А ведь я был предупрежден. И значит — вооружен. В том видеоролике, который я посмотрел в соцсетях, некто недоверчивый к жизни, однако твердым движением берущий упаковку этого дорогущего лекарства, вскрывает одну из капсул и пытается вытряхнуть ее содержимое, но там пусто. Вскрывает вторую — тот же результат. Потом, цокая языком, он делает многозначительный вывод: будьте бдительны, сограждане. И в этом его цоканье чего только не услышать. И «кругом обман и ворье, выживут только параноики», и «ну что вы хотите — Россия же», и даже «сами такое заслужили, раз на выборы не ходите».

Я и бутылку воды с собой взял, чтобы в аптеке, купив этот препарат, на глазах провизора распаковать его, проверить и съесть капсулу-другую — если все в порядке. А если нет, то — позвольте, уважаемая, и не стыдно вам пустышками торговать? А как же клятва Гиппократа, я вас спрашиваю? — предъявить гневную претензию, а может, и гражданскую позицию.

Но на то он и маркетинг, чтобы покупатель потреблял, а потребитель покупал, не задавая лишних вопросов.

Зайдя в аптеку, я увидел тумбу в человеческий рост с укрепленным на ее вершине стеклянным кубом размером с кошачий домик. Внутри, как драгоценность, искусно подсвеченная, бликуя маркировочными наклейками, лежала коробочка с нужным мне наименованием. Куб оказался холодильником. Провизор в белом халате объяснила, что там поддерживается идеальная для хранения температура.

«Вам повезло, — добавила она, — у нас скидка». И улыбнулась улыбкой безмятежного товарищества: не какой-нибудь приезжей улыбкой, а коренной, голубоглазо-светловолосой, сорокалетней, что говорило о годах институтской учебы и чашках Петри. Короче говоря, расслабился я, забыл об оппозиционном цоканье. Дайте две, говорю. И проверять не стал — зачем, если и светящийся куб, и улыбка, и халат.

Ну, а дома у меня все повторилось как у того недоверчивого из моего компьютера. Одна капсула пустая, вторая…

Что же я за простофиля, думал я, или лох, говоря человеческим языком! Понимаете, одно дело, если бы меня просто надули: к кошельку ноги приделали в троллейбусе или на рынке обвесили. А тут ведь двойным дураком вышел. По правде, в таком себе признаваться непросто.

По-хорошему надо было ехать обратно в аптеку, разбираться, писать в жалобную книгу, вызывать самого старшего менеджера. Но скандалить — удовольствие не для всех. К тому же выяснилось, что, очарованный аптечным сервисом, я даже кассовый чек не забрал. Впрочем, теперь мне, подозрительному, чудилось, что и чек провизор специально от меня спрятала. И то, что улыбалась сладко, — тоже часть аферы. И халат, и голубоглазость, и стеклянный куб — теперь стало ясно, что я имею дело с целой схемой по облапошиванию простаков.

Но все-таки поехал я за справедливостью. И в дороге все представлял, внутренне вскипая, картины будущего мстительного разговора. Как войду с отрешенным лицом терминатора, как выложу фальшивые капсулы — эти улики преступления. А она, змея (так вот почему змея-то на их профессиональной эмблеме!), станет взгляд свой лживый прятать в плечо, оправдываться дежурно: мол, это не к нам вопрос — к поставщикам. Но тут я достану свой последний козырь, хоть и знаю, что мне с его помощью не выиграть, — свое журналистское удостоверение; помашу перед ней, произнесу с металлической расстановкой: «Айлбибэк» и неспешно удалюсь, всем видом демонстрируя чувство собственного достоинства. Имея в виду: читайте свежую прессу — там вы найдете статью-расследование о махинациях в сфере фармацевтики с указанием ваших данных, так-то. Кстати, я еще раздумывал: в этой последней сцене — не пнуть ли мне на прощанье тумбу с лекарством.

В действительности же все произошло совсем не так, как в моем сценарии.

Увидев меня, но уже не прежнего, а с той самой отрепетированной отрешенностью в лице, провизор улыбнулась мне снова. Вот стерва, подумал я, хоть ссы в глаза — все божья роса. Но что-то новое было в ее улыбке, какая-то грусть-печаль, словно улыбка обращена была не к терминатору, а к неразумному существу, например еще не привитому щенку.

Затем она спросила, глядя на мой кулак, напряженно сжимающий капсулу-улику:

«Вы, наверное, порошок пытались вытряхнуть?»

«Да», — ответил я, все еще продолжая изумляться ее наглости.

«А инструкцию вы читали?» — поинтересовалась она, взяла мою улику и несильно на нее надавила.

Выяснилось, что в капсулах не порошок, а желе, что его не вытряхнуть, поскольку оно липнет к стенкам, что на это указывает производитель в инструкции и что я не первый прихожу, потому что «все насмотрятся в интернете черт знает чего, и вместо того чтобы головой думать, устраивают скандалы».

Что еще сказать? Я стал тройным дураком. Кажется, это мой личный рекорд.

А потом супруга моя вдруг затосковала. Прочитала, сообщает, в соцсетях авторитетное исследование о муравьях: вопреки стереотипу о муравьином трудолюбии более семидесяти процентов из них — форменные бездельники.

А тебе-то какое дело, спрашиваю. Оказалось, когда в ее школьном театре ставили басню «Стрекоза и муравей», ей удалось получить роль муравья, она восхищалась личными качествами этого персонажа, а стрекозу, Надьку-поэтессу-графоманку с распахнутыми ресницами, презирала. В общем, вмиг обесценилась вся ее жизненная стратегия. Но я-то к тому моменту был уже тертым дураком и знал, что прежде всего надо читать инструкцию. Мы поехали в лес, нашли муравейник и понаблюдали за ним — все насекомые были при деле. Так что супруга снова вкалывает с утра до ночи, согласно морали баснописца Крылова. А видимся мы с ней только перед сном у компьютера, когда вместе высматриваем в соцсетях, кого там еще разоблачают.