— О чем этот закон, что за суверенизация рунета?

— Задача законопроекта, по словам тех, кто его вносит, заключается в создании возможностей автономного функционирования интернета на случай, если кто-то попытается его, условно говоря, отключить. Но многие эксперты в своих отзывах сходятся в том, что не очень понятно, от каких именно угроз эта инициатива должна нас застраховать. Сам законопроект, строго говоря, не имеет отношения к этой цели, потому что это проект по техническому регулированию — он содержит очень детализированный перечень мероприятий, которые необходимо совершить для того, чтобы рунет стал более самостоятельным в случае, если он будет отключен от всего остального интернета.

При этом государство сейчас само пытается отключить внешние каналы, но в случае с Телеграмом не смогло этого сделать. По всей видимости, поэтому эксперты говорят, что новый законопроект должен заставить Телеграм и прочих «заткнуться». Но, поскольку цензура запрещена нашей Конституцией, законопроект носит подчеркнуто лживый, фиктивный характер. Он как бы весь построен на вранье, поскольку нацелен на нарушение основного закона РФ.

Законопроект, похоже, разрабатывался в Минкомсвязи и в ФСБ; при этом настоящий его автор, скорее всего, — замминистра связи Алексей Соколов. Он одновременно кадровый офицер ФСБ и, как многие подозревают, возможный бенефициарий, лоббист производителей оборудования. Поэтому другие участники рынка говорят, что законопроект и цензуру ввести не сможет, поскольку является, скорее, коммерческим.

В отношении этого законопроекта не понятно практически ничего: его вносят люди, у которых нет никакой технической компетенции — так что они, как кажется, не могут быть его реальными авторами. Они утверждают в сопроводительном письме, что на реализацию этой идеи не требуются средства, но, скорее всего, это не так. Если бы на старте был проведен честный анализ и не было бы нарочитого лицемерия, то законопроект восприняли бы по-другому.

— Такие суждения должны быть обоснованны. Откуда вообще возникает подозрение в конфликте интересов?

— Соколов — замминистра связи, который по должностным обязанностям отвечает за все эти вещи; его имя должно быть первым в обязательном антикоррупционном заключении, но в результате выбора другой формы подачи законопроекта эта проблема «решается». И именно то, что официально он за кулисами, вызывает подозрения. Антикоррупционная экспертиза должна быть готова через шесть дней, она сейчас проводится. Но самое интересное в этом вопросе — что будет в экспертизе? На какие вопросы, по идее, должна отвечать антикоррупционная экспертиза? Есть ли люди, которые заинтересованы в том или ином варианте проекта? Есть ли бенефициарии, которые заработают на этом? Участвовали ли они в разработке законопроекта? Из-за того, что закон вносится по-другому, экспертиза будет устанавливать, есть ли какая-то заинтересованность у официальных авторов, Клишаса, Лугового и Боковой, в том, чтобы на этом заработать. У них нет.

— Чем принятие закона грозит российским пользователям?

— Ухудшением качества сервиса, расширением возможности цензуры, блокировки. Но реальный смысл этого закона вообще, на мой взгляд, в другом. А именно в том, чтобы легализовать огромные финансовые потоки вне привязки к результату.

— А как это может сказаться на экономике страны в целом? Может, и неплохо, если российские интернет-компании получат дополнительные ресурсы?

Мы не знаем. В законопроекте этого нет. Для экономики страны это означает рост налоговых поступлений с предприятий, которые будут делать оборудование. Еще расходы на создание суперрегулятора РКН, который будет сам за собой следить. А сколько им денег нужно? Непонятно. Они же готовятся к предстоящей встрече с противником, они же с Америкой воевать будут! Сколько денег нужно, чтобы Америку победить? Все, что есть, плюс те, которых нет.

В этом проекте есть, наверное, попытка создать более четкий инструмент по внедрению антиконституционного механизма цензуры. Потому что пока по какой-то причине цензура не получалась. Надо же или поменять Конституцию, или придумать какую-нибудь концепцию типа «хейт-спич» и прочей политкорректности, как те же американцы. Но ничего этого нет, есть только попытка контроля за каналами вообще, без конкретики и целей. Хорошая она или плохая — закон не дает возможности понять.

— Есть ли в теории способ отключить какую-либо страну от глобальной сети?

— Можно электричество выключить, но отключится ли при этом интернет? Наверное, нет. Это неизвестно, это вопрос научный, а проект не предполагает научной экспертизы, он предполагает зарабатывание. В действительности бизнес авторов законопроекта — пробовать. Более того, они не заинтересованы в том, чтобы все получилось сразу, потому что им каждый год за это платят! Они заинтересованы, чтобы война с интернетом была вечной и безрезультатной.

— Но этого же не может никто не замечать?

— Если это делается через ФСБ, какая разница, замечаешь ты это или нет? Кто рот откроет, кроме меня? Я в СПЧ, я по работе могу критиковать ФСБ. Но даже мне неизвестно, чего мне это будет стоить, потому что работа закончится, а ФСБ останется.

И сейчас многое зависит от того, насколько качественно президентская администрация может отслеживать и отфильтровывать коммерческие законопроекты.

— Возможен ли какой-то исход событий, благополучный для страны?

— Что значит «благополучный»?

— Например, если закон не будет принят окончательно или его существенно доработают.

— Это тоже нельзя считать благополучным исходом. Проблема в том, что все эти законопроекты («пакет Яровой» и прочие) во многом основаны на неочевидном предположении, что имеющихся в распоряжении нашего государства технологий хватит, чтобы проконтролировать интернет. Это трагедия для нашей страны, потому что вместо того, чтобы реализовывать какую-то другую стратегию — информационная политика, безопасность и прочее, — мы, возможно, примем какие-то меры и сделаем инвестиции исходя из ошибочной картины реальности, проставив ложные задачи. Насколько мы действительно можем выиграть в деле контроля за интернетом? Мои ощущения от Китая состоят в том, что мы не можем выиграть. А если выиграем, то, возможно, игра не будет стоить свеч, потому что потеряем мы больше, чем получим.

— Но глобальная кибервойна — это всерьез?

— На самом деле воевать нет ни возможности, ни желания. Наша элита не нацелена на то, чтобы находиться в противостоянии США. Она нацелена на разворовывание. Что на самом деле и хорошо, и плохо.

— Почему?

— Потому что если бы они всерьез строили диктатуру, у них, может, получилось бы. Если бы они готовы были умереть за нашу с вами несвободу. А так — им в принципе все равно, получилось интернет контролировать или не получилось: они на процессе зарабатывают. Если, не дай бог, получится, то больше нельзя заработать на этом. Война с интернетом будет вечна, до тех пор пока они на ней зарабатывают.

Законопроект не содержит критериев оценки успешности реализации, поэтому нельзя оценить, хорошие он меры предлагает или плохие. Даже нельзя оценить, ради чего он предпринимается — потому что случаи, в которых он вступит в силу, не перечислены. То есть можно вообще ничего не делать — просто забрать деньги и сбежать. Или даже не сбегать, а подождать год и взять еще. Это сказка, а не законопроект! Он не несет прямой угрозы вообще никому.

— Правда ли, что в России на сегодняшний день есть корневые серверы, которые в случае отключения от зарубежных серверов позволят рунету функционировать? Что нет непосредственной угрозы?

— Конечно. Все участники рынка намекают на то, что основным мотивом создания закона являются коммерческие соображения прямых бенефициариев предлагаемых мер.

Поймите меня правильно. Конечно, в стране колоссальный дефицит специалистов хорошего уровня в телекоме. Логично предположить, что лучше всего в теме разбираются те, кто что-то сам делает – например, производит оборудование. Не вызывает сомнений и то, что сама по себе тема актуальная, главных вопроса два. Первый – не ввязываемся ли мы в войну, которую нельзя выиграть? Второй – не нанесём ли мы себе сами во имя гипотетических угроз совершенно реальный ущерб прямо сейчас, например, в виде передела рынка провайдеров, нарушения устоявшегося и в целом устраивающего нас режима функционирования отрасли связи, которая так долго и мощно росла?

Есть конфликт интересов или нет – решать не нам, у нас нет для этого информации. Есть люди, которым я доверяю, которые хвалят замминистра, говорят, что он сведущий и компетентный человек. Другие ругают. Но сейчас это уже не важно. Главная претензия состоит в том, что законопроект не обсуждался с экспертами, как и закон Яровой, он стал сюрпризом для индустрии и вносится явно не должным образом. Но можно говорить и о разногласиях в плане стратегии. Наши интернет-компании до последнего времени обладали огромным экспортным потенциалом, мы были нацелены в том числе (а иногда – в первую очередь) на внешние рынки.

У нас получалось зарабатывать на этом. Программа «Цифровая экономика» и стратегия правительства и вовсе предполагает экономический прорыв. Но если мы сейчас пойдём вот так – без обсуждения и понимания – за теми, кого интересует только местный рынок, кто готов поменять всю систему ради гипотетических угроз – как это изменит перспективы программы «Цифровая экономика»? Не сделает ли это её нереализуемой частично или полностью? Почему мы не обсуждаем публично все эти вопросы? И почему, строго говоря, вообще понадобился этот законопроект? Почему эта история не была изначально частью той же «Цифровой экономики»? Это позволило бы гармонизировать интересы различных участников рынка, нащупать какой-то баланс. А теперь уже, получается, поздно обсуждать вопрос по существу.

Необходимо просто остановить этот законопроект и сделать всё так, чтобы не включать наши худшие стереотипы, отмести все подозрения… Возможно ли это? Не знаю.