Паспорт в обложке с надписью «Севастополь», пенсионное удостоверение с печатью и эмблемой ФСБ России, иконка, селфи-палка, самописный плакат на ватмане, смартфон, — все это Татьяна Ивановна Джинчвеладзе аккуратно выкладывает на своей кровати, точно трофеи или награды. Но это, скорее, доспехи, без которых она не выходит ни на одну свою битву, в российском законодательстве именуемую одиночным пикетом.
Татьяна Ивановна, по сути, профессиональный протестант. «За три года на моем счету семь пикетов: три в Москве, остальные в Твери», — хвастается она, перечисляя хронологически, где проводила, когда — словно летчик-истребитель рисует на фюзеляже своей машины звезды подбитых немцев.
— Ей-богу, — говорит она, — я этого не хотела и не я это начала, но так повернулась жизнь.
Наивная
Жизнь повернулась так, что однажды летом Катя и Даня, ее внуки, возвратились из гребной спортшколы, где занимались, все в грязи. И бабушкино терпение лопнуло. Да и то правда, сколько можно такое выносить: дорога от автотрассы к школе, эти несчастные триста метров, в центре города, больше напоминает полосу препятствий — неосвещенная, с заросшими буераками по сторонам, и еще в дождь ее размывает; в самой школе нет воды, даже технической, и детям негде не то что душ принять после тренировки, а просто руки помыть; вместо раздевалок — вагончики типа строительных; отопление на ладан дышит, а туалет, стыдно сказать, и не туалет вовсе, а две дырки типа «очко» — считай, выгребная яма в гребной школе…
Именно с того самого момента в 2016 году берет начало история борьбы за эти школу и дорогу.
— Я была такая наивная, — вспоминает Татьяна Ивановна, посмеиваясь. — Думала, это дело очевидное — нельзя ведь жить в таком ужасе, школа-то еще при Сталине строилась, — надо только подтолкнуть власть нашу тверскую, и все исправится.
Решила она обратиться сразу к губернатору. А чего мелочиться, известно же, что в России, чтобы чего-то добиться, надо выходить сразу на первое лицо! Так, мол, и так, написала она, гордость области в плачевном состоянии, надо хотя бы нормальную дорогу проложить, а потом уж и новую школу строить.
Почему дорогу — в первую очередь? По сравнению со школой это быстрее и дешевле. А еще потому, что Татьяне Ивановне кто-то рассказал, как тоже в детстве в этой школе занимался и как страшно было ходить там зимой, когда рано темнеет.
— Дрочуны в кустах прятались, бомжи, — сообщает.
— Дрались?
— Дрочуны, говорю же! Дрочили они там. Я этого не знала, внуки не рассказывали. Всяких у нас людей хватает, и такие есть — ненормальные. Поэтому детей иногда провожали тренеры.
На первое ее письмо пришел ничего не объясняющий ответ: проблема под контролем, но надо подождать. Все по законам жанра прокрастинирующей бюрократии. Тогда Татьяна Ивановна отослала второе письмо, затем другое, третье… А также — для надежности и пущего эффекта — в областное правительство, в городскую администрацию и в департамент дорожного хозяйства. Она и сама не может точно сказать, сколько всего прошений ей пришлось составить, чтобы добиться от чиновников какой-либо внятности. Но каждый раз на ее адрес приходили классические отписки.
— «Денег нет», вот что было в этих ответах. Мои письма просто перенаправляли туда-сюда, — вспоминает Татьяна Ивановна. Она никак не может понять, как это — «нет». На Крым есть, на трассу Москва — Санкт-Петербург есть, а на детей нет?!
Единственное, к чему привела ее активность, — те кусты, засады эксгибиционистов, вырубили. Спасибо, конечно. Но ей этого было мало, совсем не того она добивалась.
В то же самое время Татьяна Ивановна зарегистрировалась на Фейсбуке; ей сказали, что именно на этой интернет-площадке собираются грамотные люди, с которыми можно обсудить ее проблему. Сейчас у Татьяны Ивановны почти пять тысяч друзей, которые так или иначе вовлечены в историю ее противостояния с властью. А еще у нее есть активный аккаунт ВКонтакте и канал на YouTube, где она ведет летопись своей борьбы и выкладывает видео.
— Как-то раз мне сказали: «Вы политический блогер», — не без гордости замечает она. — А раньше я кем была? Бабушкой, которая сидела в «Одноклассниках» с друзьями детства из Грузии.
Активная
Жизнь сложилась так, что родилась Татьяна Ивановна в Тбилиси, в семье офицера. С отличием окончила музыкальную школу по классу фортепьяно. Работала стюардессой в «Аэрофлоте». Обслуживала самолеты разных типов: от ИЛ-14 до ТУ-154. Так и облетала весь Союз — жуть как интересно было, говорит.
— Вы думаете, откуда у меня такой голос? Попробуйте на малой авиации при работающих двигателях, да на одних связках — ведь микрофонов не было, — донести информацию хотя бы до середины салона! — объясняет Татьяна Ивановна командирским голосом, который теперь здорово пригождается в беседах с чиновниками.
…А потом утонул ее первый муж — несчастный случай. Хотя она боялась, что разобьется — тот управлял вертолетами санавиации. Вертолеты, Грузия, песни под гитару — настоящий Мимино, эх.
Оставшись с ребенком, Татьяна Ивановна пошла на службу в армию, по стопам отца.
— Вот я и оказалась в тбилисской пограничной части в звании прапорщика, — рассказывает она. Так разъясняется загадка пенсионного удостоверения с печатью ФСБ.
— Я всегда была активная. Ну не могу смотреть равнодушно, когда воруют! Вся в отца. Он, чуть что, к своим солдатам бежал, и ночью тоже: я, говорил, должен, я для них отец родной.
Татьяна Ивановна и в КПСС для этого вступила, а не для карьеры или по убеждению. Поняла, что с ворами так легче бороться: ведь все они члены партии, и только на партсобрании можно все им высказать, даже замполита пропесочить.
— И они не могли ничего сделать. Только зеленели.
Она буднично рассказывает истории своей борьбы.
Как распадался СССР — она служила то в должности начальника коммунально-эксплуатационной службы, то продовольственной, то в секретной части; под шумок реорганизаций начали тащить с баз снабжения и под видом капремонта, а она всякий раз писала в военную прокуратуру. На вопрос, были ли репрессии, Татьяна Ивановна отмахивается: какие репрессии, по уставу женщину запрещено отправлять в наряд, а других способов давления нет.
Она уволилась в 2000-м. Будучи уже замужем второй раз — за офицером КГБ, за Толиком, как она зовет его ласково. Вот он, сидит напротив и кивает в такт ее рассказам, тысячу раз, наверное, слышанным, иногда показывая фотографии Татьяны Ивановны, где она молодая и в военной форме. «Какая красавица», — приговаривает.
— Мы уехали из Тбилиси, когда Грузия сформировала свои погранвойска. Ведь до этого их границы охраняли россияне. Да и жизнь стала для русскоязычных совсем некомфортной.
Она гневно рассказывает о нападениях на российских офицеров прямо у штаба погранвойск, о том, как ее сына избили на улице за незнание грузинского. С тех пор в Грузию ни она, ни муж больше не ездили.
А тогда они получили жилищный сертификат и поселились в Твери. Соседи с ней здороваются, некоторые преувеличенно радостно: теперь она почти что звезда. У семьи большая квартира, где есть все для спокойной жизни. Сел в кресло и смотри телевизор… Но Татьяне Ивановне так скучно.
Она продолжает работать, хотя ей 63 года: трудится уборщицей в Тверском медуниверситете на кафедре патанатомии.
И кстати, телевизор не смотрит. Там одно вранье, говорит.
— А где не вранье?
— За окном.
Это означает, например, поездку в Крым. Она с мужем отправилась туда летом 2014-го, сразу после референдума — и убедилась, что крымчане голосовали за присоединение без принуждения.
Смекалистая
Жизнь повернулась так, что она все-таки встретилась с тверским губернатором Игорем Руденей. В очередной раз ей пожаловался сын, что в его квартире холодно, батареи едва теплые, и много лет уже так. А уж сколько раз они всем подъездом обращались в управляющую компанию, но те не реагировали. Тогда Татьяна Ивановна позвонила на горячую линию губернатора и продублировала звонок письмом по электронке. Вскоре откликнулись из УК: подпишите, просят испуганно, что мы все отремонтировали. Значит, подействовали те звонок и письмо! И оказалось, работы-то было всего на полчаса. Что сделала Татьяна Ивановна? Дала хвалебный отзыв — ведь что хорошо, то хорошо. А затем пришел и ответ из администрации области — с предложением прийти на встречу с губернатором, посвященную 15-летию «Единой России».
— Это была их ошибка, — довольно говорит Татьяна Ивановна. — Они же не знали, с кем связываются. Думали, бабушка прославить захочет… Клюнули, что я им маслом-то помазала.
Когда ей на этой встрече предоставили слово, она сначала поблагодарила за те батареи в квартире. А потом плавно перешла к школе: нет того, нет сего, надо то и это. Словом, «плюнула я ему на колбаску», сообщает она.
Губернатор, не перебивая, выслушал. Затем ответил, что нужны вливания из федерального бюджета; они будут, но попозже — в 2018–19 годах, а пока договоримся так: летом 2017-го будет построена капитальная дорога с тротуаром, освещением и парковкой и поставен новый туалет.
Татьяна Ивановна человек простой, но смекалистый. «Я пограничник, — сказала она, закрепляя успех, — дайте мне слово офицера, что не уедете из области, не выполнив обещания».
Что оставалось делать губернатору — кругом же телекамеры, журналисты, соратники по партии! Он пообещал.
Но и на этом она не остановилась. В таком случае, говорит, мне бы ваш сотовый телефон, а то я четыре месяца не могла к вам пробиться, звонить по пустякам не стану, только если город начнет тормозить строительство.
Что оставалось делать губернатору. Сказал, что скомандует. Все присутствующие аж обалдели. А Татьяна Ивановна, удовлетворенная, вышла из зала.
Телефон она потом действительно получила.
— Губернатор у меня в списке контактов записан под секретным именем — Мишаня, чтобы никто не догадался.
— Почему так пренебрежительно?
— А по этому номеру мне ни разу не ответили. Наверное, он у них специально для таких, как я, сумасшедших — так они называют тех, кто их критикует.
— В самом деле, считают вас тверские начальники городской сумасшедшей, как думаете?
— А мне, извините, насрать. Они своего слова не держат. Неужели я буду переживать, кем они там меня считают?!
Неуязвимая
Жизнь повернулась так, что в прошлом году о борьбе Татьяны Ивановны за школу питерская студентка-кинематографист Алина Плужная сняла короткометражку «В двух часах от Кремля» (https://www.youtube.com/watch?v=QIOAnZLHqTs), которая победила в конкурсе «Я — созидатель» (в рамках конкурса этот проект был опубликован под названием «О храброй женщине Татьяне Джинчвеладзе»).
Мы едем в ту самую школу — если на машине, то это минут пятнадцать от дома Татьяны Ивановны. Территория огорожена забором, у входа пять автомобильных покрышек, образующих эмблему Олимпиады — это, видимо, означает, что у школы статус олимпийского резерва. На вахте крутится охранник, тревожно глядя на Татьяну Ивановну. Раньше ворота были открыты настежь — заходи кто хочет! Теперь же, когда из-за активной пенсионерки вся страна знает, что здесь вместо туалета два «очка», они заперты — объект стал режимным. Внутрь Татьяна Ивановна не заходит. Однажды уже не пустили, говорит, больше не хочу.
А та самая дорога преткновения какой была, такой и осталась — убитой. Разве что старой асфальтовой крошкой посыпали.
— Теперь понимаете, почему я стала пикетировать? — риторически спрашивает она, широким жестом обводя окрестности. — Знаете, я же охраняла границу и никогда против власти не шла, всегда ей верила. А что такое пикет для меня? Последний способ до власти достучаться.
И это правда. Прежде чем взяться за пикеты, она чего только не предпринимала.
Запустила петицию на Change.org, которую подписали 115 тысяч человек. Стучалась на телевидение. Добилась встречи с тогдашним депутатом Госдумы от Тверской области Владимиром Васильевым. Записалась в активистки ОНФ, вспомнив свой опыт в КПСС, чтобы проще было пропесочивать оппонентов, но вскоре разочаровалась, поняв, что это та же самая «Единая Россия», только вид сбоку. А еще съездила в Москву — к замминистра спорта и в приемную Президента РФ.
И везде обещали помощь: обсудим, поговорим, решим — «мы же понимаем, что вы не для себя, а для детей».
Рассказы Татьяны Ивановны об этих встречах, о том, как она подлавливала начальников для разговора — в коридорах администраций и на улице во время обеденного перерыва — напоминают сатирические новеллы Аверченко. Дошло до того, что она, сознательно ерничая, чуть что, принялась бухаться на колени, чтобы смутить высокопоставленных собеседников.
— Унизительно? Если для дела, то нет. Это был троллинг, прием. Теперь-то я уж в ноги не бухаюсь и не прошу. Теперь я требую! — жестко заявляет Татьяна Ивановна. — Помню, был февраль семнадцатого, — продолжает она. Кажется, что речь пойдет о стачках в Петрограде. В каком-то смысле так и оказывается. — Я просто нашла в интернете телефон горячей линии по запросу: «Позвонить Путину».
Так она попала на Ильинку, 23 — в эпицентр челобитья и размышлений у парадного подъезда.
— Советник был такой торжественный, говорит: «Татьяна Ивановна, вы должны осознать, что сейчас с вами проводят встречу от имени первого лица нашей страны». Меня аж оторопь взяла из-за важности момента. Выслушав мою историю, он сказал, что скоро губернатор пригласит меня на встречу. А еще спрашивал, почему директор школы, тренеры не добиваются решения проблемы вместе со мной. На что я отвечала: они боятся потерять место, а я — нет. Ушла тем не менее окрыленная.
Татьяна Ивановна для власти протестант практически неуязвимый: пенсионерка, ветеран ФСБ и не психичка — просто так в дурдом не запрячешь. К тому же своей работой не особо дорожит. Я мою полы, говорит; брошу эту тряпку — и все! Чего мне там платят, пять тысяч грязными?!
— Эх, жалко, что я тогда ничего не записывала на диктофон, все эти их обещания. Думала, что все по-честному, — сокрушается она.
На Ильинку она потом ездила еще раз, так и не дождавшись встречи с губернатором, к тому самому советнику — спросить, где же обещанная помощь. Но тот встретил ее уже совсем не так ласково: «Зачем вы сюда приезжаете, у вас такие амбиции и напор, отправляйтесь в прокуратуру». Выходя из кабинета, Татьяна Ивановна от обиды разревелась, в сердцах бросила: «Лучше пойду на Красную площадь и встану там с плакатом».
— Я никогда не думала про пикеты — ни про одиночные, ни про какие. Только по фильмам о них знала. Мне просто надо было дать им понять, что пойду до конца.
Отчаявшись, она встала на путь протеста — так рядовой человек со временем превратился в идейного оппозиционера. Это постепенное преображение можно проследить по текстам на ее плакатах. Чем дольше власти не реагировали, тем злее становились надписи, тем более заметной была политическая окраска. Начиналось все с безобидного «Дайте детям шанс стать чемпионами», а закончилось требованием отставки губернатора и других чиновников.
— Ладно бы они честно говорили, что не могут сделать! Сказали бы: так, мол, и так — будем стараться, посмотрим на возможности бюджета. Но ведь они обещают. И не выполняют. А потом изворачиваются. Дошло до того, что пытались дурачка включить — убедить меня, что этих трехсот метров к школе нет в реестре городских дорог, а значит, и ремонтировать нечего. Нет, вы подумайте! Еще намекали на какой-то там экстремизм…
А однажды ее спросили:
— Вот вы все это построите… А кому слава-то достанется, какой партии?!
Вот что для них главное, огорчается она. Даже вообразить не могут, что что-то можно делать без личной выгоды!
Все это и послужило поводом к возмущению. «В нашем кругу всегда было так: если дал слово, то держи или умри».
Татьяна Ивановна — этакая смесь Дон Кихота и Ивана Чонкина: романтическая упертость одного беспощадно сочетается в ней с хитроватой простотой другого. Таких ох как непросто сломить.
Упертая
Жизнь повернулась так, что во время одиночных пикетов ее задерживали дважды — в Москве и в Твери.
— Я же не знала, что на Красной площади пикетировать нельзя. Вернее, так: знала, что это запретная для пикетирования территория, потому что считается примыкающей к резиденции Президента России. Но понятия не имела, где заканчивается Красная площадь, где ее границы.
На этом она и прокололась. Ее задержали, едва она сделала шагов десять вверх по брусчатке мимо Исторического музея — с двумя плакатами, скрепленными веревкой: один на спине, другой на груди.
Она осела, поджав ноги, ее жестко подхватили. Остались синяки, которые впоследствии она зафиксировала в дежурном травмпункте Твери.
— Они так умеют — чтобы больно. Наверное, их этому учат, — говорит Татьяна Ивановна.
Потом ее отвезли в ОВД «Китай-город», долго составляли протоколы: изъятия плакатов, задержания. Она протестовала и снимала на камеру. Ей вызвали «скорую». Врачи оказались психиатрами. Спросили ее, всегда ли она такая упертая. Предложили сделать укол. Тут она и поняла: дело дрянь; испугалась, что отвезут в психушку, и сама вызвала уже другую «скорую», обычную. Потом оказалось, полицейские сообщили медикам, что есть опасность суицида.
В тот раз Татьяну Ивановну выручили друзья по Фейсбуку, знакомые с теорией и практикой уличного протеста. Дело в том, что все свои пикеты она транслирует в эту соцсеть. Кроме того, постоянно переписывается с френдами. Поэтому в руках у нее всегда смартфон. Вот для чего нательные плакаты — чтобы руки освободить для виртуальной коммуникации.
— Вы так ловко управляетесь с гаджетами, Татьяна Ивановна. Откуда это все — прямые эфиры, YouTube?
— А я на курсы ходила, — говорит она как о чем-то разумеющемся.
Чтобы грамотно освещать свои пикеты, она посетила два соответствующих занятия, по 400 рублей каждое. Их для всех желающих проводил в одном из тверских ресторанов знакомый, бывший телевизионщик, — устроил «ликбез для чайников». Теперь Татьяна Ивановна продвинутый пользователь: скрины делать — пожалуйста, видео выложить, даже смонтировать — тоже можно, текст расшифровать с помощью специальной программы — как нечего делать! Хорошо, что у нее сын программист; есть с кем посоветоваться.
В общем, поначалу в участке телефон у нее не отбирали, и она могла свободно консультироваться, например, с бывшим сотрудником МВД: как себя вести, что отвечать и подписывать. Потом один из полицейских все-таки телефон отобрал и стер все, что она поназаписывала. Сказал, разозлившись: «Мы вас должны проучить, чтобы вы больше со своими пикетами в Москву не приезжали. Пикетируйте у себя».
— Я первый раз оказалась в такой ситуации, — вспоминает она. — Думала, сейчас разберемся, что ошибка вышла, и я снова пойду пикетировать — у меня же время уходит, мне скоро на электричку, обратно до Твери.
Впоследствии был суд на Цветном бульваре, и Татьяну Ивановну оштрафовали на пять тысяч рублей за нарушение правил одиночного пикетирования. Друг по ФБ, юрист Давид Меладзе сначала помог, составив вместе с ней ходатайства, снизить сумму штрафа, а потом настоял на том, чтобы сама она штраф не платила, а попросила в соцсети собрать деньги. «Я же сама могу, — сказала она, — не попрошайка». «Пусть власти знают, что у вас есть поддержка», — ответил он. В результате деньги были собраны за день.
Тогда для нее все закончилось более-менее благополучно. Только мужа перепугала.
— Переживает он за вас?
— Очень. Хотя виду не подает — он же военный. А я все разговоры с ним начинаю словами: «Толик, ты только не волнуйся…»
Сама же она считает, что ее задержание в Москве не обошлось без санкции тверских властей. «Они знали, что я еду в Москву пикетировать, — говорит, — ведь я накануне об этом им написала — точное время и место сообщила».
— Зачем?
— Я воюю с открытым забралом.
То столичное стояние запомнилось ей забавным происшествием. Турист-иностранец протянул ей сто рублей, решив, что она нищенка. Экскурсовод ему сказал: это не то, это — политическое. Тот ушел смущенный.
В другой раз в Москве она пикетировала у главного входа Госдумы. И там случилось нечто невероятное, просто из ряда вон. Только встала, накинула на себя плакаты — тут же появился начальник охраны в штатском. Проверил паспорт, документы, сфотографировал их. Выслушал, по какому поводу пикет. Сказал: «Ваше дело — правое. Стойте». И ушел. Татьяна Ивановна до сих пор под впечатлением от этой сцены — все повторяет: «Вы только представьте себе!»
Красивая
Жизнь повернулась так, что ее седьмой пикет наделал шуму на всю страну и ее отчасти изменил. А вот и тот самый плакат — с требованием отставки тверских руководителей: жизнерадостные красные буквы на белом бумажном листе.
— Я поначалу много времени тратила, чтобы плакат сделать, — говорит она, — у меня ведь в школе трояк был по рисованию. Вымеряла линейкой. Сначала простым карандашом, чтобы ровненько, потом купила маркеры, не смываемые под дождем… А этот уже быстро смастерила. Вот увидите: новую школу построят, там будет музей, и я передам туда все эти плакаты!
Мы едем по местам ее боевой славы. Татьяна Ивановна, кажется, уже страдает манией преследования — а кто бы не страдал на ее месте! — вздрагивает при звуке полицейской сирены. Оказывается, ДТП.
Она помнит все имена, даты, названия документов; похоже, не прошла даром работа в секретной части. Каждый свой шаг документирует в Фейсбуке: куда идет, зачем, с кем встречается.
— Три крайних окна видите? Это губернаторские. Я прямо вот так стояла, — показывает, как — вытянув руки вверх, держа воображаемый плакат под наклоном. — Мне свои люди в администрации сказали, где он сидит.
Вот там хотела встать — у князя Михаила Тверского под конем, вот там стояла, под Лениным, рассказывает она; там удобная точка и народу всегда много, трафик пешеходный. Татьяна Ивановна рассуждает как военный разведчик: где господствующая высота, когда обед у депутатов и министров правительства, по каким дорожкам они ходят… При встрече она им не грубит, не дает повода оскорбиться, всегда начинает разговор словами: «Уважаемые господа».
— А к этому входу в дом правительства, — продолжает она, — в тот день другая одиночница вышла, девушка с плакатом «Руки прочь от Мигалово» — это у нас микрорайон такой на окраине, им там хотят супермаркет засунуть, а рощу вырубить, которую местные жители сами давным-давно посадили. Я сходила посмотреть, что на ее плакате написано, даже на всякий случай, хоть она и была за углом, прикинула, какое расстояние между нами. К тому времени я уже знала, что по закону одиночники должны располагаться на расстоянии от тридцати до пятидесяти метров друг от друга — в каждом регионе свой метраж. А тексты на плакатах не могут быть ассоциативно связаны между собой, то есть речь там должна идти о разных вещах, чтобы мы не нервировали полицию.
Полиция и раньше подъезжала к Татьяне Ивановне, когда она проводила пикеты на этой площади. Даже паспорт не просили — записывали личные данные с ее слов.
Однажды между ней и полицейским произошел такой доброжелательный разговор:
— Что случилось-то?
— Губернатор обманул — дорогу не построил.
— И из-за этого пикетировать?! У нас нигде дорог нет...
— У меня особый случай.
Но 5 июля прошлого года все было иначе — резко, цепко и безоговорочно.
В полдень она устроилась недалеко от главного входа. На плакатах — «В отставку». Стояла ровно час, никто на нее не обращал внимания. Вышла замгубернатора. Куда-то звонила. Приехал автомобиль ППС. И тут пошел дождь. Пришлось Татьяне Ивановне встать под козырек подъезда.
— Я же голову помыла, я на пикеты всегда красивая хожу, мне не хотелось ее мочить, — рассказывает она, смеясь; но видно, что тогда ей было совсем не до смеха.
Дождь кончился, она вышла и сразу попала в объятия полиции. «Вот теперь, Татьяна Ивановна, вы точно нарушили», — сказали они. «Что нарушила?» — спросила она. Они ответили: есть такой местный закон, можно пикетировать только на расстоянии не менее 50 метров от этого здания. Она попросила показать закон. Те съездили и привезли какие-то бумажки. И объяснили, что согласно статье 5.1 закона «О регулировании отдельных вопросов проведения публичных мероприятий на территории Тверской области» запрещено около зданий органов власти проводить публичные мероприятия — в том числе и одиночный пикет.
А после она услышала до боли знакомое: «Пройдемте». Стала пятиться, помня московские синяки, и оседать, как обычно, кричать… Они — как обычно, как учили, — начали хватать. Все это есть в YouTube, сообщает она, там 15 тысяч просмотров. Затем повезли в ОВД Центрального района. В машине было трое.
— Зачем вас столько? — спросила она.
— А если вы убежите, — ответил один.
— Пограничники не убегают, — сказала она.
По дороге позвонила адвокату, с которым познакомилась на одном из митингов в Твери; тогда он сказал ей: «Вы теперь оппозиция, ходите по тонкому льду, если что — обращайтесь». Спустя некоторое время он приехал в участок.
— Я подумала: вдруг что-то действительно нарушила, новый закон приняли, а я не знаю? Потом они сказали, что это закон 2006 года.
«Где вы раньше были, — стала возмущаться она, — это же был четвертый мой пикет на этом месте». Адвокат шептал ей: «Молчите! А то сейчас вам и прошлое припомнят…» Но она не слушала.
В общем, решили составлять два протокола. По нарушению пикетирования и неповиновению.
— Они все повторяли: «КоАП, девятнадцать, три», «Неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции». Старлей, гад, вообще написал, что я отказалась предъявить документы.
Она тем временем все спрашивала, почему ее забрали, а мигаловскую девушку, стоявшую вплотную к тому же самому зданию, — нет. Спрашивала, конечно, для проформы, потому что понимала: одно дело — протестовать из-за вырубки деревьев и совсем другое — против чиновников поименно.
Что было дальше? То, к чему Татьяна Ивановна оказалась совершенно не готова.
Она рассказывает, как дважды подверглась личному досмотру в присутствии понятых, с раздеванием догола и требованием нагнуться, раздвинуть и показать. Как провела две ночи в заблеванной камере без матраца и с клопами — думала сначала, от нервов чешется. Как среди ночи раздались крики: «А если он не выживет, что тогда?! А если ты его насмерть зарезал?!» Как шокированный муж привез постельное белье. Как не давали туалетную бумагу. Как в ночи повели составлять протокол, принуждая: «Давайте быстрей, подписывайте». Как началось удушье, вызванное курением полицейских. Как не отводили в туалет со словами: «Вы тут не звезда, чтобы на каждый ваш стук отзываться». Как объявила голодовку. Как везли в суд, а сопровождающие от нее отворачивались — так она провоняла в камере. Как она спрашивала лейтенанта, почему он задержанных за людей не считает и не надо ли ему уволиться с такими-то взглядами — а тот отвечал, что дважды рапорт подавал, но его подписывать не хотят. Наконец, как приходила уборщица и ничего толком не сделала… И это не ворчание, а оценка профессионала, поскольку сама уборщица.
Словом, Татьяна Ивановна стала свидетелем и участником той повседневности, которая раньше была от нее сокрыта и о которой она не подозревала. Но то, что ее не убило, сделало ее сильней. Еще в камере она говорила полицейским: «Передайте губернатору, я не отступлю. Если раньше я боролась за достойные условия для детей, то теперь расширю борьбу — еще и за достойные условия для административно задержанных».
Мстительная
Жизнь повернулась так, что ей на помощь снова пришел юрист Давид Меладзе. Именно он объяснил, что произошедшее с ней противозаконно, и предложил бороться за справедливость: опротестовать местный закон, касающийся публичных мероприятий, как не соответствующий Конституции РФ и ФЗ «О митингах». По его словам, этот закон допускает введение регионами дополнительных территориальных ограничений, но только для массовых мероприятий, а тверской закон оперирует выражением «публичные мероприятия», к которым относится и одиночный пикет.
Татьяне Ивановне только того и надо было: как только она слышит «борьба за справедливость», сразу делает стойку, будто легавая — и у нее это тоже, видимо, врождённое свойство.
К тому времени ей уже присудили штраф за неповиновение, хотя свою вину она не признала; судья изучила видео задержания и сочла действия пикетчицы попыткой побега. Что касается одиночного пикетирования, тут судья наказала отправить в администрацию города запрос: подавала ли Татьяна Ивановна уведомление. Ответ пришел такой: одиночный пикет уведомления не требует.
— Глава города об этом знает, а судья — нет, — раздражается Татьяна Ивановна так, словно все это вчера случилось.
Ее пригласили в полицию составлять новый протокол. И пришли к выводу: она ничего не нарушала и, значит, задерживать было не за что.
Просто так оставлять это дело было нельзя. Сначала Татьяна Ивановна обратилась в облсуд. Вызванные туда представители тверского правительства сообщили, что одиночное пикетирование не запрещено, а задержание произошло из-за того, что полицейские неверно истолковали местный закон. В результате облсуд ей отказал. Тогда она пошла выше и обратилась в Верховный Суд РФ. Там уже ее иск был удовлетворен полностью.
— Я приехала на заседание одна, без сопровождения — Давид Меладзе не смог, и этим я всех очень удивила. Еще бы: бабушка какая-то провинциальная оспаривает федеральный закон! Там была коллегия из трех судей. Огласили решение, и один из них спросил так настороженно, понятно ли мне сказанное. Ха-ха, еще как понятно, я же не дура! Хотя, по правде говоря, не надеялась. Морально была уже готова писать в Европейский суд по правам человека.
В общем, теперь дело за поправками в тверской закон, которые должны внести депутаты местного заксобрания. Однако даже это им делать необязательно, говорит Давид Меладзе: ведь решение вступило в силу, оно действует непосредственно и не требует подтверждения.
Ранее правозащитники отмечали, что противоречащие федеральному законодательству ограничения пикетов действуют, помимо Тверской области, еще в ряде регионов России. Наверняка там теперь будут относиться к одиночным пикетчикам с оглядкой на «дело Татьяны Джинчвеладзе».
Сейчас, после того, как Татьяна Ивановна сняла с себя все обвинения, она пишет жалобы куда можно — чтобы наказать всех, кто допустил ее задержание и преследование, от полицейских до прокурора и судьи. Как такое может быть, задается она вопросами, чтобы люди, поставленные следить за соблюдением законов, сами его нарушали, да еще по незнанию! Это вообще что за фантасмагория?! А куда девать все эти унижения в участке, спрашивает она, эти двое суток в камере, этих клопов, наконец — кто за все это ответит?
— Я уже не с отдельными людьми борюсь, а с системой. Но крови не хочу, — говорит она. — Кого-то можно, конечно, и по 286-й пустить, за превышение должностных полномочий, а кого-то и по 149-й — за воспрепятствование проведению пикетирования.
Кто хорошо знает Татьяну Ивановну Джинчвеладзе, вряд ли позавидует этим людям: у нее железная хватка. «Я бабушка — я пру как танк», — говорит она о себе.
Закон законом, но как же ее главная забота? А вот как. Проект новой школы уже прошел экспертизу, дорогу должны сделать к первому июня.
Трудно сказать, насколько сильно тверские власти подтолкнула к этому гражданская активность Татьяны Ивановны. Трудно заставить ее саму признать, что в этом есть ее заслуга. Она прямо выдавливает из себя это «да». Зато можно не сомневаться: благодаря ее деятельности проблему теперь не замолчать.
— Не сделают — снова пойду пикетировать, — твердо заявляет она. — Но они сделают, так я их уже вымотала! Хотя бы для того, чтобы от меня отвязаться.
Мечтательная
На кухне у Татьяны Ивановны висит портрет Руаля Амундсена. Ее любимая книга, «Сквозь льды», — тоже о нем. Она с воодушевлением приводит факты из биографии путешественника: как шел против семьи, как истязал себя тренировками, как закалялся — все ради того, чтобы исполнить мечту и стать великим полярником.
— Теперь после решения Верховного Суда по всей России люди смогут пикетировать гораздо свободнее. Работает все-таки протест маленького человека?
— Одиночный пикет в нынешних обстоятельствах — реальная сила. Надо только не бояться и выходить на улицу. Показывать власти характер и заставлять реагировать. В сердце нужно иметь такую идею, — говорит Татьяна Ивановна напоследок, с видом человека, который еще чуть-чуть — и достигнет своего Южного полюса. — А еще у меня в ходе этой борьбы все болячки прошли, вернее, я перестала их замечать, — добавляет она иронически, приглушив внезапный пафос.
