— Перед первым судом я уволилась с работы, потому что времени не хватало. Я даже не успевала ездить в суд. Была очень измучена, физически и морально, и мне мама сказала: «Увольняйся. Ты сгоришь».
Мария Мотузная — красивая и уверенная в себе девушка, ей 23 года. Хаос, который возник в ее жизни вместе с возбуждением уголовного дела, поселил в ней некоторую рассеянность.
— Я даже не знаю, осудят меня или не осудят. Запретят выехать за границу или нет.
Перед тем, как все случилось, планы были — выехать, и Мария усиленно учила английский. Но в мае к ней пришли с автоматами, отвезли в центр «Э» и рассказали, что она совершила преступление, сохраняя какие-то картинки во «Вконтакте». Старый профиль Мария удалила несколько месяцев назад, но у следователей оказались сохраненные страницы, и они объяснили, что материала хватит на две уголовные статьи: 148-ю — возбуждение национальной ненависти и 282-ю — экстремизм.
— Как-то раз в командировку в Иркутск ездила, и мне следователь сказал, что на меня могут завести дело и там. Просто потому, что одна картинка сохранена в другом городе!
Спустя два с половиной месяца Мария решила рассказать обо всем в своем твиттере.
— У меня не было раскрученного блога, было читателей человек 70 — это мои друзья из Барнаула, и я писала это все для них.
Но резонанс оказался гораздо шире, и ей стали писать другие пострадавшие.
Так, через Марию Мотузную, о барнаульских делах узнали по всей стране.
Оказалось, что абсолютно идентичное дело в отношении 19-летнего Даниила Маркина разрабатывается уже год, а 38-летнего Андрея Шашерина суд пытается на месяц закрыть в психбольницу.
— Мне адвокат сказал: «Маша, ты имей в виду, тебе сейчас много психов будет писать». И когда мне написал Андрей, я не могла поверить, что это правда.
Рассказ Марии взорвал тишину вокруг дел об экстремизме в соцсетях. «А все-таки мало ли что, — обычно думали люди, — дыма без огня не бывает». Но, видимо, помог визуальный образ: гламурная блондинка и экстремизм — очевидный абсурд.
А позже выяснилось, в Барнауле есть еще два экстремиста из «ВКонтакте» — 34-летний юрист и бывший кандидат в депутаты от ЛДПР по Заринскому району Алтайского края Антон Ангел и 43-летняя Наталья Телегина — страшно сказать, язычница.
Активные
Алексей Бушмаков — адвокат правозащитной организации «Агора». Он живет в Екатеринбурге и представляет интересы Марии и еще нескольких пострадавших по 282-й статье. Общее в этих делах — это тактика расследования.
— Во-первых, обыск с автоматами, — перечисляет Алексей Бушмаков. — Во-вторых, запугивание, устрашение: «Признайся, и тебе за это ничего не будет». В-третьих, назначение и проведение экспертиз, а уже потом — ознакомление с результатами. Что напрямую нарушает права подозреваемого и обвиняемого на защиту, потому что мы в таком случае не можем сформулировать вопросы, выбрать место, где проводить экспертизу. И это нарушение, на которое суд закрывает глаза. Экспертиза является прямым доказательством, и мы потом не можем заказать повторную.
— А как же независимая экспертиза?
— Она не всегда приобщается судом. В-четвертых, всем назначалась психолого-психиатрическая экспертиза для оценки их вменяемости.
— Зачем?
— Это элементы унижения и устрашения — что тебе может быть назначено психиатрическое лечение. Андрею Шашерину суд назначил помещение в психиатрический стационар до 30 суток, и Антону Ангелу пытаются. Шашерин слетал в Москву, прошел там независимую экспертизу, но ее отказались принять. Есть у человека заболевание или нет — это вообще не имеет отношения к делу.
— Хорошо, тогда где в Уголовном кодексе есть такая мера, как психиатрический стационар?
— Государство называет это мерой принудительного характера. Шашерин просил об открытом заседании, судья ему отказал: «Ты че! Это же личная информация». Он говорит: «Да единственный, кто может пострадать, — это я, а я сам хочу, чтобы заседание было открытым!» Но нет. В-пятых. Всем пытаются вменить особый порядок.
— Что это такое?
— Это ускоренный порядок рассмотрения дела, когда ты просто соглашаешься с обвинением. И они все отказались. И, в-шестых, все это произошло во «ВКонтакте».
— Это была открытая информация в профилях или следователи обращались за ней?
— Во всех делах есть запросы следователей. И еще один момент: все подозреваемые и обвиняемые или на митинги ходили, или состояли в какой-нибудь партии, хотя бы в ЛДПР, все были чем-то недовольны. Всех их можно назвать активными. На них обратили внимание и стали смотреть их аккаунты. Когда ты размещаешь публикацию, картинку, ты не знаешь, экстремистская она или нет. И следователь не знает, и судья не знает. А определяет это только эксперт.
Кстати, есть в этих делах и стилистические разночтения. Не всех следствие отследило самостоятельно.
На Наталью Телегину написал жалобу язычник из Питера, оскорбившийся готической картинкой, которую она перепостила в своем паблике. В результате ей присужден условный срок сразу по двум статьям: за разжигание ненависти и экстремизм. Ее дело уже дошло до Европейского суда по правам человека.
А Антон Ангел сам достал ФСБ жалобами на экстремистскую, по его мнению, группу «ВКонтакте», делал репосты на своей странице, воображая, что обращает внимание отдела по борьбе с экстремизмом. И обратил — на себя. Об Антоне Ангеле пишут меньше всего, и ему, в общем, не сочувствуют, потому что считают антисемитом. Но адвокат Алексей Бушмаков с этим не согласен.
— Я с ним общался и не заметил в его взглядах антисемитских настроений. Надо наказывать за призывы к насилию, за действия. Если кто говорит: «Бей жидов, спасай Россию», — здесь есть состав. Когда такие люди ко мне обращались, я им отказывал.
Симпатичный человек Антон Ангел или нет — не тот вопрос, ответом на который будет помещение в психиатрическую больницу для диагностики расстройств. Но скорее всего, в ближайшее время это с ним и произойдет.
«Свидетели»
— Через два дня мне написал Даниил Маркин, — рассказывает Мария Мотузная. — Я ему сказала: у меня такие свидетели интересные. Две девчонки, 1996 года, вообще знать их не знаю, оскорбленные какие-то. Еще у них адрес был одинаковый. И выяснилось, что у него они же — понятые. А свидетели у него — их однокурсницы. Я до последнего их в своей голове оправдывала, потому что думала, что они, может, не хотели, что их, может, заставили. Даже писала им, когда их стали травить: мол, давайте что-то сделаем, напишите, может, вы не хотели на самом деле… Но на суде Дарья Исаенко так нагло себя вела, что я подумала: им, похоже, все это нравится!
Дарья Исаенко и Анастасия Битнер учатся в филиале РАНХИГС и живут в одном общежитии, но «свидетелями» они стали, когда учились в Алтайском промышленно-экономическом колледже. У колледжа есть специальность «правоохранительное дело» и договор о сотрудничестве с полицией. Плодами этого договора, видимо, и стало использование студентов в качестве «свидетелей» и «понятых». Студентки получили известность в масштабе всей страны. Но ни директор колледжа, ни его замы, ни кураторы из полиции как будто ни при чем.
На сайте колледжа есть страница, посвященная профилактике экстремизма. Там вывешены какие-то методички и памятка для родителей, какой-то список запрещенных организаций с символикой, материалы какого-то краевого совещания про экстремизм и целая статья об ответственности за размещение материалов «в сети Интернет». Может быть, где-то в практических материалах был и образец показаний оскорбленного верующего? У Дарьи Исаенко и Анастасии Битнер они написаны как под копирку.
— Судья так ужасно себя вел! Когда журналисты вышли, он абсолютно изменился, — говорит Мария. — Развалился в кресле, как у себя дома, у него изменился тон и тут же изменилось отношение ко мне. Свидетели откровенно лгали, а мне даже не дали защититься, ткнуть их носом в эту ложь.
Когда журналисты вышли из зала, судья предложила: «Что мы будем язык ломать: “афроамериканец”, давайте говорить просто “негр”!» Получается, что судье абсолютно ясно, что слово «негр» в русском языке не носит уничижительного оттенка. Но судья судит, потому что так надо.
— Уже который месяц катится этот ком, — жалуется Мария. — Мне уже звонят из каких-то иностранных изданий, времени в сутках не хватает, на меня люди обижаются, потому что я им не успеваю отвечать… Я даже с мамой не успеваю пообщаться.
Мария едет на встречу со школьными подругами. На прошлой неделе у нее был день рождения, а они все никак не могут увидеться.
— У меня была депрессия на другой день после суда, я думала, что «сломалась». Но мне хватило два дня отлежаться — и вроде получше стало. Между судами, может, перерывы и большие, но я их не замечаю. Только что вроде суд был, и вот уже следующий.
Они встречаются в кафе, где нет ничего примечательного, если не считать рамку для фото в Инстаграме. Раньше им здесь нравилось, но, видимо, кафе сделало перестановку, и девушки придирчиво рассматривают результат.
— Мы, как типичные провинциалы, не любим свой город, — говорят они. — Ничего интересного. Никто не приезжает. Клубов нормальных нет.
— Получается, что история с репостами — самое интересное, что здесь произошло?
— Да, это встряхнуло город.
Как язычник язычнику
Днем Наталья Телегина собирает справки, чтобы сократить условный срок по УДО, а ночью работает на стройке, чтобы прокормить двух детей. Раньше еще занималась бодибилдингом и борьбой, но потом сломала ногу. На стройке. Два неполных высших образования — филолог и психолог. Несколько средних — и бухгалтер, и референт. Может, и могла бы найти работу полегче, но, с одной стороны, не срабатывается с людьми, а с другой — куда теперь пойдешь со статьей. Не в офис же. Но еще, если честно, ей нравится стройка. Приходить в помещение и видеть, как оно преображается.
Раз в неделю, по вторникам, ей надо отмечаться у инспектора Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН). Как экстремист она находится под подпиской о невыезде и уже год не может даже навестить родителей под Барнаулом. Инспектор ФСИН — милая женщина, вздыхая и улыбаясь, проставляет ей отметку и объясняет, как писать характеристику, сколько подписей соседей собрать и когда приносить заявление. У инспектора глаз наметанный, и, выглядывая в коридор, где сидят необщительные мужчины (двое — с одинаковыми, под машинку, стрижками), она сразу видит, кто здесь свой, а кто чужой. Неуголовный.
От инспектора Наталья выходит в хорошем настроении. Вообще она человек дружелюбный и незлобливый. Современный язычник — кто-то типа любителя древностей и романтичного гота, вечного подростка, плененного одноглазым Одином.
— У меня всегда с реконструкторами были хорошие отношения, и все было бы хорошо, если бы не этот Сигвальд!
Сигвальд — язычник и любитель реконструкции из Петербурга. Как его на самом деле зовут? Что ему до Барнаула? Но он зашел как-то в паблик Натальи и оскорбился графической картинкой, на которой громадный викинг заносит молот над силуэтом храма. Казалось бы, что ему, язычнику, христианский храм?
— Эта картинка — она в деле основная — вообще-то у меня с фестиваля в Новгороде, - объясняет Наталья. - В десятом веке было нападение викингов на Новгород, и на этой картинке викинг с молотом стоит над горящей церковью. У меня есть паблик, и там я запостила эту картинку. Эксперт мне написала, что это вызывает вражду между религиями. Между какими? Викингами и христианами?
Все бы ничего, но Сигвальд оказался юристом. Оскорбившись, он так хитроумно пожаловался куда-то из Питера, что барнаульские правоохранители сразу послали к Наталье опергруппу с автоматами. Картинка потянула сразу на две статьи.
Наталья входит в свой подъезд, у лифта сталкивается с соседкой. Все время, пока лифт идет наверх, соседка буравит ее глазами. И так буравит уже год, с тех пор как Наталью показали на НТВ и рассказали, как она оскорбляет чувства верующих и занимается экстремизмом.
— Вообще этот Барнаул — такой город! Тут и так ничего не происходит! И я всегда хотела уехать, но все мне что-то мешает, вплоть до подписки о невыезде теперь. Я даже родилась не здесь, а в Екатеринбурге. Как раз хотела уехать в Калининград, посмотрела аренду квартир — стоят так же. У меня здесь 13 тысяч в месяц, а работа у нас стоит дешево, там дороже. Но теперь, я думаю, может, в Европу и уеду? Адвокат подает в Европейский суд. А я там убежище попрошу. Почему я не могу верить в Одина?
Как ни смешно, против Натальи на суде свидетельствовали 15 человек. Показания у всех были как под копирку. А Сигвальд свидетельствовал по каналам телекоммуникации, из питерского суда.
Сначала Наталья не могла понять, почему же Сигвальд, если его так оскорбила эта картинка, не написал ей об этом прямо, а сразу написал донос. Но потом решила, что от Сигвальда, наверное, требовали, его, наверное, прижали к стене и заставили кого-то сдать. Ее несколько утешило, что после этого на фестивале реконструкторов под Питером с доносчиком никто не здоровался.
В какой-то момент Сигвальд усовестился и написал Наталье во «ВКонтакте», что он не думал, что все так обернется, и спрашивал, чем помочь. Но адвокат сказал, что даже если Сигвальд заберет свое заявление, это не поможет. И Наталья не стала отвечать.
— Здравствуйте! — на кухню заходит совсем взрослый парень, с короткой стрижкой и хвостиком на макушке. Это Женя, сын.
Женя ставит чайник, делает себе бутерброды, делит колбасу и масло с котом. У Жени тоже есть страничка «ВКонтакте», но он там пишет только про музыку. И ничего не репостит.
Омбудсмен
Андрей Шашерин и Антон Ангел едут на прием к алтайскому омбудсмену Борису Ларину. Вернее, они едут туда, чтобы узнать, как попасть на прием.
— По большому счету люди, которые привлекаются, сами виноваты, размещая подобные материалы. Они не отдают себе отчета в том, что их могут привлечь к ответственности за такие публикации. Это низкая правовая культура молодежи, — сказал недавно Ларин.
Высказывание растиражировали, омбудсмена раскритиковали не только незнакомые люди в соцсетях, но даже знакомые депутаты, которые и сами-то немногим лучше. И ему пришлось скорректировать свою позицию, опубликовов заявление на собственном сайте:
- Не имея возможности знакомиться с материалами следствия, уполномоченный не может объективно давать оценку действиям следователей и виновности привлекаемых к ответственности. По конкретным делам, надеемся, справедливое решение вынесет суд.
Ангел и Шашерин решили ему в этом помочь, познакомить с материалами. А заодно подумали: неплохо было бы, если бы и омбудсмен помог им.
Дело в том, что преследование по статье 282 ставит человека в очень неудобное положение. Счета и банковские карты блокируются, чтобы экстремист не мог получить финансирование. Работать невозможно, потому что не остается времени. Если в банке есть сбережения, их тоже невозможно снять. А у обоих есть семьи, которые нужно содержать. У Шашерина ипотека. Работает только жена, и вся ее зарплата как раз равна взносу по ипотеке.
У Ангела куча долгов, нет адвоката и нет денег его нанять. Все это они хотели рассказать омбудсмену и попросить помощи. Но омбудсмена не было на месте. Ответов на свои вопросы они не получили, но в журнал приема посетителей их прилежно записали.
— Я уже пытался прийти на прием полтора месяца назад, — говорит Андрей Шашерин. — Меня спросили, по какому поводу. Я сказал, что уголовное дело было возбуждено незаконно, и мне грозит помещение в стационар. Они мне сказали: «Мы ничем здесь помочь не можем, у нас нет таких рычагов». Как я понял, они намекнули, что уголовкой не занимаются. И еще я понял: с омбудсменом напрямую связаться не получится. Мы сейчас будем добиваться, чтобы он вообще со своей должности ушел.
Кулак и стена
Кабинет адвоката Романа Ожмегова отделен матовым стеклом от торгового центра. И за этим стеклом он сидит крайне удрученный. Я часто замечаю у адвокатов именно эту эмоцию. Мне кажется, это оттого, что их угнетает само устройство системы, в которой им нужно действовать связанными по рукам и ногам.
— Мария, Антон, Андрей — какой-либо пропагандой они не занимались. Здесь работала государственная машина в лице правоохранительных органов, которые решили поправить статистику по статьям за экстремизм и разжигание национальной ненависти. Хотя по факту здесь можно привлекать каждого второго в стране.
— Почему?
— Потому что это в открытом доступе. Если реально посмотреть, в сети есть картинки, реально оскорбляющие другие расы и национальности — под ними десятки тысяч лайков. Значит, должны быть десятки тысяч дел.
— Как лайки соотносятся с реальной жизнью?
— У нас в Алтайском крае живет много немцев, евреев, казахов, алтайцев, русских, то есть сибиряков. Здесь очень много армян, грузин, украинцев. И каких-то разборок, поножовщины — этого нет у нас. Это я говорю вам как адвокат по уголовным делам, который постоянно ездит по краю. И что касается картинок, люди просто смеются над тем, что за них привлекают к уголовной ответственности. Недавно разговаривал с батюшкой — для меня, он говорит, это значения не имеет. Он не считает, что это оскорбление.
— И ту картинку, где Иисус пускает дым сквозь стигмы в ладони?
— На этой картинке вообще нет образа Иисуса, там нет божественных атрибутов, креста. Сигарета, длинные волосы, борода — Игорь Тальков тоже носил длинные волосы и бороду, мог курить и пускать дым. Марии Мотузной эту картинку вменяют как оскорбление религии. Тем более там дыры в ладони нет, он просто пускает дым. То есть нет религиозной символики. А у одной из девочек-свидетельниц на запястье татуировка в виде креста. И она якобы оскорбилась, ее чувства верующей якобы были оскорблены!.. Батюшка пояснил мне, что в православии запрещены татуировки, тем более религиозного характера, сделанные умышленно самому себе. Вопрос: как этот человек может быть оскорблен другим человеком, если он сам оскорбляет религию? Эти девушки, если они искренне верующие, должны знать, что Бог прощал и Он опять всех простит. А здесь у нас как получается? Палочная система, государственная машина, которая просто-напросто штампует эти дела. И кто-то получает зарплаты, звания, повышения именно на таких бессмысленных делах. Если кто-то полагает, что эти ребята делают что-то неправильное, то им первым делом надо проводить какие-то беседы, какие-то встречи, а не сразу человека брать, заводить уголовное дело и сажать в тюрьму. Просто за какой-то лайк. Ситуация в чем? Эти картинки для кого-то, может, обидные, для кого-то нет. Например, Марии вменяется картинка, где темнокожий мальчик решает на доске пример. Ответ неправильный. А снизу подписано — черная бухгалтерия. Такого понятия даже нет в юриспруденции.
Суд проигнорировал все действия адвокатов по Андрею Шашерину и по Антону Ангелу, не приобщил доказательства о процессуальных нарушениях в ходе следствия и суда.
— Так всегда бывает или с этими делами сложнее?
— Нет простых дел. Адвокат один — а государственная машина в виде следствия, прокуратуры, суда. Очень сложно пробить эту стену непонимания. В правоохранительных органах круговая порука. Очень сложно добиться того, чтобы тебя услышали. Это кулак против железобетонной стены.
Он аккуратно кладет свои большие руки на стол.
— Я очень много времени трачу, чтобы маленькую дырочку проковырять. Как таковая состязательность сторон у нас отсутствует. Потому что суд у нас верит только обвинению.
Роман Ожмегов пошел к священнику и спросил: оскорбляет его это? Тот ответил: «Нет». Потом Роман пошел в медицинский университет, нашел там африканских студентов и спросил у них: «Вас эта картинка оскорбляет?» Студенты посмеялись: «Нет!» Теперь он собирается пойти в синагогу, чтобы узнать, оскорбляет ли картинка раввина.
Молитва и репост
Отец Александр переходит двор, поспешно входит в храм, встает у аналоя и торопливо, вслух, читает молитву.
- Отче наш, - читает он, - Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.
Стоя у него за спиной, на некотором расстоянии, я думаю о том, как спросить про картинки. Надо будет их как-то описать. Например, ту, где крестный ход идет по бездорожью, а надпись сообщает, не договаривая: «У России две беды». Ну, дураки и дороги, придется сказать мне. Понимаете же, придется сказать мне, что под дураками они имели в виду вас.
- И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, - как будто отвечает отец Александр. - И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.
Так же порывисто, как, видимо, все, что он делает, разворачивается, садится на скамеечку для прихожан и начинает вынимать из кармана одну за другой скомканные бумажки, распрямляя и разравнивая их. И от этого на них проявляются имена.
— Ну, спрашивайте!
— Мне кажется, я уже получила ответ: «якоже и мы оставляем должником нашим».
— Господь вас вразумил. Конечно, нужно прощать!
Он поднимается, пересекает церковь, отдает записки молодому священнику и коротко переговорив с ним, выходит наружу.
— Я ничего оскорбительного в этих картинках не увидел. Верую — остановись! — поднимает он руку останавливающейся перед пешеходным переходом машине. — Я верю во всемогущего Бога, и меня оскорбить какими-то картинками невозможно. Меня оскорбляет один человек — когда я подхожу к зеркалу и говорю: «Господи, как Ты этого гада еще терпишь! За что Ты его терпишь!» Вот кто меня оскорбляет. А не какая-то картинка. Бог слова призывает бороться словом. Где бы нам поговорить? Сюда!
И он, не сбавляя скорости, влетает в торговый центр, а там прямо к маленькому кафе.
— Это моя кофейня, все бесплатно! — и бариста поднимают на него удивленные глаза. — Можно мне традиционный русский напиток американо?
— Да вы шутник.
— Люблю шутить. Как говорят ребята, в Барнауле мало кто улыбается. Так вот есть.
Он устраивается за столиком и обещает предоставить полную картину того, что происходило в Барнауле, от «известного блогера» и «молодежного тусовщика» — отца Александра Микушина.
— Мне позвонили и попросили заступиться на митинге за ребят, Марию и Даниила. Я стал молиться и думать: что я им скажу? Там, наверное, народ-то такой, богоборцы! И подумал: прочитаю Цоя. А 14 августа пошел на митинг, вышел, заступился за ребят и прочитал: «Если есть стадо — есть пастух, если есть тело — должен быть дух. Если есть шаг — должен быть след. Если есть тьма — должен быть...» Здесь я сделал паузу, и все прокричали: «Свет!» И я еще крикнул им: «Христос Воскресе!» И эта толпа как закричала: «Воистину воскресе!» Казалось бы, какие богоборцы! Я сам не ожидал, что будет такой эффект. Кстати, это было очень промыслительно, что я процитировал Цоя.
— Почему?
— Потому что я его процитировал 14-го, а 15-го августа была память Виктора Цоя — в этот день он разбился.
Отец Александр сказал им, что Даниил и Мария никого не оскорбили и попросил всех верующих, особенно тех, кто недавно пришел к вере, отнестись к ним с милосердием и прощением. Он попросил не относиться с ненавистью и к тем девушкам, которые написали донос.
— Я, знаете, даже переживаю за них. Бог им тоже судья.
После выступления отца Александра по Барнаулу прокатился слух, что его лишили сана. Но он остался. И тогда те, кто злорадствовал, стали проситься к нему в друзья.
— А потом мне звонит мой знакомый и говорит сквозь слезы: «А ты видел все картинки, которые у них были?» — и присылает мне действительно кощунственную картинку. Это была искаженная фотошопом картина Леонардо да Винчи «Тайная вечеря», где будто Иисус с апостолами за столом, и они там поедают труп то ли человека, то ли животного. А потом выяснилось, что на самом деле этой картинки ни у Марии, ни у Даниила не было. Моего знакомого ввели в заблуждение. Ну что поделаешь, сейчас время фейков. Я даже написал об этом пост, но потом удалил, чтобы оскорбленные не воспользовались. Новоначальных, может, какие-то картинки и оскорбляют, но по-прежнему считаю, что отравлять человека за решетку — это просто безумие. За любые картинки. Какая же у тебя тогда вера, если ее может оскорбить картинка? Христианство — религия милосердия и любви. Об этом многие забывают, когда требуют наказания для кощунников.
У него жена, четверо детей. Большой приход. Часовня. И отдел по работе молодежью Барнаульской епархии.
— Да я не работаю. С людьми говорить надо. Общаемся, смотрим фильмы.
— Какие?
— Зарубежные. Интересные для молодежи. Я люблю или советские фильмы, или хорошие зарубежные фильмы. Мой любимый режиссер — Мэл Гибсон. Я все его фильмы знаю.
— Он ведь снял «Страсти Христовы».
— Да. Если бы наш режиссер снял, я бы ему в пояс поклонился. А снял католик.
— А католическая церковь протестовала, считала его кощунственным.
— А вы знаете, сколько молодежи пришло ко мне в церковь после него? Мы, говорят, фильм посмотрели! Вот у парня крест перевернутый на шее, — оглядывается отец Александр на парня, который делает кофе. — Надо с ним беседу провести. А то кто-нибудь оскорбится, в суд подаст.
Допив кофе, отец Александр поднимается и вызывает такси, чтобы показать мне часовню, в которой он устроил все по своему разумению. В ней не торгуют, не берут треб, и каждый человек может оставить здесь столько, сколько может, а может не оставлять вовсе.
— Я всегда хожу в рясе, считаю, что это безмолвная проповедь, — рассказывает он по пути в часовню. — Поп должен быть попом. Я как елка, зимой и летом одним цветом — черный!
Он призывает жертвовать на благотворительность, любое богоугодное дело — и начинает с себя. Десятую часть своих доходов он отдает многодетным матерям.
— Вас любят люди?
— У меня большой приход.
Его миссионерство не требует жертв, а требует визиток и соцсетей. Визитки стоят в часовне рядом с бумагой для записок, чтобы каждый, кто хочет поговорить со священником, мог бы ему позвонить. Соцсети — всегда под рукой.
— Я вот телефон себе купил, Xiaomi, Телеграм поставил и канал себе завел. Pop-Antenna. Знаете, была такая музыкальная программа «Поп-Антенна»? Только там «Поп» значило «популярная», а тут поп — это просто поп.
Чтобы проповедовать, нужно быть на виду. И его запись «Вконтакте» в защиту Марии и Даниила набрала девять тысяч просмотров.
— Мне пишут верующие прихожане: «Кого вы защищаете? Их судят не за картинки, их судят за ненависть к православию! Мы должны спасти от них наших детей!» Что я могу сказать? Воспитывайте ваших детей. Я общался с Марией и Даниилом — они нормальные ребята. И после того, как я выступил на митинге, волна ненависти к православию сильно понизилась.
— Считаете, что есть ненависть?
— Конечно. Люди были очень возмущены, что за антицерковные картинки можно реальный срок получить. А когда я выступил, люди стали писать: «Ну слава богу! Наконец-то православный поп заступился!» Ненависть порождает только ненависть.
Однажды на воскресную службу пришел парень с трехцветными волосами. Отец Александр проговорил с ним полчаса, прихожане обиделись. «Зачем вы с ним беседуете? У него серьга в носу, волосы разноцветные, а вы ему времени уделили больше, чем нам!» Но отец Александр сказал им так:
— Дорогого стоит, что студент пришел на службу в воскресенье вместо того, чтобы спать после того, как в субботу тусовался. Через полгода останется у него в волосах только два цвета, через полгода — один цвет, еще через полгода — сережку из носа уберет. И, как говорил Феофан Затворник, я всегда это повторяю и себе, и другим: «Знай себя, и хватит с тебя». Вот если ты не священник, если ты не призван других учить, простой прихожанин — за собой смотри!
Вопросы и ответы
Торговый центр «Россия» — бывший кинотеатр «Родина». Внутри — супермаркет, хаос бутиков и вэйп-клуб. Из вэйп-клуба выходит юноша с розовыми волосами — это 19-летний Даниил Маркин, № 4960 в списке террористов и экстремистов «Росфинмониторинга».
Его друзья — фотографы, дизайнеры и блогеры, сидят на черных диванах вокруг квадратного стола, в ножку которого вмонтировано несколько розеток, чтобы хватало сразу на всех. Саша ведет тренировки в парке спорта, Соня хочет снимать кино, как Стэнли Кубрик и Дэвид Линч. Артем заканчивает школу и подрабатывает оператором.
У каждого из них — блоги в нескольких соцсетях с аудиторией в три-четыре тысячи подписчиков. Они были знакомы и раньше, но сдружились именно после того, как на Даниила завели дело по 282-й статье. Этот факт вызвал у ребят «очень сильный диссонанс».
— Считать аудиторию я даже не пытался, тем более что в последнее время она сильно скаканула, — говорит Даниил. — Ко мне пришли с обыском в 5:56 утра. У меня не было никакого понимания в этот момент. Я лег часа в три ночи. Спрашиваю: кто там? Говорят: полиция, откройте. Я подумал, что, возможно, какая-то помощь моя нужна, гражданская. Открываю, мне говорят: у нас есть решение суда на проведение обыска у вас в квартире. Сказали показать свою компьютерную технику с доступом в интернет. Но первым делом у меня забрали телефон, то есть я не мог ни с кем связаться. Я бы, наверное, родителям позвонил, чтобы они адвоката искали. Хотя первые 10–15 минут я вообще не мог понять, что мне это нужно. Просто взяли телефон, компьютеры, флешки, даже не особо всматривались в мои вещи, половину техники не заметили сразу. Потом меня отвезли в отдел «Э», там профилактическую беседу провели, сказали, как нужно со следователем разговаривать, брать вину на себя.
— Брать вину на себя?
— Да. Чтобы я поскорее освободился в случае уголовного наказания. Чтобы я понес самое минимальное наказание, то есть отделался исправительными работами. Что приходят за репосты и политические действия — это я, конечно, знал. Но что могут прийти просто ни к кому, вроде меня, из-за сохраненных картинок, которых я даже не помнил уже, это было абсурдным для меня. Максимально абсурдным.
После этой беседы его отвезли к следователю. Пришел государственный адвокат, но ничего не посоветовал и не объяснил, что Даниил имеет право не свидетельствовать против себя самого и на это есть 51-я статья Конституции. Следователь посоветовал: «Признавайся». Даниил под диктовку написал явку с повинной.
— Я абсолютно не был готов с юридической точки зрения. Я не имел ни малейшего понятия. Когда я вышел от следователя, меня уже ждали родители. Оказалось, что к ним тоже пришли с обыском в шесть утра. Все забрали, сказали, что меня обвиняют в экстремизме, в оскорблении чувств верующих.
— Что мама подумала?
— Она потеряла сознание.
Но и после беседы со следователем у родителей не укладывалось в голове, что он просто сохранил какие-то картинки и из-за этого пришли с обыском. Даниил взял телефон мамы и из ее аккаунта написал друзьям: меня обвиняют в экстремизме и терроризме, за вами тоже могут следить.
— И мы тогда все стали удалять его из друзей, чтобы нас не прочекали, — говорит Соня. — Было очень страшно, у нас у всех были такие же картинки. Через некоторое время, когда все улеглось, мы, конечно, снова его добавили.
— Много пользователей сейчас просто удаляют свои соцсети, чтобы себя обезопасить, — говорит Даниил. — Я не стал, потому что я сильно привязан к соцсетям, там все группы, люди, вся работа. Но я просто конфиденциальность настроил.
— Раньше во «ВКонтакте» не было такой возможности?
— Да, они только недавно ввели полностью закрытый профиль, а раньше нельзя было этого сделать.
— Как вы считаете, «Вконтакте» отвечает за то, что с вами произошло?
— Ну естественно, они предоставляют полную информацию обо мне! Как бы они сейчас ни оправдывались перед пользователями, что мы можем теперь закрывать полностью профиль, в любом случае правоохранительные органы могут иметь полный доступ к той информации, которая их интересует.
Дело несколько раз приостанавливалось, его хотели передавать в суд, но прокурор не подписывал. В итоге оно вышло в суд с четвертой или пятой попытки.
— Возможны всякие действия, чтобы прекратить дело на этапе следствия, но их никто бы не одобрил, — думает Даниил. — Потому что в таком случае у меня была бы возможность требовать денежную компенсацию, и по закону прокурор должен бы был передо мной извиниться.
Так объяснил ему адвокат, которого он оплачивает пополам с родителями. Даниил Маркин — принципиальный экстремист: живет отдельно и денег у родителей не берет. Короче, сам финансирует свою террористическую деятельность. Или экстремистской деятельностью своей — зарабатывает себе на жизнь.
И кстати, если вам нужно обсудить глобальные вопросы, обсудите их с подростками. Наверное, неслучайно глобальные вопросы остаются напоследок.
— Что такое экстремизм?
— Это открыто оскорблять Бога перед толпой народа, прямолинейно оскорблять.
— А что такое терроризм?
— Взрывы в торговых центрах — это терроризм! Но это явно не сохраненные картинки.
— Почему, если вы это понимаете, следователи не понимают?
— Они понимают, — строго говорит Соня.
— Понимают, — соглашаются Саша, Даниил и Артем. — Просто это по закону, чтобы, получается, больше дел раскрыть.
— Ну вот смотрите, все предельно просто. Я придумал мем, не дай бог, экстремистского содержания. Вот эти — Даниил, Саша и Соня — его репостнули.
— Распространили, — языком следователей поправляют Артема друзья.
— Распространили. Если они посадят меня, это один человек. А если они посадят их, — он кивает на друзей, — это уже три человека. Соответственно, раскрываемость лучше. Повышение своего ранга, звезды на погонах и премия. И они выбирают второй вариант.
— А они не будут переживать потом, что невиновного человека посадят?
— Нет. Нет, — ребята один за другим отказывают следователям в человечности.
— Я все-таки человек с каким-то опытом в этом деле, — говорит Даниил. — У меня два следователя было. Первый был старше меня лет на десять, он действительно воспринимал меня как террориста. Он говорил со мной так, будто я дома бомбы делаю! «Признайся, зачем ты сохранял себе, чтобы оскорблять верующих?» Он спрашивал меня, не являюсь ли я частью какой-то ОПГ. Второй — воспринимал свою работу как странную, он говорил мне: «Я знаю, моих детей за это тоже можно посадить, я уже заколебался твое дело вести, давай уже это все…»
— Давай что? Закрывать дело?
— Всем было очевидно, что нет ни потерпевших, ни факта преступления. Просто сфабриковано. Кстати, ни один из этих следователей не знал разницы между сохранением картинки и ее репостом.
— Они не пользуются соцсетями?
— Они разбираются в соцсетях так же, как я — в юриспруденции.
Даниилу, как и всем остальным «экстремистам», заблокировали счета и внесли в список Росфинмониторинга. Но это не обмануло ни друзей и подписчиков, ни преподавателей и жителей города. Саша и Артем после митинга пошли снимать опрос и выяснили, что горожане смотрят на это почти единодушно: «У полиции и властей есть дела поважнее, чем искать “сохраненки” и за них сажать».
— Каким вам представляется мир, дружественным или опасным?
— Я никакой опасности от мира не вижу, — говорит Даниил, — если только со стороны государства. Это отдельная сфера, которая не желает абсолютно ничего хорошего для людей. Как мне кажется.
— Я учусь на юриста всего один день, но я думаю, что это величайшая глупость, и в хорошем мире такого не должно быть, — говорит Соня. — Ощущение, что мы живем в какой-то антиутопии, где экстремисты — с розовыми волосами, а законопослушные люди — с автоматами.
Они вспоминают Замятина и Оруэлла и цитируют песню Монеточки — про тех, кто сидит за репосты и сохраненки.
— Даже у Анастасии Битнер, — говорит Саша, — на страничке эта песня была.
