Клятва родине

Виталий Лейбин
редактор отдела науки и технологии «Монокль»
18 февраля 2019, 00:00

— Ну, читайте.

— Что?

— Ну, я еще говорила, что надо выучить.

— А, да. Я… принимая гражданство Российской Федерации, клянусь исполнять Конституцию…

Прочел почти до конца. Офицер управления по миграции поняла, что текст я знаю, с улыбкой спросила:

— А беречь Россию будете?

— Уже давно берегу, — серьезно ответил я.

— Ну, тогда заполняйте, где галочки.

Не было строя и фанфар. Никакого пафоса — обычная очередь в районном МФЦ. Но для меня это чудо. Более 18 лет прошло с тех пор, как я уехал из родного Донецка и живу в Москве, а российское гражданство смог получить только сейчас. Любое столкновение с отечественной бюрократией для меня было русской народной кафкой, мифическим замком.

Помню, в начале 90-х я долго не мог восстановить свой студенческий и пробирался в общежитие ДАС МГУ, залезая на тринадцатый этаж по балконам. После расстрела Верховного Совета в 1993 году Россия обросла заборами и охранниками, так что уговорить пропустить не представлялось возможным.

После возвращения из Америки в 96-м я бегал (с советским паспортом) по разным работам, в том числе продавая в электричках китайские безделушки, чтобы купить только что родившемуся сыну еду и пеленки. Тогда заметил, что не надо выходить на улицу одновременно в пиджаке и небритым: так чаще останавливала милиция, подозревая во мне лицо кавказской национальности.

В начале 98-го я получил приятно оплачиваемую работу на выборах в Верховную Раду, но понял, что не могу вылететь из Днепропетровска. И тут вспомнил ребенка, друзей, потерю работы из-за грядущей волокиты и вообще навоображал всякого. К счастью, на Украине всегда (вплоть до начала войны в 2014 году) относительно небольшое бабло побеждало зло, и я «ускорил» получение украинского паспорта всего за сто долларов.

Однажды на станции Казачья Лопань я сидел в пограничном обезьяннике вместе с массой ошалевшего русско-украинского народа, у которого были не в порядке документы: просроченные паспорта, отсутствие разрешений на ребенка, отклеившиеся фотографии, нерастаможенное мелкое барахло… Казачья Лопань для меня — символ дьявольской сущности границ между людьми. Только что-то стало налаживаться, как сообщение практически прервалось из-за войны.

В 2006-м у нас началась либерализация; наконец легко можно было стать легальным мигрантом — регистрация делалась на почте, а разрешение на работу я получал раз десять. Я был с моим постсоветским народом, «там, где мой народ, к несчастью, был», но только сбоку. Зарабатывал нормально, поэтому фирмы-посредники избавляли меня от необходимости по морозу выстаивать очередь в железной клетке, вместе с братьями из Средней Азии.

Но большой путь до гражданства я долго не мог пройти. Я начал пользоваться всеми новыми упрощениями законов. Выезжал и въезжал для регистрации. Получал вид на жительство как высококвалифицированный специалист. Получил вид на жительство как «носитель русского языка» — тут мне помогли высокопоставленные товарищи как известному журналисту. Я сдавал документы раз пять из-за мелких ошибок в заполнении, несмотря на содействие и помощь фирмы-юриста. Документы на гражданство подавал всего два раза: юрист знал об очередных мелких изменениях в форме заявления, а пару неточностей поправил тут же с флешки.

Принятие гражданства России для меня — духовное приключение. То, что раньше было личной фобией, стало общим сопереживанием. Увы, донецким землякам я по своему опыту ничего подходящего посоветовать не могу.

Но клянусь беречь.