Конфликт вокруг сквера в Екатеринбурге плох со всех сторон. Меня больше всего угнетает обида за человечество — как с легкостью у людей отрубает память и мозги. История мало того что никого не учит, а еще и писана граблями.
Сторонники строительства храма Святой Екатерины привлекли спортивного вида молодых людей, «титушек» — хотя тысячу раз доказано, что именно эта боевая технология только подливает масла в огонь конфликта и выгодна самому радикальному крылу протеста. Не говоря о том, что такая «технология» аморальна.
У сторонников храма до этого был сильный моральный козырь: справедливо же восстановить старейший храм города, разрушенный в 1930 году! За этой идеей — память о тысячах и тысячах новомучеников, убитых за веру любви и ненасилия. И что делать после драк и арестов? В городе уже есть Храм на Крови.
А вот любители сквера у драмтеатра оказались лишены памяти и чувства юмора настолько, что прыгали под считалочку «кто не скачет, тот за храм». Некоторые даже сбивались на оригинал «кто не скачет, тот москаль», хотя оригинал, конечно, гораздо старше. «Кто не скачет, тот момьяче» было использовано сторонниками Альенде в Чили в 1970 году. Вообще современные «демократические» технологии протеста по форме многое заимствовали у старых леваков.
Я не против протестов вообще — я за; их, по-моему, должно быть много, как всех прочих процедур публичной полемики, и проходить они должны регулярно. Я против того, чтобы из милых и разумных людей делали толпу и вели на заклание.
Активистка Анастасия Катакова (см. интервью с ней на стр. 6) так отвечает на вопрос нашего корреспондента о том, зачем же они повалили забор, если хотели просто мирно прогуливаться:
— Мне сложно сказать… Возможно, там тоже были провокаторы.
Как это знакомо! Мои киевские друзья и подруги, помнится, угощали меня чаем на Майдане и говорили, как у них все мирно, и что бузят «провокаторы Яныка». И если что хорошее — так это «мы»; если плохое — непременно «они»… Потом многие из них приветствовали цензуру, политические преследования оппонентов (см. стр. 10) и бомбежки городов, а также, кстати, захваты храмов.
Но, конечно, требовать политической грамотности от молодого задорного протеста не очень умно — гораздо больший спрос с властей и большого бизнеса, в том числе руководства Русской медной компании. Все-таки активных революционеров меньшинство, и с умеренной частью протеста можно было публично договориться или выиграть в открытой полемике, так что ни у кого не оставалось бы сомнения в том, кто победил. Для этого можно было, например, устроить настоящие, а не формальные, слушания, а еще лучше — настоящие дебаты. Можно было провести если не дорогой референдум, то по крайней мере электронное голосование или опрос, сильно продвинув политические технологии в стране. К скверу могли прийти не спортсмены с суровыми лицами, а милые искренние прихожанки с пирожками и рассказом о храме.
Можно было бы показать, что этот храм — не вместо школ и больниц, а вместе и рядом. Продемонстрировать благотворительную деятельность РМК, но не в формальных отчетах, а в искренних историях людей.
Все-таки храмы в стране строятся активно, но при этом, например, выдающаяся православная служба «Милосердие» испытывает сейчас большие трудности со сбором средств — даже на действующие благотворительные проекты. И непонятно, почему у нее проблемы при такой высочайшей православности крупного бизнеса.
Если показать, что храм — это не стены, а любовь, то можно и с молодежью говорить о том, что помощь бездомным, волонтерство в хосписе требует большей смелости и дает больше самоуважения, чем скакать по команде или получать по мордам от «титушек» и полиции.
То есть не символ власти строить в центре города, а именно храм.
