Чтобы объяснить мировоззрение и стиль жизни молодежи в 1967-м, во всем противостоящие «культуре отцов», американский социолог Теодор Роззак придумал термин «контркультура». Интеллектуалы-либералы того времени надеялись, что контркультура поможет найти выход из кризиса культуры, в которой все строится на деньгах и потреблении. Если революции с оружием в руках ни к чему хорошему не привели, то, может быть, стоит взяться с другого конца и затеять революцию в сознании — а уж она приведет к новому типу отношений между людьми, основанному не на конкуренции и потреблении, а на сотрудничестве и творчестве?
Но когда духовный подъем конца 1960-х годов сменился спадом и унынием, распространилось более широкое понимание контркультуры как закономерного проявления циклического процесса самообновления культуры. Контркультура — это такая творческая лаборатория, где создаются и испытываются альтернативные формы культуры, часть которых затем входит в массовую культуру. Эти циклы век от века воспроизводятся: контркультурой можно считать христианство в период своего возникновения в Римской империи или романтизм в культуре эпохи Просвещения. Контркультура — в чем-то всегда зачаток культуры будущего.
Какие только альтернативные мэйнстриму субкультуры ни породил 1967-й — от скинхедов до кришнаитов, от байкеров до «Черных пантер»! Зеленые и антиглобалисты, металлисты и панки найдут истоки своего контркультурного пафоса в той революции в умах и запущенных ей событиях. Но революцию сделали не они, а волосатые безумцы, которых тогда впервые почему-то назвали «хиппи».
Хиппи стремились к освобождению от традиционных социальных условностей, от патриархальной культуры, подавляющей творчество и индивидуальность, от товарно-денежных отношений, отчуждающих людей от подлинной жизни и друг от друга. Любую деятельность хиппи превращали в игру, их контркультура больше всего напоминала веселый карнавал, переворачивавший общепринятые нормы: обезличивающим костюмам офисных работников они противопоставляли максимально яркую или необычную одежду, дому — бродяжничество, семье — свободную любовь, потреблению — подчеркнутую простоту и неопрятность, телевидению и другим пассивным развлечениям — художественные практики, протестантской этике долга и трудолюбия — этику любви и гедонизма, традиционным религиозным обрядам — экзотические медитативные практики и употребление «расширяющих сознание» психоактивных веществ.
Их привлекало все нетрадиционное, провоцирующее возмущение обывателей, несущее вызов устоявшимся представлениям. В 1967-м идеология тотальной революции путем изменения сознания выплеснулась на улицы и охватила весь западный мир. Антивоенные протесты и политические волнения 1968 года были ее прямым продолжением, но далеко не единственным. С тех пор на Западе уже полвека с переменным успехом ведутся так называемые «культурные войны» между либеральными и консервативными ценностями. Споры о религиозном образовании и креационизме, об абортах и эвтаназии, о легализации марихуаны и других психоделиков, о правах женщин и детей, «цветных» и гомосексуалов до сих пор формируют повестку дня.
Конечно, общество потребления в итоге «съело» контркультуру хиппи, сделав ее своей неплохо продаваемой частью. Но эта интеграция контркультуры в итоге и оказалась важнейшей стадией успешной революции в умах, трансформировавшей всю западную культуру: на место конформизма как ценности пришла высокая оценка способности быть непохожим на других, произошло радикальное переосмысление отношений между полами, представлений о личности человека, религиозных воззрений… То, что раньше было шокирующей обывателей частью контркультуры, стало одной из культурных норм.
Прошло полвека. Многие надежды и прозрения хиппующего лета оказались ведущими в тупик соблазнами, другие стали успешными бизнес-проектами; утопии не реализовались, в идеалах пришлось разочароваться, про хиппи в основном забыли. Но все же 1967-й стал важнейшим источником идей и вдохновения для современной западной культуры, равно как и для нашей — хотя у нас в это время пытались воплотить совсем другую утопию и многие «эффекты 60-х» пришли к нам, подзадержавшись лет на двадцать. У нашей молодежи был очень похожий опыт в самом конце 1980-х, когда все представления о мире, идеалы и сценарии поведения старшего поколения дискредитировали себя и приходилось строить свою идентичность и мировоззрение буквально на пустом месте, отбирая из осколков мировой культуры все, что казалось подходящим.
Мы решили посмотреть на Лето любви и культурную революцию 1967-го из будущего, ради которого все и затевалось, и попробовать понять, какие контркультурные идеи в итоге удалось реализовать, а какие оказались мыльными пузырями.
За что боролись
Послание Лета любви разнеслось по миру благодаря музыке. Наверное, уже навсегда 1967 год останется самым ярким и самым революционным в истории популярной музыки, а «Сержант Пеппер» — первым в рейтингах лучших альбомов всех времен, хотя вышедшие в том же году первые альбомы Pink Floyd, The Velvet Underground и The Doors были не хуже. Кульминацией Лета любви стал фестиваль в Монтерее, во время которого мир узнал про Дженис Джоплин и Джимми Хендрикса, про Grateful Dead и Jefferson Airplane, да и вообще про то, что у «волосатых» есть что сообщить старшему поколению.
Рок-музыка вмиг оказывается мейнстримом, причем необычайно демократичным: выучил пару аккордов — и вперед к славе! Но проще она не становится — наоборот, на место отвергнутых канонов приходят безумные эксперименты, и вообще легкая музыка вдруг начинает обращаться к слушателю с необычной серьезностью. Рядом со стандартными трехминутными песенками о любви появляются совсем другие — длинные, странные, с глубокой лирикой — философской, магической, остросоциальной или просто полной боли и жажды свободы. Важнейшей вещью становится не мелодический рисунок, а «психоделическое звучание» — попытки через звук вызвать измененные состояния сознания, творческие и открытые. Легкая музыка обретает религиозное измерение, направляя путешествие в себя ради поиска истины и высшей мудрости (не случайно название культовой группы The Doors отсылает к книге Олдоса Хаксли «Двери восприятия»). Рок-музыкантов начинают воспринимать как живые иконы, практически пророков, а их песни становятся похожи на путешествия в иные, сказочные миры, показывающие людям, каким мог бы быть их мир, побуждающие выбрать свою утопию и начать воплощать ее здесь и сейчас.
50 лет спустя
Лето любви было ярчайшей, но краткой вспышкой энтузиазма, неизбежно сменившейся разочарованием и унылой коммерциализацией. Но эта вспышка определила облик популярной музыки на полвека. Творческий импульс, который дал 1967-й, не иссякает, по-прежнему вдохновляя экспериментаторов с электрогитарой, да и электронщиков без гитар, у которых в конце 1980-х случилось новое Лето любви, связанное с возникновением рэйв-субкультуры, унаследовавшей главные идеалы движения хиппи. Правда, музыка — больше не манифест нового поколения, музыканты не выдвигают политических требований и вызывают все меньше священного трепета, несмотря на усилия шоу-бизнеса, пытающегося вернуть им статус живых идолов. Это тоже последствия импульса демократизации музыки: с появлением возможности создавать музыку на компьютере и распространять ее с помощью соцсетей поток новой музыки стал необозрим и неиссякаем. Общих кумиров все меньше, а творцов и интересных музыкальных направлений — все больше.
Русское зеркало
В 1967-м у нас был расцвет послесталинского СССР, дискуссий физиков-лириков, идеи конвергенции систем Сахарова. Все это выглядело скучнее хиппи, но барды-шестидесятники и поэты на площадях и стадионах — наглядное доказательство того, что большие революции в европейском мире происходят синхронно, просто с разным размахом. Советский Союз не смог переварить или купить революцию 60-х, поэтому пережил ее еще раз в 80-х, уже в форме заимствования ее успехов с Запада. Рок неизбежно просачивался сквозь железный занавес, неожиданно оказавшись самым мощным идеологическим оружием. Одно дело — когда Запад богаче нас, и совсем другое — когда он ближе к истине, красоте и добру. А ведь музыкальные послания, просачивающиеся сквозь железный занавес, демонстрировали именно это. Для части позднесоветской молодежи рок стал настоящим культом, а рок-звезды — подлинными пророками, тексты которых тщательно переписывались, переводились и перепевались. Русский рок жил строго в соответствии с максимой «поэт в России больше чем поэт», подарив нам в позднесоветскую эпоху потрясающий всплеск контркультуры и потрясающие альбомы «Аквариума» и «Гражданской обороны». Однако противостояние государственной идеологии сыграло с музыкантами злую шутку — когда идеология рухнула, умер и русский рок-н-ролл, потеряв свою мрачную музу. Впрочем, запреты и преследования в области самовыражения ширятся — вполне возможно, нас еще ждет время новой российской контркультуры.
За что боролись
В 1967-м мода стала самым простым способом заявить о своем мировоззрении и о своей уникальности, о неприятии капиталистических отношений между людьми, о жажде самовыражения и свободы. Хиппарей встречали по одежке, и они честно старались шокировать почтенную публику. Их «прикид» — скорее антимода, то есть стремление одеться вопреки всем трендам.
А 1960-е годы были очень богаты на тренды и модные нововведения — мини-юбки, страсть ко всему синтетическому и искусственному, космические и футуристические мотивы… Послевоенный рост уровня жизни привел к тому, что впервые в истории модная индустрия Запада работала на широкие массы молодежи — раньше у студентов просто не было денег, чтобы гоняться за модой. Но молодежь выбрала совсем другое — старинную одежду из сэконд-хэндов, вручную изготовленные разноцветные тряпки и фенечки, рваные джинсы, лохматость и презрение ко всему дорогому и престижному. Им хотелось настоящей революции, прорыва к новой жизни, а не обычной смены модных трендов или проходившей тогда на подиумах замены фигуристых манекенщиц на худосочных.
50 лет спустя
Контркультурная мода хиппи с неизбежностью сменилась коммерциализацией «хипповского стиля», успехом «молодежной моды» и престижных марок одежды. Но идеально выглаженные рубашки и строгие пиджаки так и не смогли вернуться на место единственно возможной одежды для достойных людей, стремящихся теперь в любой удобной ситуации носить джинсы, бывшую рабочую одежду бедноты. 1967-й подарил нам гораздо большую свободу и комфорт в выборе одежды, став великим уравнителем богатых и бедных — с тех пор в развитых странах одеваться «с иголочки» стало просто неприлично. Призыв хиппи «Будь собой, не будь как все» тоже становится все более самоочевидным и актуальным — а значит, страсть одеваться модно, да, пожалуй, и сама мода по большей части остались в ХХ веке, во времени тоталитарных идеологий и массовых стилей.
Русское зеркало
Для позднесоветских неформалов стилистика 1967-го стала важнейшим средством самовыражения, протеста и эмансипации от государства, граждане которого вынуждены были в массе одеваться одинаково безвкусно. Государство, конечно, не могло спокойно отнестись к тому, что образ хиппи явно противостоит образу «советского человека, строителя коммунизма», предлагая весьма привлекательную для молодежи альтернативу. Стиляг «обрабатывали» на комсомольских собраниях, и они даже преследовались по статье 58 Уголовного Кодекса — за антисоветскую деятельность. Таким образом, одеваться не как все было не просто модно — это был поступок, который мог иметь самые серьезные последствия. Впрочем, что-то от вызова стиляг пробовали очень многие среди советской городской молодежи в 60-е.
За что боролись
Совершенное бесправие ряда категорий населения в развитых странах вплоть до 1960-х сейчас представляется очевидным, а еще полвека назад воспринималось как норма — как сейчас кажется у нас естественным гомосексуальных браков. «Культ домохозяйки», задававший универсальную одобряемую обществом модель поведения женщин, зачистка кварталов от подозреваемых в гомосексуальности, отдельные школы для чернокожих детей, отсутствие права голоса — лишь немногие составляющие «второсортности», приписываемой тем, кто не подходил под категорию белых мужчин-протестантов.
В 1963 году Мартин Лютер Кинг осмелился провозгласить свою мечту о равноправии, а вслед за афроамериканцами и другие меньшинства стали открыто требовать равенства. Летом 1967 года вспыхнули стихийные бунты чернокожих в 128 городах, кульминацией которых стали кровавые беспорядки в Ньюарке и Детройте. В том же 1967-м Кинг выдвинул идею «похода бедняков» на Вашингтон с требованием принятия закона об экономических правах, который должен был гарантировать всем бедным, черным и белым, работу и прожиточный минимум. Моральная победа борцов за равенство прав уже летом 1967-го была очевидной, но процесс ее законодательного закрепления идет медленно — так, Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин была принята только в 1979 году.
50 лет спустя
Мартин Лютер Кинг был убит в 1968 году, когда до осуществления его мечты о равенстве людей было еще очень и очень далеко. Но мало-помалу эта мечта становится все ближе к реальности. Символом победы афроамериканцев в борьбе за правовое и политическое равенство стало избрание президентом США в 2009 году Барака Обамы, сына чернокожего мужчины и белой женщины.
Сегодня женщины стоят во главе десятка стран, составляют больше половины студентов, могут выбрать работу по своему усмотрению. Эмансипация представителей ЛГБТ-сообщества и их борьба за гражданские права привела к легализации однополых союзов в ряде государств, законному праву открыто служить в рядах вооруженных сил, принятию антидискриминационных законов в большинстве развитых стран. Главным угнетаемым и уголовно преследуемым меньшинством по-прежнему остаются потребители запрещенных веществ, но волна легализации марихуаны как раз недавно прошла в США.
Русское зеркало
В СССР равенство женщин перед законом было формально утверждено еще в 1920-е годы, тогда как в некоторых странах Европы это произошло совсем недавно. Культурная революция в России 1920-х годов была радикальнее, чем перемены на Западе — хотя потом последовал консервативный реванш, так что потребовался феминизм нового поколения. Но другой, чем на Западе. У истоков позднесоветского феминизма стояла группа женщин, издававших журнал «Мария», возникший в среде питерского андеграунда еще в 1980 году. Его создательниц вынудили эмигрировать, и за границей обнаружился их трагический разрыв с западными феминистками: те требовали допустить женщин к работе и дать им равные права и никак не могли понять, почему советские феминистки, всю жизнь боровшиеся с игнорировавшей пол идеологией, отрицают «унисекс», требуют признать женщин особенными и освободить их от тяжелого труда.
Гомосексуальные отношения были уголовно наказуемы в СССР, быстро декриминализированы в период перестройки и в 90-е (тогда как, например, в некоторых штатах США — только в 2000-х), зато потом у нас опять-таки случился консервативный поворот, попытка найти традиционные ценности, между тем как в США и Европе кое-где разрешили даже гей-браки.
Хуже всего в России отношение к потребителям психоактивных веществ — это самая массовая категория заключенных, сроки огромные, причем в тюрьмах томятся обычные потребители запрещенных веществ (в том числе и тех, которые уже легальны в ряде стран ЕС и в некоторых штатах США), никакие не наркодилеры.
За что боролись
Конец 60-х — время формирования не только новых типов сознания и личности, но и новых способов быть вместе. Своеобразным инкубатором для необычных способов жить и взаимодействовать были утопические коммуны, через которые прошли десятки тысяч молодых людей, ищущих свой путь.
История таких относительно изолированных сообществ с собственными контркультурными ценностями и практиками начинается с колесившего по Америке разноцветного автобуса «веселых проказников» Кена Кизи, мечтавших накормить весь мир ЛСД, и заканчивается «Семьей» Чарльза Мэнсона — коммуной-сектой, совершившей массовое ритуальное убийство невинных людей в 1969-м, потрясшее США и вызвавшее массовое разочарование в хиппи и их идеях.
Но чаще всего эти молодые люди просто пытались создать сообщества, ведущие экологичный, практичный и счастливый образ жизни. Так, например, создается знаменитая «Ферма» Стивена Гаскина, образцовая современная утопия, которую населяют 200 человек, все без исключения — вегетарианцы, хиппи и философы, проповедующие пацифизм и уважение к окружающей среде.
50 лет спустя
Коммуны распались, построить жизнь на основе любви, как всегда, не удалось. Спрятаться от государств и корпораций по-прежнему особо негде — разве только в море, на утопических островах из понтонов, которые строит миллиардер-либертарианец из Силиконовй долины Питер Тиль, чтобы живущие на них люди могли сами придумывать правила, по которым им жить. Есть еще индийский Ауровиль, но жить в этой «общине без товарно-денежных отношений» способны в основном те, кому регулярно присылают откуда-нибудь деньги. Остальные социальные утописты переместили активность в интернет и строят виртуальные утопии.
Зато вполне удалась сексуальная революция, возникшая из хипповской идеи «свободной любви». Речь далеко не только о снятии клейма порока с добрачного секса и женской сексуальности (хотя и это важнейшая вещь), что повлекло за собой ослабление роли семьи, увеличение самостоятельности женщин; это способствовало и резкому снижению рождаемости. Мы стали чаще разводиться, но теперь наши отношения и вправду гораздо чаще, чем раньше, основаны на любви.
Русское зеркало
В целом сексуальная революция в СССР произошла в то же время, но опять же с меньшей радикальностью. Снижение рождаемости и рост разводов, как и «падение нравов», происходили синхронно во всех странах, где в массе имела место урбанизация — переезд из села в город, глобальная смена укладов жизни и вымирание традиционных общин. Сходство между СССР и Англией — примерно как между песней Битлз «Help» («Помоги!») и песней из фильма «Бриллиантовая рука» — «Помоги мне». Советская революция нравов не была принята системой и потому становилась все радикальнее. Самым влиятельным нашим контркультурным движением конца 1970-х — середины 1990-х стала так называемая Система, в которой смешались хиппи, панки и элементы других альтернативных субкультур, равно противостоящих как официальной советской идеологии, так и массовой культуре, «попсе». Система была не изолированной общиной, а альтернативным «андеграундным» обществом, со своей этикой и эстетикой, правилами и ритуалами. Ее представители даже говорили на особом языке, наполовину состоящем из англицизмов — «мы пошли с этой герлой на флэт». Необычную роль играла и ненормативная лексика, особенно в начале 1990-х, — использование мата позволяло не попадать на телевидение и избегать коммерциализации. Избавиться от товарно-денежных отношений у нас вообще было легче, чем на Западе — любой порядочный неформал был готов «вписать» другого неформала, пусть даже незнакомого, путешествующего автостопом (бесплатно, разумеется). В Системе была своя бесплатная андеграундная литература — самиздат, бесплатные андеграундные концерты — квартирники, а некоторые «свободные художники» и вовсе жили в настоящих городских коммунах — сквотах. Но все-таки капитализм в итоге взял свое, и Система распалась.
За что боролись
Прообраз интернета создали американские военные, но символично уже то, что идея и план ее реализации появились в 1967-м году. В 1969 году план реализовали и появился ARPANET — первая компьютерная сеть, соединившая четыре университета.
Сеть была закрыта и крайне несовершенна, а университеты были главными рассадниками контркультуры — так родилась субкультура хакеров. Они верили, что информация должна быть свободной, и действовали исходя из трех принципов: непричинение ущерба системам, свободный обмен технической информацией и развитие человеческого знания.
Первые хакеры появились среди студентов Массачусетского технологического института и Калифорнийского университета. Их целью была децентрализация компьютерных сетей, устранение цензуры и бюрократических препятствий на пути распространения информации. В их среде возникла странная идея, что компьютер может быть полезен не только военным и корпорациям, но и обычным людям — для творчества и обмена идеями, для поиска близких по духу людей и создания виртуальных сообществ, — тех самых утопических общин, которые не удавалось воплотить в реальности.
Анархические взгляды хиппи и идеология хакеров соединились на калифорнийском побережье США — так появились современный техноанархизм и инновационный дух Силиконовой долины. Хиппи стремились к созданию «экотопии» — общества, где нет власти машин над людьми. Но многие из них, включая таких хипповских гуру, как Тимоти Лири, увидели в новом виртуальном мире возможность обретения свободы.
Их взгляды повлияли и на Дугласа Энгельбарта, под занавес 60-х создавшего большую часть привычных нам средств взаимодействия с компьютером — графический интерфейс и мышь, текстовый редактор, гипертекстовые ссылки, видеоконференции.
А вскоре еще один бывший хиппи, Стив Джобс, создаст первый доступный персональный компьютер; начнется эпоха массового освоения виртуальной вселенной…
50 лет спустя
Киберкультура, отпочковавшаяся от контркультуры 60-х, бурно развивается, а персональные компьютеры действительно проникли в каждый дом. Сети перестали быть уделом избранных, с тех пор как в 1990-м году заработал первый сервер World Wide Web. Но с приходом в сети широких масс, бизнеса и государств эпоха свободного интернета закончилась. Хакерами все чаще называют обычных воров, а не идеалистов, пытающихся защитить людей от государства с помощью технологий, способных анонимизировать интернет, обезопасить его от взломов и скрыть личную информацию от чужих глаз.
Да и как инструмент совместного творчества, о котором мечталось Энгельбарту, интернет и компьютеры мало кем востребованы — потребление, как всегда, победило: сеть гораздо чаще используют для покупок, или выкладывания фоточек, демонстрирующих престижное потребление, или как источник порно и других простых удовольствий. А техноанархисты, адепты информационного либерализма и виртуальных свобод, у которых государства и корпорации мало-помалу отвоевывают интернет, перебираются в еще не освоенные области виртуальной вселенной, создавая, например, нецензурируемые соцсети на основе блокчейна или сайты в даркнете.
Русское зеркало
СССР не проморгал идею персонального компьютера, потому что вообще не был заточен на «персональное». Сети в науке и оборонке были, свободный интернет мы начали осваивать в конце 80-х, когда в Курчатовском институте была открыта зона «su». Теперь «русские хакеры» — самые знаменитые в мире, но это не те «хакеры». Русскоязычная блогосфера начиная со времен Живого Журнала стала одним из интереснейших феноменов современной мировой культуры, новой экспериментальной лабораторией, в которой испытываются самые необычные идеи и практики.
