Однажды в поезде, возвращаясь из карельского похода, я вскрыл ножом последнюю (крайнюю?!) рыбную консерву и им же стал есть.
— Нет, не-е-ет, — завопила вдруг соседка по плацкарту, корпулентная дама лет сорока с гаком. И попыталась дернуть меня за свитер. Рука моя дрогнула. Я порезал себе губу и почувствовал, как кровь смешивается с соком сайры.
— Вы с ума сошли, мадам? — спросил я настолько сдержанно, насколько на это может быть способен порезавшийся мужчина с ножом в руке, к тому же — оголодавший.
— Нельзя с ножа есть, никогда. Это плохая примета. Видите, поэтому вы и поранились.
Рассказала бы она, подумал я тогда, об этой примете ненцам или хантам, которые, прихватив кровавую оленину зубами, отрезают кусок в миллиметровой близости ото рта. Да не перочинками — острейшими тесаками.
Впрочем, у ненцев тоже свои истории. Нельзя, например, спрашивать, сколько у них оленей.
— Почему нельзя? — поинтересовался я у специалистки по народам крайнего севера, глядя на бескрайнее стадо ненца Евгения.
— Так надо, так повелось, — ответила она.
«Так надо» — универсальная формула любого суеверия.
Меня с самого детства почему-то не пугали, а именно развлекали суеверия. Я пытался проникнуть в их темные правила, понять, зачем они, к чему, отчего так иррациональны. И никак не мог.
— Взять черную кошку, — размышлял я, школьник. — Сколько времени надо ждать неприятности, после того как пересек ее путь? Пять минут, час, до обеда? У кого ни спросишь — никто не знает точно, зато все точно знают, что так надо — менять маршрут, если черная кошка, так повелось.
Есть такой эксперимент. Крысы в закрытом помещении, посередине шест, наверху лакомство. Одна из крыс залезает, достает, съедает. Всех крыс физически наказывают, больно. Крысы перестают лазить за лакомством. В помещение добавляют новую крысу взамен старой — произвольно. Она пытается залезть на шест, бывалые ее не пускают, опасаясь наказания, устраивают ей трепку. Она не понимает, почему, но вынуждена отступить. Затем добавляют новых животных — двух, трех и так далее. До тех пор, пока в помещении не остается ни одной крысы, помнящей, почему нельзя лазить на шест. Тем не менее ни одна из крыс уже не пытается этого сделать. Потому что нельзя, потому что так надо и повелось.
Почему известный спортивный комментатор «Первого канала» Виктор Гусев в последние годы не ведет трансляции футбольных матчей с участием сборной России? Потому что руководство канала и страна в целом подметили: если он комментирует, то сборная проигрывает. То есть это не футболисты и тренеры виноваты, что они проигрывают, не ноги братьев Березуцких, не система детско-юношеской подготовки — это комментатор Гусев виноват.
Уж на что церковь. И та, бывает, ошалевает от зашкаливающих суеверий. Знакомый священник, волонтерствующий в православной службе доверия, рассказывает, как проходит его обычное дежурство на телефоне.
Звонок.
«Батюшка, согрешил я. Перекрестился левой рукой».
«Зачем?»
«Левша я».
Я посмеялся.
Звонок.
«Батюшка, а что делать с огрызками?»
«Какими огрызками?»
«От груш. Я груши в церкви освятила, съела. Но ведь огрызки тоже освященные, разве можно их выбрасывать?»
Я раздражен.
Звонок.
«Батюшка, у меня двоюродный брат умер. Я в командировке была, не смогла приехать на похороны. А родственники ему в гроб фотографию положили. Там он меня за шею обнимает, и еще дядя Вова на втором плане. Он тоже умер, давно. Я боюсь, что они меня за собой в могилу потянут. Что делать?»
Я свирепею. Говорю:
«Что делать, что делать!.. Возьмите лопату, идите на кладбище, вскройте гроб, заберите фотографию. Только обязательно в полночь и при полной луне».
Звонок. Спустя час.
«Батюшка, это я. Я вам звонила по поводу фотографии в гробу. Вы же это несерьезно, да?»
Или стали теперь в оптовых магазинах продавать цветы десятками — на англосаксонский манер. Для них четное — это нормально. Для нас — на похороны. И куда девать десятый? Не выбрасывать же. Товарищ мой, когда в праздничные гости к нам приходит, изобретательно дарит моей супруге девять, а один — мне.
Или метеор перед Новым годом видели — на границе России и Финляндии. А как раз накануне кремлевские стратеги заявляли, что перед президентскими выборами следует формировать в СМИ запрос на позитивные новости. Ну, и наши потом, мурманские, в соцсетях писали, что это предвестник конца света. Потусторонние финны тем временем шутили, что Санта раньше времени подарки прилетел раздавать.
Суеверными проще управлять, манипулировать. Испуганными, с ритуальным сознанием.
Можно так сказать, апеллируя к чувствам самосохранения: «Если он уйдет, все пропало». Или так, апеллируя к опыту банальности: «Лошадей на переправе не меняют». Но надежнее — вырабатывая командирский голос: «Так надо». Вопросов меньше.