Стеб или сатира
Вы много гастролируете, этим летом появитесь почти на всех топовых музыкальных фестивалях, но остаетесь достаточно немедийными. Вы ни разу не попадали в поток всеобщего поощрения, как сейчас происходит с исполнителями вроде Гречки, Монеточки или Хаски, которых уже сравнили и с Янкой Дягилевой, и с Цоем.
Я помню, как семь лет назад появилось огромное количество школьников, которые записывали неумелый рэп на камеру и выкладывали видео в сеть. В результате рождались смешные мемы. Одна из таких групп, Bad Boys, прославилась своим треком «Про озеро»: «Реально весело бывает купаться, и очень интересно в воде плескаться. Это круто — плавать в озере, лучше ничего практически не может быть». В тексте «Афиши» про это явление, названное «кид-хоп», журналист Горбачев писал, что делать на такую музыку критическую аналитику было бы неадекватно предмету, однако совсем оставить без внимания «школьный рэп» нельзя. Проходит некоторое время, появляется, к примеру, Гречка — тоже практически школьница, и о ее творчестве пафосно говорят как о «не первом в истории, но очень честном высказывании на тему “легко ли быть молодым”».
Ты считаешь, уровень тот же?
Достаточно взять фрагмент текста одного из самых известных ее треков «Однажды все мы постареем»: «Вот ты слушаешь меня сейчас, подумай о том, что надо сделать. Знаешь, лучше смелости набрать сегодня, чтобы потом все вспоминать». Чем, если честно, это отличается от Bad Boys? По моему мнению, если оценивать уровень владения языком, это одно и то же. Только отчего-то Bad Boys или, к примеру, Mc Dimanche — это «либо ужасно, либо смешно», а Гречка — это «новая Дягилева».
А что, по-твоему, произошло?
Сейчас время дилетантов, школьники стали кумирами школьников, хотя по уровню восприятия они очень близки и вряд ли могут сообщить друг другу что-то новое. Процесс передачи опыта, когда знакомое чувство в произведении для тебя открывается по-новому и становится более глубоким, теперь обесценивается. Если у кого-то «срезонировало», все ограничивается ощущением «О, и у меня так было — эта песня про всех нас». Передача опыта не означает, что ты обязательно кого-то учишь. Просто эмоциональный спектр восприятия у более взрослого человека может быть сильнее развит. Так родители помогают ребенку чувствовать природу — у него все для этого есть, но нужно, чтобы с ним делились тем, что не на поверхности. Раньше во дворе на скамейке мой ровесник мог петь неказистые песни в стиле акына, и это осталось бы в рамках двора. Сейчас же — выходит на Первый канал и транслируется как открытие.
Такая «новая искренность»?
Да, а на поверку — дилетантство. Только одна фраза Дягилевой «Раскинуть руки во сне, чтоб не запнуться во тьме» больше и сильнее всего творчества Гречки! Быстрое распределение ролей только тем и плохо, что предметы сравнения действительно не адекватны друг другу, особенно с позиций настоящего времени. Странно, что когда я это говорю, меня сразу выставляют миссионером, моралистом. У меня самого есть сайд-проект «Мистер Быдлоцыкл», я фанатею от андерграудного хип-хопа, и если поклонники юных звезд послушают группу «Трагедия Всей Жизни», которую я люблю, у них животики расстроятся! По сути, это почти копрограйнд от мира рэпа — там читают про немыслимые гадости, но зачастую они завернуты в такой словесный хук, что способны пробить бесстрастного филолога-ботаника. О каком вообще морализаторстве речь? Просто мне эта музыка не кажется настолько крутой, чтобы называть ее открытием. Если у «Ленина Пакет» на тебя все настолько толсто вывалено, что это становится тонко, то в случае с Фейсом это толсто до фейспалма.
Раз уж начали о мейнстримах, Монеточка — тонко?
Первое впечатление было очень положительным, хотя, по-моему, это просто женский вариант интернет-персонажа Паши Pauloctus’а, который еще в 2011 году был известен ироничными песенками под синтезатор. Проходит время, и Монеточка выпускает альбом «Раскраски для взрослых», похожий на все подряд... Не примите меня за разоблачителя, но главный трек «Каждый раз» — это очевидное музыкальное копирование Get Lucky группы Daft Punk! Послушайте сэмпл трека «360» исполнителя LJ — второго товарища из тандема «Розовое вино», а потом включите Ed Sheeran — Shape Of You. Понятное дело, «нот всего семь»... Но, сравнивая с оригиналом, вы найдете «всего семь» таких же точно нот. Наконец, возьмите группу «Сатана печет блины», и вы услышите эту волну пост-бард, «пост-пост», как у самой Монеточки.
Но ведь Монеточка как раз высмеивает тех, кто «пост-пост»?
Это самый спорный момент — здесь появляется «фига в кармане». Например, ты заимствовал музыку и думаешь: если выстрелит, поверят, буду везде песню проталкивать, а если нет, то скажу, что это был стеб, этакий постмодернизм.
Тогда где грань между сатирой в музыке и стебом?
Сатира — это прежде всего срыв покровов, сатирик должен быть отчасти детективом: сравнивать и на основе своих выводов писать тонкие и колкие тексты, которые действительно разоблачают. Стеб — это просто подкол, не требующий доказательства, когда сидишь в компании и говоришь человеку: «Ты дурак». Это рассчитанное на мгновенный смешок высказывание, от которого всегда можно успеть отказаться. Так и со стебным творчеством: очень легко переобуваться и ни за что не отвечать.
У меня нет никакого негатива к исполнителям, которых мы обсуждаем. Я скорее испытываю горечь: людям прикольно брать копии копий, а СМИ выдают это за новаторство. И забавно, что критики, которые находятся в зависимости от юной аудитории и называют такую музыку великой, тоже делают это как бы с фигой за пазухой. Чтобы, если кто вдруг аргументированно докажет обратное, успеть сказать: «Почему вы такие серьезные? Конечно, мы понимаем, это просто время такое сейчас, расслабьтесь».
Сказка или кошмар
Вы-то как раз очень серьезны, альбомы выстраиваете драматургически, связываете героев из разных треков сквозным сюжетом. Почему для тебя важно создавать объемные истории?
Для меня худшее, что может случиться, — это если музыка станет мгновенной, прецедентной. Услышал о какой-то актуальной проблеме — песенку об этом написал. Такая музыка — шум времени: отшумело и пропало. А об артистах такого рода всегда говорят потом, обобщая, как об очередной новой русской волне или как о некоем течении. Поэтому мне и не интересно создавать что-то всерьез на злобу дня, меня интересуют большие вещи. Например, у нас с «Аффинажем» есть одна программа, готовая пока что в черновом варианте, по повести, которую я написал в 2017 году.
Как это происходило? Ты написал повесть, разослал на почту всем музыкантам?
Была ночь, я позвонил Сергеичу, басисту, и говорю: «Спишь? Я подъеду? Надо». Пришел с текстом, мы сели пить чай, и я вслух прочитал ему всю повесть. Потом скинул Саше, баянисту, а для Саши Ома (тромбонист группы «Аффинаж». — «РР») сделал голосовую запись всей повести (ему так удобнее воспринимать), длительностью около получаса. Все треки будут объединены одним сюжетом, чтобы человек, послушав такой аудиоспектакль, словно кино посмотрел бы. Я понял: это именно то, что сейчас хочется сделать.
Непривычный для слушателя подход! Люди смотрят концертную запись «Чего найдешь первое» из альбома «Русские песни» и спрашивают в комментариях: «О чем это? Чей диалог?» Выходит, нужны дополнительные усилия, чтобы понять задумку полностью.
А мне кажется, не нужно никаких усилий. Тексты треков из альбома «Русские песни» — во многом отсылки к разным русским обрядам, приметам. И для меня сюжет «Чего найдешь первое» в отрыве от альбома очень прозрачен, он напоминает сказку «Аленький цветочек». Отец отправляется в поход, а сын просит принести ему то, что первое попадется на глаза, и первое — это похоронный саван как предзнаменование беды. Все «Русские песни» этим пропитаны, песня «Волчок» — это, конечно, отсылка и к «не ложися на краю», и к знакомому сюжету сна, когда ты пытаешься спастись, убежать, но не можешь. Сквозная история лишь дополняет песню красками, и если человек не послушал альбом целиком, песня от этого хуже не становится.
Когда-то вы определили свой жанр как нуар-шансон, то есть мрачная песня. Твои поклонники часто говорят о депрессивности текстов, в некоторых песнях умирают герои. В итоге люди просят тебя не «самовыпиливаться» и пишут: «Так прекрасно, что хочется повеситься». Тебя это не пугает?
Мне близка фраза: «Я буду писать о кошмарах этого мира, пока они есть». Я, как любой человек или как любой мальчик, знаю, что такое подраться, ощутить боль и причинить боль другому. Испытывать агрессию — все равно как испытывать счастье и сострадание, мой выбор — проецировать эти эмоции на творчество. Ищущий повод для жестокости найдет его в чем угодно, и я абсолютно точно не хотел бы, чтобы люди ложно считывали здесь конкретный посыл. Самоубийство, на мой взгляд, — самое страшное и глупое, что может совершить человек. Но есть другая проблема: это когда послушают песню «Лес» из «Русских песен» и подумают, что группа очень мрачная, потому что в отрыве от истории всего альбома — и если слушать в определенном настроении — трек может звучать крайне отчаянно и депрессивно. Поэтому я лишь призываю по одной песне не делать выводы обо всем творчестве.
Как вообще появились русские интонации в вашей музыке и сюжеты такой былинной России?
Я люблю фольклор, не чувствую себя в отрыве от народной культуры. Для меня слово и язык много значат, хотя, к сожалению, они все больше редуцируются. Кто-то болеет за футбол, а я вот болею за язык.
Но почему русские мотивы вы сделали сквозной темой целого альбома?
Мне было бы очень приятно, если бы при прослушивании наших «Русских песен» у людей возникало ощущение величия своей истории, своей культуры. Ни в одной стране не безоблачно, но можно же минусы исправлять на плюсы, наводить порядок в своем доме. Мне потому не очень близки радикально либеральные настроения, что я не чувствую стыда за свою родину до момента, пока это не смешивается с политикой. Конечно, я не слепой, мы много ездим по провинциальным городам, где какие-то откровенно неприятные вещи видятся еще отчетливее. Но для меня это не повод для ненависти к стране.
После «Русских песен» многие стали думать, что мы — какой-то политический проект и топим за ура-патриотизм, что нас чуть ли не протежируют определенные политические силы... Конечно, это не так. Даже когда ты сам ни к каким движениям не примыкаешь, тебя тащат на одну из двух сторон силком, зачастую без твоего согласия, ставя на тебе штамп с гербом одной из баррикад. Ты либо «ватник твердолобый» и топишь за империю, либо ты против всего русского, «прозападник» и выступаешь за все возможные легалайзы с радужным флажком в руке. Мы не поливаем грязью свою страну, но и не выходим с транспарантами в поддержку каких-либо политиков.
Мистер в олимпийке
Тебе не кажется, что в музыканта сейчас легко переобуться? Появляется много «исполнителей-персонажей» — артистов с неким конкретным высказыванием на злобу дня.
Разумеется, так проще. Это все опять сводится к разнице между стебом и сатирой, когда ты можешь оправдаться: это не я придумал ерунду, а мой персонаж.
А в тебе самом как уживается лирический герой «Аффинажа» и герой вашего второго проекта — Мистер Быдлоцыкл, гопник в спортивном костюме?
Наши слушатели сделали мем: человек стоит спиной к зеркалу в смокинге, на нем надпись — «Аффинаж», а в отражении — уже костюм в стиле БДСМ с надписью «БЦ». Очень смешной мем, но, по сути, это не так — разделения на добро и зло у нас нет. И внутри «Аффинажа» есть постоянная борьба, и внутри «БЦ». Это просто разные жанры: реалистичный фильм и гротескный комикс. Экзистенциальный кризис ученого и слесаря — это одно и то же, просто переживаемое по-разному. И потом, с точки зрения внутренней цензуры я могу себе позволить больше в проекте «БЦ» — например, шутливую песенку написать на злобу дня, от лица сантехника.
Это именно игра? Или та часть тебя, которая по какой-то причине не вмещается в основной проект?
Возьмем того же Высоцкого. Он ведь писал от лица скалолаза, от лица военных, от лица уголовника. Это актерская игра, но все равно через призму своего восприятия.
Но Высоцкому не нужны были для этого проекты и переодевания.
В первую очередь он поэт. Гитара для него — в том числе способ подчеркнуть ритмический рисунок текста, он ее даже толком не настраивал. Для нас текст важен, но это не доминанта, и разделение на проекты становится необходимым, чтобы свободно использовать абсолютно разное звучание, другие стили. В проекте «БЦ» мы выступаем с Сергеичем в олимпийках только для того, чтобы усилить разницу между проектами визуально. Не потому, что мы ориентируемся на представителей культуры гопников, так называемый «постсоветский стиль», — нам так проще маркироваться. Вот сейчас я просто Миша Калинин, пришел с тобой поговорить. А надену темные очки — и все, до свидания. Но это скорее функциональное перевоплощение, такой пародийный прием. Меня всегда забавляло это в фильмах про супергероев: приходит Брюс Уэйн на вечеринку, потом убегает за угол, начинается замес, и он появляется в костюме Бэтмена, причем лицо открыто. Как можно не узнать, что это Брюс Уэйн?! А кто еще-то?
Тем не менее на слух вы далеко не всегда узнаваемы в двух проектах.
Значит, мы неплохие стилисты. Смешно, но нас однажды на фестиваль в Екатеринбург приглашали на главную сцену как «БЦ», хедлайнером, а «Аффинаж» — на малую сцену. Если какой-то коллектив способен играть рок, джаз и классику, это ведь не значит, что он подгоняет себя под что-то. Меня не разрывает, просто тумблер переключается — туда-сюда. Я вот честно подписываюсь под всем, что сказал БЦ! Пусть он и воспринимается как персонаж. Последний релиз, «Минимализм», — это сатира в чистом виде. Там собраны портреты разных людей: меломан, зожник, чувак, у которого дядя сидел... Композиции — и смех и грех, но я каждого из этих героев видел.
Правда, что во время некоторых интервью ты специально отвечаешь на вопросы как Мистер БЦ?
Да, конечно. Я люблю так делать! Иногда меня спрашивают, что меня вдохновляет или почему название группы — «Аффинаж». Я таким образом избегаю постных бесед.
Искусство без заклинаний
Бывали случаи, когда вам отказывали из-за того, что считали протеже конкретных людей, связанных с политикой?
Несколько раз из-за этого мы не попадали на радио и ТВ, но не буду называть никаких имен. Вот, опять же, к вопросу о байках про нас. Приводилось слышать, что мы выходцы из «Ионотеки» (петербургский клуб, одна из площадок с бесплатными концертами андеграудной музыки, где чаще всего собираются подростки. — «РР»), хотя мы там ни разу не выступали, а идеолог всей этой движухи кроме как негативно о нас никак еще не отзывался. Кроме того, говорят, что мы рокеры, которые борются против попсы. Да я вообще ни с кем не борюсь! Лучше бы сочиняли, что я гей или веган, это хотя бы смешно!
Но ты ведь не думаешь, что именно эти сплетни и мешают вам быть у всех на слуху?
Если бы я рассуждал с позиции музыканта, у которого нет амбиций чаще выступать, качественнее записываться, мы бы закрылись в себе, как «4 Позиции Бруно» — они уникальные артисты, но не стремятся пробиться в топ. Нам же, наоборот, этого очень хочется. «Аффинаж» для нас — проект, который не стыдно показать где угодно. Конечно, было бы здорово, если бы нас слушали все в России, но в реальности человек слышит «Мало половин» и обо всем забывает. Я не то чтобы досадую, но все-таки грустно за происходящее вокруг. Увы, важнее, насколько ты гибкий, кто твой продюсер, готов ли ты сняться в рекламе лапши быстрого приготовления, например.
А ты готов?
Как Мистер БЦ я готов сняться хоть в рекламе презервативов.
Это разве не то двойное дно, о котором ты говорил?
Нет. Я же как минимум посмотрел бы сценарий. Вдруг там что-то позорное и мне это претит. Скорее всего, если мне претит, то и Мистеру БЦ тоже. Опять же — важна подача, идея. Вспомните Плющенко, «Что сосут чемпионы?» — та самая реклама чупа-чупс. Или D. Masta в рекламе Big Bon. Примеры того, как точно не стоит делать. Но речь о другом — очевидно, что хорошие песни далеко не все решают: можно делать качественную музыку дома, и никто никогда ее не услышит.
Ты согласился бы на такое затворничество?
А так и было! Я давно пишу, у меня вышла первая книжка стихов, когда я был еще школьником. Потом брякал на гитарке, в университете стал писать музыку и учился петь. До того как появились проекты, у меня было три сольных релиза. Я делал это даже не для тысячи людей — для пяти друзей на квартирнике.
Когда ты только переехал в Санкт-Петербург, тебя позвали выступить в Театре поэтов. Как ты себя чувствовал там, когда тебя перебивает ведущий, а зрители поднимаются на сцену и комментируют твои стихи?
Неловко чувствовал. Если честно, не очень люблю эти поэтические движухи. Это, за редким исключением, скучный парад графомании. И люди из этой тусовки — по большей части такие экзальтированные недотепы, которые считают себя новыми Блоками... хотя не буду обобщать. Мне очень нравится Саша Горбунов, у него тончайшие ироничные стихи. В тот период я очень много видел людей, которые подходили, протягивали руку и представлялись: «Артем, поэт». Через полгода его же встречаешь, и он уже Артем-фотограф. А завтра ты кем будешь? Купишь лупу и станешь Артемом-геологом? Представляю, каково бате этого Артема — вернулся вечером с завода, а дома тебя ждет Артем-поэт! Как можно даже внутренне над собой не посмеяться в эти моменты?
Это было так давно, мне ведь гораздо больше лет, чем современным «фрешменам». А тогда еще не развивалась музыка в социальных сетях, еще даже не писали «Дуров, верни стену».
Если бы ты начинал сейчас, делал бы все так же?
У Быдлоцыкла про это есть трек «Добился». Если бы моей главной целью была популярность, как у Ольги Бузовой, я стал бы скандальным фриком, пошел бы на «Дом 2» и на «Званый ужин», на YouTube завел бы канал и кололся бы на камеру, Мопса бы бил за донаты... На меня была бы куча пародий, а в миллионном инстаграме в комментариях мне писали бы «Да когда ты уже сдохнешь!» или «Ты идиот». Никаких «А прежний альбом был лучше!», вообще ни слова о творчестве. А так, если честно, в каком-то смысле я с каждым новым релизом словно заново начинаю.
Ваш новый альбом, «Золото», мне показался чересчур продуманным. Как будто не хватает задора, который был раньше.
Если говорить о технической составляющей, о том, как построены партии, какой грув, — это на данный момент верх наших возможностей. «Русские песни» — такая дремучая, шероховатая работа, для которой барабан писали в Архангельской области, орган — в петербургском соборе, пригласили более десятка музыкантов, а альбом «Золото» собран как конструктор — мы долго вычищали партии, старались по максимуму избавиться от всего, что может помешать. Отчасти потому и название такое.
Когда звук меняется у артиста кардинально, в первое время чувствуется, как будто что-то пропало — а оно и действительно так. От звука, с которым мы работали раньше, здесь нет и следа. Идет ли музыке на пользу причесанность? Первостепенно то, что ты хочешь выразить. В «Чего найдешь первое» хотелось передать, как играет походный военный оркестр с музыкантами, которые слегка подшофе. «Золото» же — альбом техногенный. Там и обложки частей соответствующие: на одной робот и разрушительная стихия, на другой пост-апокалипсис, обломок жилого здания с человеком внутри, оторванная от мира комната, блуждающая в космосе. То же и в звуке — стерильность, зачастую холодные электронные эффекты, прямой роботизированный технобит. В следующих работах будет снова другой звук, более животный, взъерошенный. Мы просто делаем что хотим, у нас нет никакого продюсера, специального музыкального заказа.
А были предложения войти в лейбл?
Предлагали подписывать контракты, но они очень чреваты для музыканта. Поэтому мы предпочитаем оставаться независимым коллективом. Согласимся, только если поймем, что наша музыка действительно нравится и человека устраивает роль импресарио, а не рабовладельца.
Обычно все происходит иначе?
Чаще всего музыка — просто источник заработка: лейблы могут считать музыку группы бездарной, но видеть потенциал прибыли. А нам важно, чтобы тесно работающий с нами человек был готов принять участие в судьбе коллектива. Для группы, у которой нет ни продюсеров, ни лейблов, мы быстро развиваемся и на гастролях наблюдаем, что приходит все больше слушателей. Вот группа Rammstein входит в пятерку самых дорогих коллективов мира, на них работает команда из двухсот человек, они привозят с собой трейлеры с оборудованием — Олимп музыкальной жизни! Но это не был вау-эффект. Сначала у них были клубные концерты, они играли немецкий индастриал и постепенно прошли свой путь к многотысячным стадионам. У таких артистов не возникнет шока, если их попросят выступить на площадке поменьше: они через это проходили.
Ты веришь, что вы тоже пройдете подобный путь?
Могу только сказать, что у нас нет кризиса идей, три музыкальные программы сейчас в работе. То есть творческий план на три-четыре года расписан, и так было изначально. Бывает, что в процессе работы над альбомом у нас придумывается еще одна программа. Наш последний проект, «Золото», уже вырос до трех частей.
Как ты сам видишь место «Аффинажа» в российской музыке?
Место? Отдельное. Четыре музыканта без лейблов и связей, которые переехали в Петербург с северо-запада России и начали играть вместе, через год записали первые два EP и уже седьмой год не прекращают работать... Давай так: а какие там, в российской музыке, есть места?
Бывают группы, которые остаются недопонятыми, потому что слишком сложны или требовательны к слушателю. Им чего-то не хватает, чтобы люди наконец услышали и полюбили.
Услышали и полюбили — это и есть вау-эффект. То есть не любовь, а мгновенно возникшая симпатия, за которой очень часто следует ряд разочарований. Так люди, которые решили быстренько похудеть в зале и стать качками, бросают спорт, потому что не бывает быстрых рецептов от тренера: присел, прихлопнул, заклинание произнес — и уже с кубиками ходишь. А в музыке иногда случаются такие чудеса: не успел оглянуться, как ты уже на интервью у Дудя. Съездил в тур, походил с этими «кубиками», а они вдруг сдулись, и ты снова жирный и малопривлекательный.
Я не говорю, что мне бы не хотелось вспышки, скачка, но пока у нас более поступательное движение. Да, для молодой аудитории, которая привыкла к другому, мы сложны, но все-таки не безнадежно сложны. К тому же когда-то наступает время перейти от простого к более сложному.
