— Кокорин и Мамаев получили по полтора года в колонии общего режима. Как считаете, почему это произошло?

— Сроки реальные, но очень маленькие. Футболистов не хотели сажать, но нужно было сохранить лицо. Через шесть месяцев их, скорее всего, освободят условно-досрочно. Это не какие-то закоренелые злодеи. Если бы не СИЗО, полгода в колонии были бы адекватной мерой. А СИЗО возник в результате действия каких-то сил, чьего-то желания как следует их наказать.

— У Кокорина и Мамаева были как сторонники — в основном из мира спорта, выступавшие за то, чтобы понять их, пожурить и отпустить, — так и противники, требовавшие строгости. Последних было значительно больше. Повлияло ли на исход дела мнение общества?

— Я считаю, что влияние с обеих сторон осуществлялось через СМИ. Именно они являются приводными ремнями общества. Некоторые СМИ заняли объективную позицию или даже встали на сторону спортсменов. Пресса, которая была против, очень постаралась очернить Кокорина и Мамаева. Хотя этого и не требовалось активно обсуждать — достаточно было просто разместить видео.

— Повлияло ли на дело (и если да, то насколько существенно) шовинистское высказывание футболистов о Денисе Паке, которого они назвали «китаезой»?

— На исходе дела сказалось все, и это в том числе. Даже если это официально будут отрицать, все сказалось.

— В какой степени на приговор повлияли личности подсудимых?

— На спортсменов справедливо смотрят как на людей, от которых вреда может быть больше, чем от обычного человека. За последние десять лет, а может, и больше у нас выделяется особый вид преступников — спортсмены. Они уходили в бандиты, были зачинщиками драк, становились убийцами на улицах — отработанным движением лишали жизни человека. У них избыточный гормональный фон, мышечные реакции. Я не собираюсь отстаивать идею, что у них есть дополнительные права. Но последствия того, что делает обычный человек, менее значительны, чем в случае со спортсменом.

— А личности пострадавших? Люди ведь непростые, чиновники, близкие к верховной власти. Что если бы они избили, скажем, инженера?

— В том то и дело, что жертвы непростые. Будь они «простыми», может быть, покричали бы друг другу в спину ругательства и забыли об инциденте. А тут люди с возможностями, которые решили настоять на уголовной ответственности.

— Просматривалось ли в этом деле «телефонное право»? Вообще насколько активно оно действует у нас?

— Как только появились телефоны, появилось и так называемое «телефонное право». С тех самых пор оно не прекращает действовать. Еще с советского времени твердят о том, что на суд оказывают влияние с помощью звонков.

Признаки «телефонного права» просматривались с самого начала дела Кокорина и Мамаева. Прежде чем футболистов задержали, прошла неделя-другая. Происходить это могло потому, что были звонки или другое влияние. Кроме того, странно, что квалификация у дела сначала была одна, потом стала другая… Долгое пребывание в СИЗО — тоже признак. Почему-то их не отпускали, несмотря на то что спортивные круги и боссы их пытались вытащить.

Да, вседозволенность всегда приводит к преступлениям. Вместе с тем моя адвокатская закваска позволяет мне сказать, что Кокорин и Мамаев уже понесли наказание. Того, что они испытали, с моей точки зрения, достаточно.

— Станет ли дело Кокорина и Мамаева прецедентом, подтверждающим равенство простых людей и знаменитостей перед судом?

— Это станет ясно, как только случится что-нибудь подобное. Прецедент из одного приговора не складывается.

У нас существует железная практика для всех: когда человек впервые совершает кражу, хулиганство или другое преступление небольшой степени тяжести, ему не назначают наказание, связанное с реальным лишением свободы. Можно своровать до 30 тысяч и смело смотреть вперед — приговор с лишением свободы на первый раз не вынесут, только условно.

А Кокорин с Мамаевым не были судимы никогда. То, что им дали реальные сроки, произошло, вероятно, из-за давления.