7 вопросов Игорю Каляпину, правозащитнику

Анна Рыжкова
25 марта 2019, 00:00

20 марта Межрегиональная общественная организация «Комитет против пыток» опубликовала отчет о своей деятельности. В 2018 году поступило 147 жалоб, пять дел удалось довести до суда. Председатель «Комитета против пыток» Игорь Каляпин объяснил «РР», почему СК стал еще реже возбуждать уголовные дела о пытках и почему даже серьезные телесные повреждения не считаются весомым доказательством

Межрегиональная общественная организация «Комитет против пыток» / Михаил Солунин

1. Кто может стать жертвой насилия со стороны сотрудников правоохранительных органов?

Существует некий миф, что жертвой пыток могут стать люди, принадлежащие к определенным группам риска. Все думают, что если они не числятся в рядах оппозиционеров, не относятся к категории ворующих чиновников, не являются сторонниками Навального, то их это никогда не коснется. Но подавляющее число наших дел доказывает обратное! У нас территориальный принцип работы, мы не беремся за резонансные дела — берем отдельный регион и в нем принимаем абсолютно все заявления, поэтому ведем статистику по социальному статусу или уровню образования людей, которые оказались жертвами. Подавляющее число — обычные граждане, которые просто были на кого-то похожи, были задержаны по непонятным причинам и имели наглость вопросы задавать, «права качать». А заканчивается все тем, что их пытают, делают инвалидами и заводят против них уголовные дела.

2. Что нужно, чтобы на сотрудника правоохранительных органов завели уголовное дело?

У нас есть много дел, по которым срок давности, 10 лет, уже истек, а дело так и не возбудили. Есть дела, по которым СК умудрялся выносить более 30 постановлений об отказе возбуждения уголовного дела; все они потом признавались незаконными и отменялись, а СК выносил все новое и новое аналогичное постановление — даже грамматические ошибки там сохранялись. В моем родном Нижнем Новгороде мы дотащили до суда дело Сергея Ляпина, были привлечены наконец два сотрудника полиции, а дело прекратили все равно, потому что истек десятилетний срок прямо в суде! Так бывает не всегда, мы часто добиваемся возбуждения уголовного дела, но, как правило, все начинается с отказов. Чтобы СК возбудился сам, должен быть труп — чтобы жертву просто забили насмерть.

3. А если жертва пыток успела зафиксировать серьезные телесные повреждения — это гарантия того, что уголовное дело заведут?

Нет. Чтобы дело точно возбудили, нужно опубликовать видео в известном СМИ или по телевизору показать. Или чтобы, как в Татарстане, человека не просто забили насмерть, а еще и бутылка из-под шампанского в заднем проходе оказалась. У вас могут быть следы от применения электротока, могут быть свидетели, а СК, греша перед законом, логикой и здравым смыслом, раз за разом будет выносить постановление об отказе. Почему эти постановления потом так легко судом отменяются как незаконные? Это ведь не какой-то Страсбургский суд делает, это делают наши обычные районные суды. Дело в том, что незаконность отказов совершенно очевидна не юристу даже, а любому здравомыслящему человеку.

4. Почему тогда СК продолжает выносить постановления об отказе?

Сам следователь в основном занимается бумажной работой, а всех убийц и насильников ищут сотрудники соответствующих подразделений полиции. От этих оперов зависит то, насколько успешной может считаться работа следователя. И вдруг однажды ему приносят заявление о том, что коллега совершил преступление. Да, он в другой форме и околыш на фуражке у него другого цвета, но они каждый день вместе в своем районе работают, они зависят друг от друга и почти родственники. Очевидно, что в СК должна быть специальная структура, которая занималась бы раскрытием должностных преступлений и в которой состояли бы люди, не связанные со следователями личными отношениями и многолетней совместной работой.

5. Есть что-то, что заметно отличает 2018 год от предыдущих?

Да, СК стал еще чаще и без всякой оглядки на ведомственный контроль вносить отказные постановления — пачками и очень цинично. Эта тенденция сложилась на протяжении двух последних лет. Раньше следователей за вынесение постановлений, которые потом оспаривались в суде, привлекали к дисциплинарной ответственности, лишали премий, делали выговоры. Сейчас это происходит гораздо реже, что немедленно отражается и на практике. На прошлой неделе в Анапе прекратили уголовное дело, которое возбудили только с двенадцатого раза! В течение нескольких дней пытали четырех человек, которые были задержаны за административные нарушения — документы полицейским не предъявили. Одному из них прямую кишку порвали милицейской дубинкой, у всех следы от воздействия электротока. В итоге все написали явки с повинной и признались в разбойном нападении. Несмотря на следы пыток, в возбуждении дела отказывали 11 раз, а после того как возбудили, прекратили его. Мы это обжалуем, но, к сожалению, никто ответственности не понесет.

6. Почему такая тенденция усилилась?

Я думаю, просто у нас власти заинтересованы в том, чтобы потенциал насилия и способность правоохранительных органов обвинить любого человека в чем угодно сохранялись. Очень удобно, когда человек сам еще через пару дней сознается в том, что он террорист, экстремист, убийца.

7. Каковы компенсации человеку, который пострадал от пыток?

Компенсации по очень схожим делам могут существенно отличаться. Мы знаем случаи, когда люди, подвергшиеся избиениям или пыткам электротоком, получали 3 миллиона рублей, и по точно таким же делам — 3 тысячи. Совершенно непонятно, какой логике, какому представлению судьи о справедливости это подчиняется.