7 вопросов Владимиру Легойде, церковному и общественному деятелю

Марина Ахмедова
обозреватель журнала «Эксперт»
22 апреля 2019, 00:00

Накануне Пасхи «РР» поговорил с Владимиром Легойдой о самых острых проблемах, с которыми сталкивается Русская православная церковь — об отношениях с Константинополем, о взаимодействии с обществом и исчезновении из жизни человека евангельских истин

Владимир Легойда, церковный и общественный деятель (Автор фотографии: священник Игорь Палкин)
Читайте Monocle.ru в

1. Вы только что посетили Ватикан. Значит ли это, что Русская православная церковь будет налаживать более тесные связи с Ватиканом?

Это была рабочая поездка. В первую очередь я знакомился с устройством информационной службы Ватикана — Дикастерии по коммуникациям, образованной в 2015 году. Ее сегодня возглавляет Паоло Руффини. Первый в истории католичества случай, когда на таком посту находится мирянин.

2. Прямо как в Русской церкви — вы ведь тоже первый мирянин, возглавивший синодальное учреждение. Связано ли это сближение с украинской церковной ситуацией и разрывом с Константинопольским патриархатом?

Нет. Это была плановая поездка, проходившая по приглашению посольства РФ в Ватикане. И по благословению Святейшего Патриарха Кирилла, естественно.

3. Судя по сообщениям прессы, вы обсуждали с представителями Ватикана в том числе взаимодействие церкви с обществом. Какой их опыт показался вам применимым у нас и как ваш опыт мог бы помочь им?

У христиан во всем мире общие проблемы: стремительное исчезновение из жизни современного человека евангельских истин. Я общался в основном с медийщиками, мы говорили на одном языке: социальные сети и мессенджеры, профессионализм журналистов, фейк-ньюс и т. д. Как в этом «дивном новом мире» свидетельствовать о Христе? Как достучаться до сердец молодых, общающимися короткими эсэмэсками и картинками эмодзи? У католиков богатый опыт служения милосердия, волонтерской работы… При этом им очень важен опыт наших новомучеников XX века, его осмысление сегодня Русской церковью и обществом.

4. Я читала в вашем телеграм-канале сообщение о тяжелой ситуации в селе Копытов Ровенской области. Пытаясь захватить храм, активисты ПЦУ издевались над священником и его семьей. Церковь вообще ничего не может сделать для того, чтобы поддержать этих людей?

Церковь всегда молится. Не надо недооценивать силу молитвы. Это главное. Наша Церковь на Украине — единственная каноническая Украинская православная церковь — пытается действовать и в правовом поле. Хотя это становится все сложнее.

5. 15 апреля горел собор Парижской Богоматери. Патриарх Кирилл направил послание архиепископу Парижскому Мишелю Опети. Он призывал верить в то, что святыню восстановят, и заканчивал словами: «С любовью во Христе». Это словосочетание всегда употребляется в таких случаях? Мне послышалось в этом что-то теплое, чего обычно не найти в официальном послании. Создалось впечатление, что, разорвав отношения с Константинополем, мы ищем внимания католиков. Так ли это?

Это обычная форма в переписке, но я бы не стал называть ее официальной. Язык не поворачивается.

Хочу заметить, что в решении Синода не говорится о разрыве отношений с Константинополем. Сказано, что действия Фанара «делают невозможным для нас продолжение евхаристического общения». И это не случайно: де-факто разрыв совершил именно Стамбул — мы лишь констатировали эту новую ситуацию, то есть невозможность общения в настоящее время. Да, они об этом не говорят. Но это все равно что обворовать ваш дом, избить ваших домашних и при этом на словах признаваться в любви.

6. Многие пользователи соцсетей отметили, что пожар накануне Пасхи стал мрачным для мира предзнаменованием — Бог уходит из него и подает нам знаки. Как в Церкви относятся к таким сетевым реакциям?

Я полагаю, что мрачных примет времени хватает в ежедневной новостной ленте. Богу не обязательно допускать пожар собора Нотр-Дам, чтобы постучать в наши сердца. Он это делает постоянно. Например, когда мы видим бездомного на улице. Или брошенную собаку. Главное — не что происходит, а как мы на это реагируем.

7. Мы сейчас приближаемся к Пасхе. Церковь накануне праздника скажет что-нибудь ободряющее — неофициальное, действительно укрепляющее ее взаимоотношения с обществом?

Две тысячи лет назад с Креста на Голгофе прозвучали слова, с которых началась новая эра в истории человечества: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят». А на третий день после распятия прозвучало главное: «Христос Воскрес!» Любовь победила зло и смерть. Ничего более ободряющего ни до, ни после никто сказать не смог. А я даже и пробовать не буду. Просто отвечу: «Воистину воскрес Христос!»