«Перечитал ваши статьи о ситуации в Украине. Кто платил за “билет”? Я просто был ошарашен вашими опусами, и не могу понять, то ли это эволюция, то ли деградация, то ли активизация “крота”. После этого ваша профессиональная репутация захлебнулась в потоке лжи и дерьма. Пишите, Игорь, для истории, чтобы ничего не было забыто и чтобы ваши потомки гордились вами».
Написал бы мне такое какой-нибудь сетевой френд, прости господи, я бы плюнул, растер и забыл. Но письмо прислал Петр Винс, учредитель правозащитной премии имени Андрея Сахарова «Журналистика как поступок», в жюри которой я состоял одиннадцать лет.
Эту премию я получил за Беслан, мои тексты и кандидатуру, как говорили, продавила на обсуждении Анна Политковская. А там — правило: победитель автоматом входит в состав жюри.
В этом году премию решили апгрейдить, и если раньше ее курировал Фонд защиты гласности, то сейчас — стали все больше люди из «Новой газеты». И начали выдвигать сами себя многочисленно, а также — «уважаемого Алексея Навального» и прочих своих друзей. Короче, я им вежливо написал, что это, извините, не мое и что я выхожу из состава жюри. И вот в ответ получил письмо с обвинениями во лжи, в продажности и подозрениями в сотрудничестве с бог (черт) знает кем.
Ключевое слово в письме, как мне кажется, — это «перечитал». Стало быть, раньше все устраивало. Стало быть, кто не с нами, тот против нас.
«Почему вы пишете, — негодует Петр Винс, — про “крокодиловы слезы” “Беркута” в Киеве?»
Да не «почему». Да потому что есть такая профессия — о Родине рассказывать. Потому что я пишу не для тех или этих, не чтобы поинтересничать, кому-то понравиться или кого-то разозлить, а потому что я это видел сам, никто мне этого не пересказывал, и в данном случае — как плачет милицейский офицер, потому что его подчиненные погибают, а у него нет приказа стрелять в ответ.
Для читателя ты хороший журналист, правдивый, если рассказываешь про то, что совпадает с картинкой, сформировавшейся в его голове. Ты плохой журналист, лжец, «крот» и деградант, если рассказываешь о том, что этой картинке противоречит, даже в нюансах.
Пытаешься картинки соединить, наложить одну на другую — негативная реакция лишь усиливается.
На моей главной странице в социальной сети давно висит фотография банта, который я смастерил, связав между собой георгиевскую и желто-синюю ленточки. Фотографию я сопроводил подписью: «Завязав две эти ленты в бант, я — приверженец воинствующего нейтралитета — начинаю свою персональную спецоперацию по принуждению к дружбе России и Украины — двух моих любимых стран. Я буду проводить ее под лозунгом: “Ума — на оба ваши дома”. Я планирую надевать этот бант 15 мая, в день рождения Михаила Булгакова — носителя одновременно московских и киевских традиций. В этот день жовто-блакитную ленту я буду называть желто-голубой, а в георгиевской ленте смягчать обе “Г” до сильно фрикативного. Сам же себя я буду именовать укросом».
Знаете, какие комментарии были первыми?
Вот эти: «А почему у вас русская ленточка душит украинскую?» «Что — и погибших детей в Донецке тоже забудете?»
Позиция миротворца, повторю, сейчас самая уязвимая. Для одних ты коллаборационист, для других — нацпредатель.
А журналист, не определившийся с лагерем, баррикадой — вообще хрень какая-то, недожурналист. Где твои идеалы, спрашивают меня, какова твоя политическая позиция. Нет у меня никаких идеалов и политической, мать вашу, позиции тоже нет, отвечаю. Потому что я медиум и репортер, пою то, что вижу и слышу. Ну и иногда, чего греха таить, слегка, не касаясь сути, интерпретирую и приукрашиваю — но только лишь ради читабельности.
А еще потому, что из-за ваших идеалов и политических позиций люди гибнут.
Как говорит главный редактор «Русского репортера», мы выбираем не между добром и злом, а между сортами зла.
И — да: это счастье, если ты избавлен от необходимости такой выбор делать.
В конце концов всегда ведь приходишь к выводу, что крайности поразительно похожи, как два яйца в одной мошонке.
Собачники и догхантеры — противоположные правды, ради утверждения своей те и другие готовы друг друга кусать и сожрать без соли.
Расисты и мультикультуралисты — неизвестно еще, кто более ловкий линчеватель. Педофилы и антипедофилы — чем какой-нибудь великовозрастный мерзавец, совращающий в Интернете малолетку, хуже Тесака и его команды, этого мерзавца поливающих мочой?
А чем в своем отношении к окружающему пространству правозащита и государственный режим отличаются друг от друга? Те же, как выясняется, и хамство, и подозрительность, и неприятие инакомыслия.
Но если от государства все-таки ожидаешь репрессий, потому что сама его природа репрессивна, то от правозащитников это всегда сюрприз неприятный, удар исподтишка, поскольку противно их природе.
Вот почему история с целованием президентской руки старейшей нашей правозащитницей меня лично нисколько не удивила.
А даже наоборот.