На часах 7.00. Через час экотаксист должен принимать первый заказ. Сегодня мы с ним весь день будем забирать из квартир Петербурга баулы с пластиком, пакеты с пакетами, тетрапак, стеклянные банки и бутылки, коробки с макулатурой, жестянки, алюминий, даже сломанную бытовую технику и опасные отходы. За день экотаксист набирает этого добра полный фургон. Несмотря на то что в Питере по всему городу есть точки раздельного сбора вторсырья, вывоз из квартир пользуется спросом. Люди готовы даже заплатить, чтобы их мусор не был брошен на свалках Ленобласти. Ведь из отсортированных стекла, бумаги, пластика и металла можно произвести новые вещи, а тем, которые хорошо сохранились, подарить новую жизнь.
Ранним утром улицы города пустынны, но скоро начнут образовываться пробки. Экотаксист Всеволод Василькиоти выезжает из дома в 7.30, чтобы успеть к 8.00 забрать первый заказ. Он сидит за рулем своего старенького «фольксвагена». У экотаксиста нет специального рабочего костюма, он в обычной чистой одежде: малиновый свитшот, бежевые штаны, синяя куртка, ботинки горчичного цвета. Еще не нагруженный вторсырьем фургончик с утра постанывает, как больной старичок, то и дело останавливаясь на светофорах и переводя дыхание.
Фургончик ездит по городу три дня в неделю: в понедельник курсирует на севере, в среду объезжает Ваську, Центральный и Петроградский районы, а в пятницу забирает вторсырье на юге города. Сегодня как раз пятница, и у нас впереди 25 адресов: нужно охватить все заявки на юге Петербурга от Красногвардейского до Московского районов. А последний заказ ждет в Петергофе.
Отходы — портрет хозяина
Вот и первый дом в нашем квесте — домофон не работает, звоним по телефону и ждем у подъезда. Наконец дверь открывается, к нам выходит мужчина в белой майке с бородой и усами, передает три сумки с вторсырьем; экотаксист получает 300 рублей. Первый заказ выполнен. Роман вместе с женой второй месяц раздельно сортируют отходы. Все началось с поездки в Германию, где пара увидела, как у немцев устроена сортировка, и решила попробовать сделать то же самое у себя дома.
Через месяц после нашего визита к Роме приезжаю к нему снова, чтобы понять, что накопилось у него за 30 дней, и сделать несколько фотографий. Достаем из-под раковины всю накопленную упаковку — она занимает половину кухни.
— Скорей бы от этого избавиться, — говорит Рома, подперев подбородок левой рукой и разглядывая гору одноразовой тары. Бутылки из-под питьевой воды, контейнеры из полистирола, куча рекламных материалов, железные банки, упаковка от таблеток и кошачье счастье — нескончаемые пакеты. Кот Черчилль ныряет с головой в это море, олицетворяющее одновременно и цивилизацию, и ее наболевший нарыв. На завтра Рома уже оформил заказ, экотаксист вновь приедет за вторсырьем.
— Теперь вижу, что мы слишком часто заказываем суши из ресторана через дорогу, — говорит Рома. — От еды на заказ остается много упаковки, а можно было бы просто дойти до ресторана и поесть там. Когда начинаешь сортировать отходы, понимаешь, что наносит больше всего вреда.
Второй заказ забираем из соседней пятиэтажки. Ключ от подъезда нам скидывает Вера с балкона четвертого этажа. Поднимаемся к ней — узенький коридор полностью заставлен пакетами. Вера два месяца ничего не выбрасывала. Начинаем перебирать собранное. Всеволод шуршит пакетами, знакомится с новой партией. Какие-то отходы, например фантики от конфет и обертка от печенья, не имеют нужной маркировки и не перерабатываются — Всеволод возвращает едва проснувшейся хозяйке этот мусор: он отправится в помойку.
— В какой-то момент я поняла, что не могу выкидывать пластик, он ведь не разлагается, — говорит мне Вера. — И я страдаю.
— Страдаете?
— Да, мусор копится в квартире, целая гора выросла за два месяца. Сначала сортируешь, а потом просто начинаешь кидать все вместе.
Вспомнив о том, что у нее еще есть кое-что на вывоз, девушка убегает в комнату и приносит коробку с проводами.
— А вот такое можно куда-то сдать? — спрашивает она у Всеволода.
— Ничего не работает?
— Ничего.
— Давайте.
— Вот здесь еще батарейки лежат. Ну, вы разберетесь, да?
— Конечно.
— Спасибо вам большое — это такое облегчение!
Всеволод забирает все четыре сумки и провода. Он, как городской санитар, очищает квартиры от залежавшихся вещей на антресолях, старой неработающей электроники и нескончаемой упаковки. В квартирах их так много, что приходишь в ужас: ведь основная масса жильцов, судя по переполненным мусорным контейнерам во дворе, ежемесячно добавляет новые горы неперерабатываемого мусора на свалки! Так и растут вокруг городов эти зловонные кучи, ведь мы сами постоянно тому способствуем.
Когда сумки спущены к машине, начинается досортировка. На этом этапе можно легко представить себе рацион хозяина отходов. Здесь все как на ладони: стаканчики из-под йогуртов, бутылки с вином, одноразовые ванночки из-под фарша… Этикетки кое-где сняты, но несложно догадаться, в каких бутылках были лактобактерии и шампунем какой фирмы пользуется хозяйка, судя по форме упаковки. Вторсырье — это портрет потребителя. В данном случае — портрет чистюли. Но, как говорит Всеволод, бывает, что сдают грязное и немытое.
— У каждого свои представления о чистоте, а на пункте сортировки, куда я все отвожу, грязное сдавать нельзя. Да я и сам грязь не повезу! Чтобы у меня в машине воняло? Нет. Грязные отходы, как и неперерабатываемые, отправляются в помойку.
На этот случай в машине тоже есть пакет, но, в отличие от своих черных собратьев на 150 и более литров, он маленький, прозрачный и легкий. К вечеру он будет почти заполнен обертками от сладостей и пластиком без маркировки.
— Иногда по незнанию люди сдают то, что нельзя везти на переработку. Но я ничего не выкидываю сразу возле дома, чтобы человек не подумал, что часть накопленного им вторсырья выбрасывается по дороге. Люди ведь интересуются, как я загружаю машину. Кто-то может увидеть, как я кидаю пакет в контейнер — возникнет недопонимание. Поэтому то, что нельзя переработать, я коплю весь день и выброшу вечером.
Мусор притягивает мусор
Сортировка закончена, мы спешим на следующий адрес. За окном уже посветлело, красное солнце бьет в лобовое стекло. Ехать стало веселей, к скрипу фургончика добавились стук стеклотары сзади и бит жестяных банок. Зашелестели пакеты, зашуршала пластиковая упаковка — в экотакси включилась вторсырьевая музыка.
Дома у водителя экотакси тоже организован раздельный сбор.
— Задумываясь о сортировке отходов, ты проходишь несколько стадий, — начинает вслух рассуждать Всеволод. — Первая стадия называется «Что это за ерунда?». Вторая — «Это, конечно, нужно, но пока я не могу присоединиться: рядом с моим домом нет контейнера». Позже начинается третья стадия: «То, что я сдаю, — все равно лишь капля в море». Мы же ходим по улицам и видим переполненные урны. На этой стадии легко опустить руки.
— Вы уже прошли все эти стадии?
— Мне нравится то, что я делаю, но иногда прихожу домой и говорю: «Настя, на фиг, давай бросим все это!» Как-то раз даже сказал: «Боюсь типичным водилой из маршрутки стать, в таком свитере с катышками». А Настя смеется, утешает меня, подбадривает. Мы живем рядом с парком Сосновка. Переехали туда в феврале и нашли недалеко от дома большой холм, где вместе с соседями сделали горку для детей. Весной, когда все растаяло, оказалось, что это была гигантская свалка. Снег начал сходить, и мы увидели, как из-под него показались неубранные снесенные гаражи со всем содержимым. А у нас дом новый, люди нанимают бригады строителей делать ремонт в квартирах. И на эту свалку рабочие стали докладывать строительный мусор из квартир. Мусор стал притягивать мусор. Нам с соседями надоело из окон смотреть на свалку, и мы вышли вместе на субботник, чтобы ее убрать. Собирали стекло, пластик и отдельно металл, остальное выбрасывали. Несколько месяцев назад свалку окончательно убрали — на ее месте сейчас строят школу и детский сад.
— Вы вывозите вторсырье и у соседей?
— Нет, я не говорю о своей работе соседям. Стесняюсь. У нас все такие скептики. Когда мы организовали субботник, половина соседей не понимала, почему нужно собирать все раздельно. Они хотели распихать мусор по мешкам, да и все.
Вторсырьевая музыка стихла — мы подъехали на новый адрес. Еще нет 10 часов; Олег открывает нам дверь квартиры, в соседней комнате кровать не заправлена, а в коридоре уже ждут коробки и пакеты. За три недели парень лет двадцати пяти, с тоннелем в ухе, в футболке с принтом «F*ck your 3D» накопил три сумки: здесь алюминиевые банки то ли от пива, то ли от энергетика, ПЭТ-бутылки, стеклянные и консервные банки, батарейки. Набор холостяка.
Олег работает в магазине одежды, который сдает Всеволоду мягкую упаковку от поступающего товара.
— У нас директор магазина озабочен защитой природы, он нам и скинул информацию об экотакси, — объясняет Олег. — Теперь и я все сдаю на переработку, это удобно.
— А в чем удобство? Не легче ли все просто выкинуть?
— Конечно, легче! А что будет через пять лет, если я буду все это выкидывать?
— Мечтаете о том, чтобы свалок не было?
— Мечтаю о том, чтобы я вышел на улицу и не воняло мусором, как на Пулковском шоссе с Волхонки — там иногда ужасная вонь, в зависимости от ветра.
Из холостяцкого набора Всеволод выкладывает блистеры от таблеток и прозрачную упаковку с фиолетовым оттенком: это ПВХ, его не принимают.
Когда мы спускаемся к машине, Всеволод поглядывает на часы: «Выбиваемся из графика на 30 минут». Помогаю ему «рассаживать» в такси пластики по местам. Запаха никакого нет — всю упаковку перед сдачей необходимо отмыть от органики, будь то молочка или консервы.
— А что за мягкая упаковка у Олега остается от одежды? Полиэтилены?
— Да, к ним в магазин приходят толстовки, они же должны быть как-то упакованы, — объясняет грузчик, таксист и защитник природы. — Вот они и завернуты в такую шуршащую штукенцию.
Одиночки
Солнце после визита к Олегу совсем проснулось и бьет в глаза водителю.
— Сегодня день плотно расписан?
— Да, стараюсь об этом не думать. Последний заказ надо забрать в Петергофе. Пригород у меня на особом счету. Я, конечно, им занимаюсь, но в одном месте должно скопиться хотя бы три заказа, иначе не поеду — слишком далеко. В этот раз, правда, заказ только один, просто я давно обещал девушке. И сегодня буду в той стороне, так что доехать надо. Иначе вообще никогда туда не попаду!
Всеволод работает в одиночку. Сейчас заказов столько, что управляется он с трудом. За рулем может отвечать на звонки ожидающих его людей, на светофорах — поглядывать на сообщения ВКонтакте. Пишут новые клиенты; если повезет, то удастся взять новый заказ, который хорошо вписывается в составленный на сегодня маршрут.
— Почему у вас нет команды?
— Пока один справляюсь. Мне помогает супруга, принимает заказы в соцсетях. Но, чувствую, скоро понадобится еще помощник — хотя бы один.
— Есть возможность нанять себе помощника?
— Это долго окупаемый бизнес. Пока не могу позволить себе кого-то взять. Сегодня у меня 25 заказов, в среднем это 6 000, кто-то может отказаться или я не успею всех объехать, минус тысячу на бензин, это в среднем 5 000 в день, 15 000 в неделю. Особо не разгуляешься. Пока один справляюсь, но заказы растут, людей прибавляется… Главное, помощник нужен сознательный, который не на свалку все выкинет, чтобы быстрей закончить работу, а довезет до пункта приема.
Забираем пакеты у девушки; она принесла вторсырье из дома и захватила макулатуру с работы.
— В компании друзей я собираю бутылки, они мне в шутку говорят: «Ты чокнутая!» — смеется девушка. — Ну а что делать, хоть так! Мало кто из знакомых следует моему примеру. Есть, правда, пара человек. Раньше я все отвозила на Боровую, там больше категорий принимали. Мне кажется, в городе не хватает условий, например пунктов раздельного сбора. Людям было бы проще, будь у них все под рукой.
Истекающий кровью напарник
Еще месяц назад у Всеволода было 12 заказов в день, сегодня уже вдвое больше. Чтобы подъехать к людям в удобное для них время, он строит маршрут по точкам в навигаторе, потом отмечает время заказа и начинает встраивать в маршрут адреса тех, для кого время непринципиально.
— Бывает и так: подъезжаешь, звонишь, а они бац — «мы уже уходим!». Приходится лопатить маршрут. Как-то с утра я ехал в центр, не доехал, сломался, и весь день сдвинулся сразу на два часа. Машина старенькая, здесь менять нужно все потихоньку. Я только залил антифриз, проехал немного — а показывает, что его уже нет. Остановился, открываю… пусто! Трубка, которая антифриз гоняет по мотору, проржавела и отвалилась. Ехал до сервиса, как с раненым напарником, истекающим кровью. Пришлось пересесть на другую мою машину. На этой я только работаю, хотя дети-то счастливы прокатиться на такой большой машине с папой.
Оркестр из бутылок играет непрерывно; мы едем по следующему адресу под стеклянные аккорды неровной дороги. Свой «фольксваген» Всеволод в шутку называет ретромобилем.
— Это ретромобиль 1993 года, вот и дурит. Мне нравится то, что я делаю, — едешь себе и едешь. Главное — вовремя поесть, иначе часам к двум начинаешь злиться на все, нервным становишься.
Машина встает на перекрестке. Автомобилисты спешат обогнать друг друга и успеть на мигающий желтый. Всеволод сигналит впереди стоящему: «Ну давай, поехали!». Поток хаотично движущихся и подрезающих друг друга машин повышает градус нервозности. Фургончик заезжает во двор и останавливается рядом с мусорными контейнерами; их семь штук, все наполнены доверху. Из подъезда выходит вызвавшая экотакси женщина с несколькими пакетами. Она не знает среди своих соседей никого, кто так же сдавал бы отходы на переработку, Всеволод по этому адресу тоже впервые. Пока три-четыре пакета повторно сортируются, встаю напротив, чтобы сделать несколько кадров.
Из дома выскакивает мужчина в одном свитере (а на улице мороз).
— Это что у вас за фотомонтаж?
— В каком смысле?
— Что фотографируете, спрашиваю?
— Вон ту машину снимаю, а что?
— Тогда ладно. Я думал, что-то другое… Я председатель ТСЖ, поэтому, думаю, выйду спрошу.
Мужчина облегченно вздыхает и скрывается в теплом подъезде.
— Почему у вас в доме товарищество собственников жилья, но до сих пор нет раздельного сбора? С ТСЖ ведь проще его организовать, чем с управляющей компанией, — интересуюсь у девушки, сдающей вторсырье.
— Так ведь даже одна неправильно выброшенная единица пластика снижает качество вторсырья. А кто будет это контролировать? Люди кидают в контейнеры все подряд!
Уже на следующем адресе Всеволод вспоминает эти слова. Среди вторсырья попалась немытая бутылка из-под молока. Она была закрыта крышкой, которую нужно открутить перед сдачей — и тут же в нос ударяет мощная волна вони. Экотаксист быстро закручивает крышку, но даже спустя 10 минут запах продолжает витать по машине. Если не пообедать сейчас, кажется, Всеволод взорвется. Едем заправляться белками, жирами и углеводами. Потом снова на выезд.
Куда уезжает вторсырье
— Всеволод, слышали про концепцию «Ноль отходов», когда ко всему мусору относятся как к полезному ресурсу?
— Да, но нам с органикой не справиться. Нужен компостер, всю органику складывать в морозилку. Ее у нас в семье скапливается много, у нас двое детей, покупаем много овощей, фруктов.
— А почему измельчитель не установите?
— Они создают иловые осадки, которые в Петербурге сжигают. Поэтому смысла никакого. Я больше ратую за reuse — повторное использование вещей: это реально важно. Мы, например, стараемся все старое продать на «Авито», а не выбрасывать. Одежду отдаем нуждающимся. Нам нравится мебель 70-х годов, красивые деревянные каркасы. Они шикарно выглядят, и мы нашли такие, купили с рук. Зачем брать новые из той же Икеи — они ведь из ДСП, а можно купить старенький массив бука! Рабочую электронику отдаем кому нужно. Мой телефон, например, отлично работает — его мне отдали.
Старая бытовая техника и металлолом отправляются не только на переработку. Собранное железо экотаксист отвозит мастеру, который делает из деталей металлические скульптуры в стиле стимпанк: робот Валли, Громозека, Чужой во весь рост, грузовики и автомобили, двухметровый Терминатор с шестиствольным пулеметом… Автор этих и многих других арт-объектов — Дмитрий Митрофанов. Его искусство рождается в гараже, куда Всеволод свозит ненужный жителям города металлолом. Здесь груды железа обретают вторую жизнь — творческую, продолжая ее на выставках, частных вечеринках или у новых хозяев. Продажа изделий — основной доход инженера. В аренду его скульптуры берут редко, чаще заказывают. Терминатор, который стоит 250 тысяч рублей, до сих пор ждет своего покупателя.
— Цену определяют время и трудозатраты, ну и немного надбавляю сверху, за креатив, — поясняет Дмитрий. — Чаще люди заказывают свое, а то, что я делал по собственному желанию, пылится на полках. Вообще сложно назвать цену такого изделия: творчество трудно оценивать. Иногда полдня думаешь, как и что с чем соединить, чтобы гармонично вышло, подбираешь детали. Даже если есть первоначальный эскиз, в процессе работы многое меняется. А сырье у меня как-то само собирается, словно притягивается магнитом. Кто-то запчасти принесет, на металлоприемке что-нибудь выкупишь... Иногда так преобразишь деталь, что ее не узнать. Как-то я делал голову осьминога из молотка — попилил его, подварил, никто и не догадается теперь, из чего она!
Иногда Всеволод оставляет себе электронику, которую сдают в экотакси. Например, старенькие наручные часы, которые, как воробей на жердочке, пристроились в его фургоне на зеркале заднего вида. Экотаксист посматривает на них, пока едет на вызов — старается сократить задержку. Но новый вызов оказался с сюрпризом.
— У меня много будет. Вам надо подняться посмотреть — там на полмашины, наверное, — радостно заявляет пожилая женщина. Ее глаза так и сверкают энтузиазмом, она бежит по ступеням, по пути обрисовывая объемы своего заказа. В коридоре перед входом в квартиру — советский сервант, заваленный грудой уже отслужившей посуды и техники; рядом, между двумя входными дверьми, старый разбитый диван. Остальное — какие-то доски, тумбочки, коробки, книги, пузатый телевизор, радио, стекла, свернутый ковер… Деревянный шкаф в коридоре набит доверху коробками с давно забытыми вещами. Пыльный коридор, словно больной аппендикс, годами скапливал хлам и с советских времен не может от него избавиться. Для того чтобы все это прочистить, вмешательства экотаксиста явно недостаточно. Многое остается на своих местах. Накопительство — явление хроническое.
— А что вы планируете делать с остальным? — интересуюсь у активной пожилой дамы.
— А это не наше, это соседей. Нашего тут — вот, микроволновка, она рабочая, но когда ее включаешь, там что-то вспыхивает. Может кто-то ее отремонтирует, вдруг кому нужно… Вот вам одеяло синтепоновое, старые газеты, журналы «За рулем», «Авторевю».
— Это все? — у Всеволода не хватает рук, приходится помогать, но и моего участия недостаточно.
— Тут у меня еще старые кассеты, обувь и одежда — в «Перемолку» или бомжам отдайте.
— Все? — с надеждой спрашивает экотаксист.
— Ох, погодите, еще старые джинсы.
И так несколько раз. «Это все?» — для нашей клиентки не вопрос, а вызов! Наконец дама вместе с нами переносит все коробки к фургону, потом вспоминает еще о нескольких старых вещах, убегает и возвращается с ними.
— Вот еще батарейки и лампы. Не выбрасывать же. Мы ведь это для будущего делаем, для наших детей, внуков.
Одежда в хорошем состоянии из экотакси отправляется в магазины «Спасибо» и находит новых владельцев. А вещи, потрепанные жизнью, едут в «Перемолку», где из них получается регенерированное волокно. Его используют, например, для утепления жилья или в качестве шумоизоляции. Редкие и сложные пластики, которые не принимают в пункте раздельного сбора, Всеволод увозит предпринимателю Дмитрию Воробьеву, перерабатывающему даже сложные полимеры. В основном Дмитрий закупает партии вторсырья у предприятий; в день для работы ему нужно несколько десятков тонн. Всеволод договорился с ним о приеме пластиковых карт, видеокассет, компакт-дисков, зубных щеток и одноразовых станков. Но пока еще ничего не отвез: объемы не те. Сложные пластики ждут своего часа в его гараже.
Сознательные и несознательные
До того как Всеволод стал экотаксистом, он работал приемщиком фруктов и овощей в магазине. Потом его перевели заниматься мясными закупками.
— Это мне было неинтересно. Я посоветовался с супругой, и мы решили рискнуть. Ушел с работы и начал экотаксировать.
На работе по найму Всеволод зарабатывал 50 тысяч рублей.
— Сейчас вы вышли примерно на тот же доход?
— Да ни фига. Вначале, конечно, денег было совсем мало, приходилось ездить через весь город из-за пяти заказов, тратить дикое количество бенза. Наша машина посыпалась, пришлось отдавать ее в ремонт, потом купили вот эту, ее тоже в ремонт. Из-за косяков с машиной затраты выросли — в плюс мы впервые вышли только в прошлом месяце, а в этом опять вбили в ремонт порядка тридцатки.
— Всеволод, а вас часто на дорогах останавливают? Никто не интересовался, что возите в этих пакетах?
— Один раз тормознули, спросили. Говорю: «Вторсырье вожу».
— И они поняли, что это?
— Хороший вопрос! По-моему, нет.
Загрузив очередную партию отходов, экотаксист замечает бутылки на газоне.
— Иногда иду и смотрю на то, что на газонах валяется — прямо глаз режет, — говорит мне Всеволод. — Подберу иногда до кучи, если вижу стеклянную бутылку. Все равно ведь прохожу мимо.
Компании в Петербурге тоже пользуются услугами вывоза отходов. Одна из них связана с фармацевтикой; в день нашего совместного выезда она сдала несколько ящиков из-под лекарств. Стекло — ценный ресурс. Другая передала на переработку 500 пластиковых бутылок из-под воды. Полтысячи штук одноразовой тары влезает в два огромных мешка. Всеволод берет один, второй достается мне. Мешок в половину человеческого роста почти ничего не весит, будто из воздуха.
– Однажды я приехал забирать пластик у этой компании на своей маленькой машине, так их бутылки с первого раза не влезли, — рассказывает Сева. — Мне пришлось доставать их из пакетов и мять вручную. Из двух пакетов получился один. Сейчас я у них стабильно забираю пластик три раза в неделю. Когда сотрудники привыкли отсортировывать бутылки из-под воды, там установили контейнеры для алюминиевых банок и стеклянных бутылок из-под соков.
Уже начинает темнеть. Еще несколько плановых заказов, затем несколько внеплановых. После них едем отвозить все собранное за день в «Точку сбора» на Боровую. Добираемся до пункта совсем затемно. Теперь самое сложное — разобраться, где и что рассортировано в едва различимых пакетах. На пункте уже стоит грузовая машина, тент над кузовом разбух от набитого вторсырья. Часть пакетов не влезла — они лежат на крыше. Остальное поедет следующей партией. Начальник пункта Дмитрий Кузнецов продолжает забивать грузовик. Мы с Всеволодом начинаем разгружать свой доверху набитый фургон.
— Сева, ну привози в следующий раз во вторник… Ты ж видишь, в понедельник нереально! — лицо Дмитрия доброе, но усталое. Ничего уже не влезает, тент на кузове так надут, что, кажется, еще чуть-чуть — и пакеты разорвут его изнутри. По словам Дмитрия, за день отсюда на перерабатывающие предприятия вывозят три такие грузовых машины.
На пункте вместе с начальником работает волонтер. Представляется врачом.
— Я живу здесь недалеко. Прихожу на несколько часов сюда, когда могу. Нервы! А здесь можно расслабиться, вон стекло побить. С людьми тяжело работать, потому что их бывает сложно переубедить. Раньше ко мне приходили на прием в основном офисные сотрудники с болью в спине. Они ездят на машинах и приходят, чтобы я их «исправил». А ты начни ходить пешком, не надо все время ездить на машине, так ведь? Но убедить человека трудно. И такая бессмысленная работа у меня получалась — они все равно продолжают ездить на своих автомобилях, а после жалуются, что все болит! Разделение отходов — совсем другая история. Тут ты всегда видишь тех, кто сознательно относится к этому процессу. Для того чтобы люди научились правильной сортировке, мы ходим по школам, библиотекам, читаем лекции, рассказываем, как правильно это делать… На Дне города стояли, объясняли, как разделять. Много, конечно, попадается провокаторов, которые говорят: «Ой, мне проще на помойку выкинуть!» или «За границей пункты приема на каждом углу, а тут идти надо». И начинают вот так нервы мотать. Ну ничего, нормы поведения постепенно меняются, ведь тема свалок всех беспокоит. Не надо злиться на людей — многим действительно пока некуда мусор сбрасывать, разве что под окна соседям.
Спустя минут сорок, разложив сырье по контейнерам, возвращаемся с Всеволодом в машину. Нас еще ждет девушка в Петергофе. Но после выезда из пункта приема я все-таки прощаюсь с экотаксистом. Он не в состоянии ехать дальше и решает отменить последнюю поездку, разворачивается домой. На часах уже седьмой час вечера, сил почти не осталось.
