14 марта 1984 года у «Браво» должно было состояться два концерта на базе в ДК «Мосэнерготехпром». Первый же из них стал для группы роковым, на этот раз, с четким с ударением на последнем слоге. Несмотря на все последующие драматические события, именно этот день негласно принято считать днем рождения группы.
О том, что концерт делать не стоит, команду предупреждали сразу несколько человек, да и в воздухе явно что-то витало.
Евгений Хавтан: «Утром мне позвонил Артем (Артемий Троицкий. – «РР») и сообщил, что он приболел, но все равно появится на втором концерте и представит нас. Концертов у группы было мало, все билеты были уже давно распроданы и розданы по друзьям-знакомым, поэтому, несмотря на все свои не очень хорошие предчувствия, я принял решение играть эти два концерта, что было, конечно большой ошибкой, очень дорого нам потом обошедшейся».
Подробности со всеми необходимыми деталями того исторического концерта, организованного московским рок-менеджером Антониной Крыловой, можно найти в книге «Время колокольчиков», автором которой был устроитель подпольных сейшенов, главный редактор самиздатовского рок-журнала «Ухо», историк Илья Смирнов. Накануне только что женившийся приятель Смирнова попросил сводить его с женой на приличный концерт “без мата, без драки, без милиции”…
Евгений Хавтан: «Как по заказу, — отвечал я, — милая девчушка поет лирические песни». В толпе, заполнившей фойе, меня поймала Тоня и, указав взглядом на двух спортивного вида мужчин, прошептала: «Вон те, один в "аляске" — из "конторы"».— «Это к лучшему, — успокоил ее я, — пусть послушают группу, в которой нет ничего криминального. Отвлекутся».
В зале сидели на всех подоконниках, на ручках кресел, только что не друг у друга на головах. Оказалось, что деятель комсомола, оформлявший нам бумаги на это мероприятие, не удовольствовался своим «законным» гонораром, напечатал в свою пользу еще несколько сот билетов. Это-то нас и спасло. В начале показали короткометражные фильмы «Иванов» (из жизни «Аквариума») и «Шесть писем о бите», где юный Макаревич и седовласый профессор Игорь Кон рассуждали о том, что еще находятся в нашей стране некультурные люди, которые не дают молодежи слушать современную музыку. Я поглядывал на человека в «аляске»: он со вниманием приобщался к культуре. Затем подняли экран, и пока гитаристы «Браво» настраивались, на сцену в качестве конферансье выскочил Леня Агранович. Видимо, Ивонна произвела на него сильное впечатление, так что он уже не мог не показать себя героем. Не найдя ничего лучшего, он продекламировал стихи «Мухоморов». Тоня показывала ему из зала кулак.
Потом начался-таки концерт. Лелик, сидевший рядом со мной, слушал без особого энтузиазма: «Песенки какие-то детские». В этот самый момент Ивонна запела «Белый день» — «Он пропоет мне новую песню о главном. Он не пройдет, нет, цветущий, зовущий, славный, мой чудный мир!» При словах «чудный мир» из-за кулис выскочили люди в милицейской форме, и с ними один в штатском с рупором — «Всем оставаться на местах!».
«Пора скипать», — приговаривала Тоня, пробираясь сквозь паникующую толпу. Я подбежал к окну. Вокруг клуба стягивалась милицейская цепь — пригнали оперативный полк. Потрясенный народ с балконов окрестных домов наблюдал происходящее. К дверям ДК подъезжали автобусы, «газики», спецмедслужбы, какие-то «запорожцы». В них бравые стражи порядка швыряли всех, кто находился в ДК, без различия пола и возраста. Видимо, ставился целью «полный охват аудитории», как при голосовании за нерушимый блок коммунистов и беспартийных.
Однако искусствоведы опять не учли малость: комсомольский задор нашего официального покровителя. ДК оказался переполнен по меньшей мере вдвое. Посадочных емкостей не хватало. Толпа выливалась наружу с непобедимым Леликом во главе, который расчистил дорогу и для Тони. В результате все организаторы концерта оказались на свободе. А в автобусах и спецмедслужбах поехали музыканты и зрители. Наученные горьким опытом, первые не реагировали на самые умильные просьбы признать получение «хоть десяти рублей» гонорара. Из допросов зрителей не родилось не единой зацепки для возбуждения уголовного дела (кроме ссылки все на того же неуловимого кавказского джигита в клетчатом пиджаке). Наши опекуны устроили прекрасную агитацию за власть Советов. Лучшей не обеспечил бы и Сева Новгородцев, вздумай он конспиративно приехать на один чудесный мартовский день в Россию, когда на просторах ее начинался севооборот. Операцией «Браво» ведал А.Н. Федулов из ГУВД, на сей раз Мосгорисполкома. Не обнаружив улик, он начал дергать менеджеров, надеясь, что те расколятся сами. Что ж — Артур Гильдебрандт, бывший администратор «Смещения» и «Футбола», предложил ему чистосердечное раскаяние в получении с концерта то ли ста, то ли двухсот тысяч рублей. Тоня рассказывала о работе на «скорой помощи». Я упражнялся по книге Альбрехта. Последнее слово все же осталось не за нами. «Что ж, — сказал наш интервьюер, — группа "Браво" может и будет выступать, но без солистки».
А у солистки, надо сказать, был обнаружен чей-то чужой паспорт, в который она вписала что-то дурацкое — вроде «Ивонна Андерс, датско-подданная». Счесть это изделие документом можно было только после основательной порции циклодола. Тем не менее, Ивонну-Жанну в течение более чем полугода перевозили из одного застенка в другой — из тюрьмы на экспертизу, с экспертизы обратно в тюрьму, чтобы отыграться на ней за проигранную партию. Может показаться, что расправа над «БРАВО» и подобные акты бессмысленной жестокости объяснимы только маразмом системы, и осуществлявшие их люди сами не ведали, что творили. Ничего подобного — они выполняли четкий и по-своему логичный социальный заказ. «Детские» песенки Ивонны были опасны не своим содержанием, а тем, что она нагло нарушала феодальную монополию ведомств, ответственных за «песенки», и должна была понести строгое наказание — как негр, зашедший в ресторан для белых, или крестьянин, объявивший себя дворянином. Чтоб другим неповадно было”.
«Браво» исполнило 25-минутную программу, состоящую из песен только что записанного мини-альбома. Интересно, что на этом концерте они исполнили песню на стихи Андрея Вознесенcкого, но она никогда больше не исполнялась и не была записана группой. Там был такой текст:
Я тебя разлюблю и забуду,
когда в пятницу будет среда,
когда вырастут розы повсюду,
голубые, как яйца дрозда.
Когда мышь прокричит «кукареку».
Когда дом постоит на трубе,
когда съест колбаса человека
и когда я женюсь на тебе.
Позже Олег Нестеров записал с «Мегаполисом» песню на эти же стихи, но с другой мелодией.
Пленку с записью концерта до сих пор найти не удалось, хотя некоторые коллекционеры утверждают, что она существует. Единственная копия картины фильма «Иванов» была конфискована, и автору и режиссеру Александру Ильховскому пришлось долго ходить, убеждать и доказывать, чтобы картину ему вернули.
Павел Кузин: «В тот день планировалось два концерта. Я вообще был четко против того, чтоб играть в «Энерготехпроме», на своей базе, но Женя настаивал, и в итоге меня уговорил. В принципе, все равно бы повязали, не сейчас — так потом. Организатора уже пасли, но в тот день про второй концерт менты не знали. Не исключено, что и райком комсомола был к этому причастен. Взяли нас на последней песне. Народ орет! Мент что-то хочет сказать, я протягиваю ему микрофон, он его отталкивает, берет матюгальник: «Всем оставаться на своих местах!» Все ржут, думают, что это часть шоу. Ну а потом… Я пришел из дома в телогрейке, и вот в ней и вышел — руки за спину. Народ обомлел, мол — быстро же переодели. Гонорар, который мы получили за этот концерт, успел унести наш техник».
Больше всех был удивлен киномеханик ДК «Мосэнерготехпром», которого Павел Кузин за две бутылки водки ангажировал покрутить ленту. Он спокойно и с удовольствием осваивал свой гонорар и ничего предосудительного ни в фильме «Иванов», ни в выступлении какого-то ансамбля не видел. Потому появление людей в форме воспринял с недоумением.
Евгений Хавтан: «Наш концерт, начинавшийся в Бескудниковском ДК "Мосэнерготехпром", закончился в ОВД Бескудниково, и чуть позже продолжился по адресу Петровка, 38. В ОВД Бескудниково нас всех развели по разным комнатам и попросили написать, как мы попали на этот концерт, кто мы, были ли деньги и за что мы их получали. Эта была первая большая проверка группы “на вшивость”. Естественно, если бы удалось доказать, что в этой истории фигурировали деньги, это автоматически перевело бы дело из административного в уголовное. Следователь Зверков А.Н., занимавшийся нашим делом, пообещал мне, что сделает так, что название “Браво” никто и никогда больше не вспомнит. История ¾ очень странная штука».
К счастью, никто из публики в объяснительных записках не написал лишнего, и статья «Частное предпринимательство» обошла команду стороной. Кроме того, как выяснилось, в это же время один знакомый попросил Хавтана о неожиданной услуге.
Евгений Хавтан: «Был у меня знакомый из станицы Каневская, в Краснодаре. Мы познакомились, по-моему, в Анапе. Он оказался курьером, возил траву в Москву. И вот он привез трехлитровую банку анаши, а это было за несколько дней того знаменитого концерта в 84-м, когда нас арестовали. Он попросил меня подержать банку у себя недели две, так что она стояла у нас на базе. Когда нас арестовали, я боялся не за то, что опечатали наши инструменты, аппаратуру, а вот за ту банку. Как только нас отпустили, я первый, кажется, побежал за ней. Ведь если бы ее нашли, вот это был бы настоящий состав преступления ».
В принципе, всех этих неприятностей можно было бы избежать, имей группа залитованные тексты или любую филькину грамоту, подтверждающую ее право на существование, но заниматься хождением по кабинетам рок-н-ролльщики предпочитали в последнюю очередь. Не понравилась запрещающим инстанциям и одежда музыкантов. В черных галстуках и белых рубашках они углядели намек на фашизм, а строчку «Я мимо проезжаю в "Чайке"» истолковали как ироничный намек на излишества номенклатуры.
В то же время дело за нарушения, связанные с незаконной продажей билетов, было сфабриковано дело против лидера группы «Воскресение» Алексея Романова, и «Браво» готовились к самому худшему. Экономическая статья, которую пылись инкриминировать группе, предполагала лишение свободы на срок от трех до пяти лет. На деле обошлись относительно «малыми жертвами». Идеологическую диверсию и спекуляцию группе не пришили, но в родной МИИТ, где будущий инженер-строитель Евгений Хавтан в силу творческой занятости бывал крайне редко, прислали запрос на характеристику. Незамедлительно вскрылись прогулы, задолженности по экзаменам и зачетам, а медицинские справки, которые лидеру «Браво» по дружбе выдавал большой любитель музыки и меломан ¾ главврач МИИТ-а, загадочным образом исчезли. Из института Евгения отчислили.
Не попасть под статью за тунеядство Хавтану помог тесть, устроивший лидера «Браво» работать в крупную строительную организацию, после чего через год удалось восстановиться в институте.
Очень быстро все музыканты «Браво» научились разбираться в юридической терминологии и отлично поняли, чем «дача показаний» отличается от «допроса», а «соучастник» от «свидетеля». В общении с правоохранительными органами помог бас-гитарист группы «Звуки Му» Александр Липницкий, уже имевший в этом вопросе богатый опыт.
Павел Кузин: «На Петровку мы ездили, как на работу, а потом заходили в пивную неподалеку. Постепенно маршрут изменили и стали вначале заходить в пивную, а потом на Петровку. Спрашивают: "От вас, кажется, пахнет?" Ну пахнет, что делать».
Несмотря на то, что группа уже фигурировала в черных списках и в отношении нее вот-вот должны были завести дело, из Ленинграда, где почему-то были не в курсе, пришло приглашение поучаствовать в съемках программы «Невские звезды». По сути, это обозначало одновременно и первые гастроли, и первую засветку на ТВ.
Александр Степаненко: «Паша на том концерте рисовал билеты, а Женя — общался с организаторами, потому их мурыжили в первую очередь. Ну а мы — творческая молодежь. Что с нас взять? Звонит Женя: "Давайте, жмите с Ивой без нас. Может, больше не увидимся никогда". Это он так шутил. Ехали вместе с Матецким с Чернавским, которые тогда записали свои "Банановые острова". Еще с нами ехала группа "Альянс». Разместили нас в "Астории". Мы отснялись под фанеру, для дискотеки. Вернулись в Москву и сразу поехали к Жанне, на квартиру, которую она называла "квартирой достоевского типа", находящуюся где-то на задворках театра на Таганке. Довольные собой, взяли два ящика пива. Почувствовали себя звездами!».
На допрос на Петровку Жанна не явилась, Вскоре ее начали активно разыскивать и «приняли» на станции метро «Пушкинская». Ровно в тот момент, когда Хавтан давал показания на Петровке 38.
Евгений Хавтан: «Ее настоящее имя я узнал, только когда ее арестовали. До этого мы все видели ее паспорт, где стояло имя Ивонна Андерс. После того как нас всех отвезли в Бескудниковское отделение милиции и мы дали подписку о невыезде, нам в выдали повестки — на следующий день явиться на Петровку, 38. Во время очередного допроса у моего следователя зазвонил телефон, и он попросил меня выйти в коридор.Через несколько минут он снова пригасил меня и сказал: «Твою певицу взяли, ее зовут Жанна Агузарова, и за ней много чего числится». «Ты врешь!» Впервые я его назвал на «ты»».
Детально изучая обстоятельства дела, следователи никак не могли понять — зачем было подделывать ФИО в паспорте, добавляя к не совсем законной концертной деятельности откровенно наказуемое деяние? Ответ был прост — с настоящей, подлинной биографией Ивонна Андерс никогда бы не получила билет в модную московскую тусовку. Как уже сообщалось выше, сообщи приехавшая из далекой провинции Жанна о своем истинном происхождении, она бы однозначно была обозначена как «лимитчица», и вход в «продвинутую» московскую тусовку для нее был бы наглухо задраен.
Как всегда, Жанна играла ва-банк.
Теперь в довесок к билету в модную тусовку вполне отчетливо вырисовывался тюремный срок. К тому же все заседания суда Ива, вновь обретшая свое настоящее имя Жанна Хасановна Агузарова, превращала в cатирические шоу. Слово «троллинг» еще не существовало, да и место было выбрано не очень правильное, так что происходящее по достоинству не оценили.
Александр Степаненко: “На суде она устроила такое шоу, что смеялись все, даже судьи. На любой вопрос следовал нереальный ответ. Видимо, ее так научили. Потом судья встала и произнесла: "Ввиду невменяемости обвиняемой суд переносится". Когда Жанну уводили, она не выдержала и разрыдалась. До сих пор мурашки. Увели нашу девочку».
В музее Бутырской тюрьмы на стенде, посвященном знаменитостям, отбывавшим в этом месте наказание, красуется фотография Жанны Агузаровой, но нынешние сотрудники ее не застали, а старые вряд ли что-то вспомнят. Тем более что почти сразу Жанну перевели в Институт судебной психиатрии им. Сербского, откуда специалисты в области «тюремного рока» выслали ее на принудительные работы в леспромхоз в недрах Тюменской области. Очень скоро оттуда пошли письма. Женя и Жанна обсуждали будущее группы, обменивались идеями будущих песен.
Долгое время оставался невыясненным вопрос; куда же делся гонорар за тот концерт? Как выяснилось, одну его часть сумел сохранить техник «Браво», а вторую еще один участник менеджерской группы — Леонид Агранович, в то время студент МИСИ. Позже Аграновича, как и всех причастных, вызывали куда надо и интересовались, какое он имел отношение ко всему происходящему, в качестве аргумента показывая фото, на котором он стоит на сцене. На это Леонид отвечал, что болен редким психическим недугом — страстью присутствия на сцене рядом с музыкантами. Как на странно — сработало.
«Тогда, в декабре 1983 года, выходя на сцену московской дискотеки в Крылатском, никто из нас пятерых не представлял, что всё это выльется в такую историю, что когда-то мы станем профессиональной группой, сможем записывать пластинки, ездить по стране с концертами и когда-то обо всем этом будет написана книга. Когда после нашего выступления ко мне подходят и говорят: «Мы с моей будущей женой познакомились на одном из ваших первых выступлений в 80-е, развелись в конце 90-х, а сегодня вместе пришли к вам, и сюда нас привели наши общие дети», – в этот момент я понимаю, что все было не зря».
Евгений Хавтан
«Совсем юная Агузарова, настоящий пижон Хавтан – со своим безбашенным рок-н-роллом они взорвались как бомба в заумно-депрессивном садике нашего тогдашнего рока».
Андрей Макаревич
