первые недели после выхода из комы Антон ничего не помнил, не узнавал родных. Ему пришлось заново учиться говорить, ходить, держать в руках ложку и чашку. Сейчас он волонтер и один из организаторов фонда «Чорон Добра», созданного в 2014 году. Собирает помощь в улусы (районы. — «РР») региона: новую одежду, игрушки, деньги. Собранные вещи и средства передают вместе с символом проекта — большим чороном, кубком для кумыса. Васильев сам, своими руками, собирает мусор по Якутску. Он ввел моду на то, чтобы собирать городской мусор в нарядной одежде и медицинских масках. Журналисты обожают Антона за искренность, власти относятся с вниманием. Став человеком года в Якутии в прошлом году, Антон сразу же продал с аукциона подарок главы республики — золотые часы, а деньги отдал на покупку коляски больному ребенку.
Вообще Якутия (Саха) — очень живой регион, с потрясающими историями и острой национальной гордостью. Главная тема традиционных НКО — борьба с алкоголизмом, как и во всех регионах, где живут малые народы Севера. В якутском обществе трезвости знают свое дело, умеют писать заявки на гранты и попадать в государственные программы. Другая часть активной общественности — самоорганизации родителей. Например, Вероника Чупрова и общество помощи семьям с детьми с ДЦП. Третья группа НКО связана со спортом, в том числе с якутским национальным единоборством «Хапсагай».
Вообще, ключевой фактор жизненной силы и подоплека конфликтов — это якутская национальная гордость. Московские инициативы и снобизм здесь не любят. Дальневосточные гектары разбирают в том числе из-за того, чтобы никто из не-якутов не перехватил землю.
Якутия не только гордая, но и внутренне сложная, с независимым бизнесом
и сильной прессой. Есть минимум две точки высокотехнологичного роста и активной благотворительности: IT-бизнес — игры для соцсетей, которые поддерживают в том числе старейшую общественную организацию «Подросток». Другой центр новых технологий и общественного прогресса — самый модный офис Якутска, Якт.Ру. Владелец, Антон Жондоров, кстати, сопредседатель ОНФ в республике, поощряет серьезную журналистику, помогает в учебе и развитии своим сотрудникам. Якутская пресса и сама часто занимается общественной деятельностью. «Бессмертный полк» начался в Якутии с «Якутска вечернего», и журналисты так и не дали администрации перехватить проект.
Сахалинская область
У Ольги Рожновой, директора библиотеки в поселке Ноглики, нет нивхских корней, но именно она спасает от исчезновения язык нивхов. Редкая и потрясающая история: издаются книги, создан детский сад, в котором работают носители языка.
— Ну скажите, а если по-честному, как вам кажется, можно еще спасти этот язык? Или он все равно исчезнет?
— Я тот же вопрос задала Екатерине Груздевой, исследовательнице из Хельсинки. Она сказала, что у них в Финляндии возродили саамский язык, на котором не разговаривал ни один человек. А у нас есть носители! Ребенок не рождается грамотным. Надо напитаться языком… Нивхский сейчас как ребенок, ему надо наговориться.
Когда один журналист в 1983 году спросил нивха о том, почему в сочетаниях «четыре тюленя» и «четыре оленя» число 4 обозначается разными словами, нивх ответил: «потому что тюлени не похожи на оленей».
Еще недавно слово «четыре» по-нивхски можно было передать разными способами:
— «нырнг», если речь идет о четырех людях или добрых духах;
— «ным» — если о лодках;
— «ныр» — если о животных или злых духах;
— «ныршнгк» — если о семьях;
— «ных» — о чем-то маленьком и круглом (яйца, ягоды, камешки, желудки тюленей);
— «нрых» — о чем-то плоском (листья, покрывала, паруса);
— «нвыр» — о неводах;
— «ныо» — о сетях.
И так далее, всего 26 видов слова «четыре». Аналогичная ситуация со всеми числительными от одного до пяти.
В том, что у Ольги Рожновой нет нивхов в роду, можно убедиться с первого взгляда — более русскую внешность трудно себе представить. Но я на всякий случай спрашиваю.
— Да что вы, нет, конечно. Я сюда из-за мужа переехала из Евпатории.
— То есть это он — нивх?
— Да бог с вами! Русский он, его родители сюда в 1953 году переехали, по переселению.
— Тогда почему?
— Просто интересно. Я по второму образованию филолог.
— А по первому?
— Медик. Красный диплом у меня был. В Евпатории работала фельдшером на «скорой». А здесь не смогла. Я немного поработала, потом приехала к главврачу, сказала, что так работать нельзя, и уволилась. Пошла в детский сад работать, потом попала под сокращение. Освободилось место в библиотеке — пошла в библиотеку.
Портал sakh.com и его форумы — важный центр жизни. Его журналистка приехала на пресс-коференцию Медиаполигона в дождь и на велосипеде, чтобы задать сложные вопросы.
На Сахалине есть отличный фестиваль, где объединены вертолеты и рок-музыка. А вот Праздник кормления духов моря — скука, тоска и лубок, но, наверное, надо и такое делать. Зато запомнилась речь представителя американской нефтяной компании ExxonMobil о том, что надо сохранить природу и обычаи людей нетронутыми: они занимаются экологической проблематикой, спасением китов и поддержкой малых народов. Понятно, что социальная ответственность помогает бизнесу чувствовать себя надежнее в сахалинских нефтяных проектах. Но исполнители не формальные, а искренние. Вообще сахалинские общественники увлечены природой: один лечит в ванной морских котиков, другой мечтает засадить остров кедрами.
Но при этом все браконьерят, постоянно получают штрафы и снова браконьерят... Это норма жизни, как и то, что коренные народы торгуют своим квотами на вылов рыбы.
Хабаровский край
Первый в Хабаровском крае поисково-спасательный отряд волонтеров появился после того, как в 2014-м году в Амуре утонули двое мальчиков. В их поисках участвовали многочисленные добровольцы. Захотел помочь и Сергей Савельев.
— Помню, была куча телефонов координаторов. Позвонил, из двадцати телефонов мне ответил только один! Эмоций у волонтеров было много, а что можно и чего нельзя делать по закону, они не знали. «Давайте мы вскроем гараж, потому что нам там послышались детские голоса!» На основании чего? Я понял, что хороших людей у нас много, но нужен человек, который бы направлял поиски.
В Хабаровске и раньше были сильные сообщества, но в последние лет пять, как и по стране, — бум инициатив. Совсем молодая активистка Раиса Долгих и фонд «Добрый Хабаровск» почти сотворили чудо — помогать другим в Хабаровске стало просто: во многих магазинах можно купить «добрый пакет» с продуктами, а волонтеры доставят их нуждающимся.
— Хабаровск — это три горы, две дыры и 101 портфель, — говорит Василий Кропоткин, один из лидеров Центра прикладной урбанистки, очень живого и деятельного сообщества Хабаровского края. — Три горы — Ленина, Серышева и Муравьева-Амурского. Две дыры — это два бульвара Уссурийский и Амурский. Ну, 101 портфель — это окружные и региональные начальства.
Наличие начальства имеет очевидные столичные плюсы, но некоторые бизнесмены видят и минусы: внутренняя жизнь кажется тихой. Пресса абсолютно бесконфлитна, но зато телеканал «Губерния» выделяется живым духом, а корреспондент телеканала Софья Коренева принимала участие в проекте, несмотря на то что пришлось работать по ночам, чтобы успевать и заметки делать, и сюжеты.
Кроме Центра прикладной урбанистики, есть довольно плотный слой НКО, в котором все друг друга знают. Врач Андрей Фонякин — мотор фонда «Радость здоровья». Он занимается реабилитацией детей с ДЦП, популяризирует «нейрофизкультуру», организует лечение, реабилитацию и детский отдых. Алла Джан-Ша придумала молодежный кинофестиваль. Очень известный и успешный старый проект «Белый пароход» — инклюзивный хор и программы социализации детей с особенностями — вместе с успехами нарастил и затраты, но стал терять финансирование. Это общая проблема старых больших НКО. Став постоянными структурами, они уже не могут прожить на гранты, но могли бы стать частью государственных программ и рассчитывать на постоянное финансирование.
Единство власти позволяет избегать лишних конфликтов, как во Владивостоке или Якутске, но заодно и не дает их обсуждать. За время проекта была новость об очередном выбросе нефтепродуктов в Амур, но никто из местных журналистов не стал задавать вопрос — откуда выброс.
Чукотский автономный округ
Молодые специалисты — Валерия Буторина и Александр Асафов в августе прошлого года приехали работать в чукотский поселок Лаврентия. Сейчас Валерия — руководитель молодежного клуба «Созидариум», а ее супруг — архитектор Чукотского района. Они вместе работают над тем, чтобы суровый край стал уютнее и интереснее. Валерия Буторина воплощает в жизнь необычные идеи вместе с детьми. Первым стал арт-объект «Пианино».
— Создать его удалось всего за несколько часов 1 сентября, в мой первый рабочий день на Чукотке, — вспоминает Валерия. — На тот момент в Лаврентия я никого не знала. Мы просто вышли прогуляться, увидели разрушенные бетонные плиты, так и возникла идея нарисовать на них черно-белые клавиши. Сначала нашей работой заинтересовались два мальчика, затем присоединились еще ребята, в итоге собралась целая толпа детей... Мы это делали, чтобы просто поднять настроение местным жителям, которые проходили мимо заброшенной тропинки.
Затем появилась «Эколавочка» из старых досок по мотивам национальных чукотских орнаментов. А макет «Будущее Лаврентия» появился благодаря конкурсу «Населенный пункт моей мечты», где было нужно написать сочинение и приложить к нему рисунки.
Александр и Валерия держат темп. На очереди еще несколько новых проектов. Первый — это создание павильона для наблюдения за китами. Поселок Лаврентия — уникальное место, где можно прямо с берега наблюдать за охотой стай китов. Осенью здесь можно увидеть огромные стаи, иногда и по сотне млекопитающих. Наши герои хотят построить на берегу павильон с полной информацией о китах и откуда в любую непогоду можно будет за ними наблюдать. Второй проект в стадии разработки — создание детских этнокультурных площадок по селам Чукотского района, спроектированных совместно с детьми по мотивам чукотских национальных праздников и традиций.
Валерия и Александр не скрывают, что переезд изменил всю их жизнь. Чукотка стала для них «терра инкогнита», открывающей себя неохотно, с трудом, шаг за шагом. И это ощущение испытывает каждый человек, решивший связать свою жизнь с этим необычным местом. Даже попасть сюда непросто — Чукотский автономный округ входит в пограничную зону, поэтому россияне, не проживающие постоянно в округе, а также иностранцы должны получать специальные пропуски для въезда. Дальше удивят пространства. Здесь мало дорог, вертолеты дороги, а авиарейса до Лаврентия можно ждать неделями. Еще здесь слабый интернет, дорогие продукты и далеко до «материка». И решение этих проблем есть — налаживание и установление связей, коммуникаций как внутри Чукотки, так и в масштабе Дальнего Востока и всей России. Связей между городами, регионами, а главное, между людьми.
Вообще развитие Дальнего Востока невозможно без положительной обратной связи между государственными проектами (лучше мегапроектами — иначе не перевернуть тренд на депопуляцию), независимым бизнесом и сообществами. Живая жизнь есть во всех регионах, но в Якутске, Владивостоке, Хабаровске и Благовещенске — больше, чем в других местах.
В России никогда еще не получилось запускать цикл развития, положительную обратную связь, когда все три сферы друг друга дополняют, а не являются друг для друга проблемой или тратой. Нам точно пора учиться партнерству. Для этого государству нужно начать доверять независимым субъектам — бизнесу и сообществам, а они в ответ вложатся в проект развития России на Дальнем Востоке.
