С восьмимесячным Лео в эргорюкзаке Марта протискивается в гущу толпы, границ которой не видно. Если взобраться на леса или крышу какого-нибудь дома поблизости, это скопление людей может показаться желто-красным морем. Люди с повязанными в виде плащей флагами Каталонии перетекают массой с одной центральной магистрали города на другую. Машины по этим улицам сегодня не ездят. По подсчетам, здесь собралось более 700 тыс. каталонцев. Все они не вышли на работу. Так проходит всеобщий день забастовки, который объявили в Каталонии спустя сутки после референдума.
— Пресса Испании — сплошные вруны, — слаженно орут люди на площади и дуют в свистки, как на футбольном матче. В воздухе разлит запах пива и марихуаны. Все смеются, аплодируют проезжающим тракторам из сельскохозяйственного синдиката и тут же подхватывают другую речевку — «инде-инде-индепенденсия», что в переводе на русский означает «неза-неза-независимость».
Марта берет маленькие кулачки ребенка в свои руки и тоже речитативом скандирует со всеми «инде-инде-индепенденсия». Малыш радуется маминому задору.
— Я тоже с самого раннего детства слышала призывы к независимости Каталонии, — говорит Марта. — Только тогда они звучали не так громко. Мои родители постоянно вели разговоры о том, что мадридцы нас не уважают, притесняют. С мыслью, что без Испании жизнь в Каталонии будет лучше, я выросла. Теперь уже на собственном примере вижу, как они к нам относятся. Мы все в шоке от того, на что они способны.
В день проведения референдума испанские полицейские врывались в некоторые пункты, расшвыривали всех, кто попадался им на пути. Сопротивляющихся били дубинками и таскали за волосы. На одной из главных магистралей разгоняли протестующую толпу резиновыми пулями. В общей сложности пострадало около 900 человек. Каталонцы были просто обескуражены. Они до последнего надеялись, что полицейские, прибывшие из Испании на трех огромных кораблях с диснеевскими граффити на бортах, не посмеют их тронуть. Тревожные звоночки, свидетельствующие о том, что Мадрид готов применить силу, прозвучали еще за десять дней до голосования. Тогда в каталонском правительстве начались обыски и аресты. Но в Барселоне настаивали на том, что референдум все равно состоится. Почтовые ящики были заполнены листовками и наклейками «Si» и «democraсia». На улицах раздавали брошюры с описанием, куда уходят налоги и сколько денег из Мадрида поступает в региональную казну. По данным брошюр (и в реальности) в Каталонию возвращается всего около 40 процентов. На местах в администрациях придумывали затейливые маневры, как отстоять помещения, если вдруг их перед референдумом попытаются захватить и опечатать испанские силовики. В школах, где должны были расположиться пункты для голосования, объявили родительские часы с особой программой на два выходных дня — «семейный арт», «читаем каталанскую классику», «спартакиада», «готовим вместе». Работать в выходные и даже ночью — беспрецедентная акция для каталонских государственных учреждений с крайне щадящим трудовым законодательством. Учителям казалось, что если и придут непрошенные гости в бронежилетах, то все равно не смогут ничего сделать: в помещениях ведутся занятия. Каталонцы рассчитывали на более деликатный контакт с полицией.
— Мы думали, что они будут действовать в рамках закона, не нарушат права человека. Больше всего возмущает, что испанские жандармы не пощадили ни стариков, ни детей. Бабушки ложились на землю, чтобы их не били, но оказалось, что полицейским это только упрощало работу, — рассказывает известный в Барселоне дизайнер Бернат Бенато. — Меня самого взяли за плечи два испанских полицейских и отбросили в сторону. Мы не позволим так агрессивно с собою обращаться! Мы живем не в России, не в Турции, не в Ираке. Это Европа XXI века.
Несмотря печальный опыт общения с силовиками из Мадрида, через сутки на манифестации вновь появились пожилые люди и прихватили с собою малолетних внуков. 75-летний Тони Сопена прислоняет клюшку к дереву, поднимает вверх руки, улыбается и начинает пританцовывать в такт флейтам; несколько музыкантов в толпе заиграли старинную каталонскую мелодию «Песнь жнецов», сочиненную после того, как в XVII веке каталонские крестьяне, орудуя серпами, вырезали приличную часть испанской армии.
—Вот что я могу ответить испанским полицейским. Я — безоружный пацифист. У нас весь народ такой. Могу только показать открытые ладони. Но этим мадридцам с пулями и дубинками хотим сообщить, что мы их не боимся. Поэтому я здесь, и многие пришли с детьми. Ведь на референдуме нас хотели запугать. У них это не получится сделать с каталонцами! Сейчас на забастовке с нами даже те, кто голосовал против независимости. Потому что терпеть такое издевательство никто не будет.
На манифестации действительно вышли и противники отсоединения, но на референдум они не ходили. Об этом красноречиво говорит статистика. Из пяти миллионов избирателей проголосовала почти половина — чуть больше, чем два миллиона. Из них почти 90 процентов голосов поддержали независимость. Каталонцы, придерживающиеся противоположной позиции, делятся своим непопулярным мнением тихим шепотом, чтобы не услышали соседи.
— Я не хочу вступать в эти жаркие дебаты и доказывать, что потеряет Каталония в связи с выходом из состава Испании. Меня тут же растерзают, не физически, конечно. Хотя как знать… Но многие думают так же, как я, — рассказывает мой сосед Хосе Мартинес. — Слишком высок градус этого сумасшествия, чтобы говорить об этом в барах и спорить. Можно потерять много энергии, времени и друзей.
Сам Хавьер считает себя каталонцем, потому что родился в Барселоне в начале 70-х. Его родители прибыли сюда с юга Испании на заработки; здесь и остались. В их семье так и не привыкли говорить на местном языке, не променяли страсть к фламенко на скучный танец сардану, не успели настолько сильно пропитаться каталонской национальной идеей независимости. И таких «свежих» каталонцев на этой земле достаточно много — около двух миллионов. По оценкам политологов, почти все они готовы и дальше жить в составе Испании.
— Большая часть каталонцев одержима идеей и не понимает, с чем может столкнуться после выхода, — вздыхает музейный работник Сара Карраско. — Евросоюз уже заявил, что не возьмет нас в состав. Испания откажет. Нас ждет глобальный кризис. С насилием, конечно, нельзя мириться, но и быстро бежать из состава Испании нельзя.
Всего лишь каких-то десять лет назад опросы показывали, что за независимость Каталонии выступало не более 13 процентов, а сама идея рассматривалась как крайне радикальная. Число возмущенных начало расти после того, как в 2006 году пять испанских регионов выдвинули требования прижать по некоторым статьям автономию Каталонии, признав утвержденную региональную конституцию нелегитимной. По этой Конституции впервые за долгое время жители Каталонии приобрели статус нации, ввели статьи, позволяющие в госучреждениях пользоваться собственным языком, а также оставлять себе часть налогов, собранных в регионе. Но в 2010 году Конституционный суд Испании все-таки признал эти статьи нелегитимными. С этого момента независимость стала центральным вопросом в каталонской политике. И лозунги поменяли окрас: все реже стали звучать требования о расширении автономии и чаще — о полной независимости от Испании.
— Три года назад министр образования Испании хотел запретить обучение в школах на каталанском языке, — рассказывает Исус Рей. — Тогда и начались частые демонстрации за независимость.
На манифестации танцуют сардану, каталонский танец, и бьют в барабаны.
— Уже то, что мы открыто и все вместе проводим этот день, дает нам силы на дальнейшую мирную борьбу, — рассказывает гид по туризму Наталья Барачина. На глазах у нее появляются слезы. — Я горжусь нашими людьми. Мы радуемся, что мы вместе. Сплочены — значит, есть шанс покончить с насилием. Но только мирным путем. На жертвы больше никто не пойдет. Никакой революции не будет.
Каталонцы уверены, что Мадрид больше не осмелится применять силу, даже если мнение властей о происходящем не изменится. А пока студенты из толпы каждый раз показывают средний палец, когда над головами начинают кружить испанские полицейские вертолеты.
— За нас вступится Евросоюз, — фантазирует Фернандо Ферри. — Нас также могут защитить наши пожарные, как они делали это в день референдума, и наша местная полиция — Мосос. Но мы точно выйдем на этот раз. Если раньше мы были готовы на переговоры, после такого отношения все пути назад уже закрыты.
— Послушайте, но как вы будете жить отдельно ото всех? У вас есть хоть какой-то план?
— Этого никто не знает, никаких сценариев у нас нет. Но мы готовы рискнуть, — продолжает Фернандо. — Потому что оставаться с насильниками и позволять им править нами — точно не выход.
Пока президент Каталонии Пучдемон готовится заявить о выходе из состава Испании, опираясь на референдум. Из Мадрида каждый день поступают заявления, что происходящее противоречит Конституции. Референдум прошел со всевозможными нарушениями. Главное — не было единой базы голосующих. Некоторые голосовали по нескольку раз.
Каталонцы надеются, что полицейские скоро покинут их регион. Но вряд ли это случится в ближайшее время. Мадрид в качестве хода в игре может совсем отменить статус автономии для Каталонии. Тогда в регионе придется распустить правительство и полицию, а все финансирование будет поступать напрямую из столицы Испании. Такое гипотетическое развитие событий вряд ли устроит каталонцев. Начнутся демонстрации, протесты.
Премьер-министр Испании также может попытаться договориться с Каталонией мирным путем, предложив расширение полномочий автономии в обмен на отказ от идеи независимости. Но возгонка национального чувства в Каталонии уже состоялась, а полицейское насилие только радикализовало его. Так или иначе, пока в топку конфликта не принесены человеческие жертвы, остается пространство для переговоров — тем более что не просматривается внешних игроков, заинтересованных в новой испанской гражданской войне.
