Тонкий юмор и светлая грусть. А можно и наоборот: светлый юмор и тонкая грусть. Жизнь как тост. А тост как жизнь. И все будет — верно. И понятно, о ком это, кто это. Не надо уточнять: кинорежиссер, великий, мастер слова, целая эпоха… Ему не понравилось бы, хоть он и не подал бы виду. Слишком серьезно, чересчур помпезно. Сказать — Георгий Данелия.
И достаточно. И кстати: а, где киндзмараули, почему все еще не несут?! Он ушел. Но кажется, что не в вечность, а в творческий отпуск. Допустим, на Валдай или в Тушетию. Допустим, чтобы написать новую — не книгу, боже упаси, а книжку. Книжку-антидепрессант — которая вроде и о себе, а на самом деле — о нас всех.
С любимыми историями, вроде такой: «…Мне было интересно посмотреть на этого Попова, жизнелюба и покорителя женских сердец. Я, как и все первокурсники, сидел на балконе и очень удивился, когда увидел сверху, как по проходу партера неторопливо идет к сцене маленький, с пролысиной на макушке, в мятом пиджаке, парень лет двадцати пяти.
Он вышел на сцену, встал на трибуну, выждал, пока в зале не наступит полная тишина, а потом спокойно сказал в микрофон:
— Я вас… (непечатное слово)! Вопросы есть? Вопросов не было. Наступила гробовая тишина. Попов спустился со сцены, неторопливо пошел по проходу, вышел из зала и закрыл за собой дверь. Тишина стояла такая, что слышно было, как на люстре почесалась муха. Покаянную речь Попова я запомнил на всю жизнь. А это собрание было и остается моим самым любимым».
Из книги Георгия Данелия «Тостуемый пьет до дна»
Он ушел. Но кажется, что на время, закрыв неплотно дверь за собой. Полетает там, где летают такие, как он, легкие, ироничные. Хоть на пепелаце, хоть на миминовском вертолете, одним словом — на бабочке, если по-грузински. И вернется. И принесет киндзмараули. И скажет тост.
