«Адажио… Я сам его не очень люблю, оно тяжелое, давайте вместе?»

«Здесь я хочу, чтобы вы представили, что вы танцуете на сцене. Здесь большая подача энергии, ну, давайте, гран-батман!»

«Давайте шене! Или вы еще не учили его?»

В зале Тобольского ДК «Синтез» — несколько линий девочек, один мальчик, педагог, сидящая в зале, фотограф, журналисты с айфонами и он, фамилия которого за последние годы стала синонимом слова «танцор» — а все из-за фильма Стивена Контора с клипом на песню ирландца Хозьера Take me to church. Клип пару лет назад стал вирусным и смог открыть балет для тех, кто думал, что это скучно и неэротично. Правда, герой фильма, Сергей Полунин, уже давно не главный плохиш и «анфан террибль» современного балета… но это как посмотреть. Не так давно перестали обсуждать, как Парижская опера отозвала приглашение Полунину станцевать в «Лебедином озере». Говорили, что отзыв связан с высказываниями Полунина в Инстаграме, хотя официально руководство театра приняло это решение, несмотря на «бесспорно гомофобные, трансфобные, мизогинные и жестокие» высказывания Полунина. Писал Полунин и правда много — и про Трампа и Путина, и про мужчин, которые «не трахают» женщин, и про людей с лишним весом. Но Полунин слишком неординарен и слишком одарен, чтобы вписываться в какие бы то ни было определения. Вряд ли приглашение компании «Сибур» приехать в Тобольск и Тюмень с концертами и мастер-классами Полунин, самый знаменитый на сегодня артист балета, принял из-за денег. Но наверняка — в том числе из-за возможности дать мастер-класс: Полунин не скрывает, что для него это очень важно, он помнит всех, у кого учился ребенком.

«Не боимся! Если мы думаем, что нам будет тяжело, нам и будет тяжело».

«Прыгайте, сражайтесь с собой, и тогда каждый день вы будете лучше».

«Надо начать крутиться, расслабить шею и улыбаться! И ни в коем случае не думать, что это тяжело!»

Полунин, без всякого официоза начавший занятие с представления: «Привет, я Сережа», — за этот час влюбил в себя чуть ли не больше, чем пока умирал и возрождался в Sacre — балете, поставленном для Полунина японкой Юко Оиши. Создатели говорят, что в основе этого балета идея о том, что стремление жить чувствами — не безумие, а человечность. Неудивительно, что танцует это именно Полунин.

После мастер-класса он раздает автографы ждущим у служебного входа и распахивает передо мной дверь машины. Я все еще надеюсь увидеть «плохого парня», но передо мной молодой мужчина с хорошими манерами и воспитанием, который выглядит ожившей статуей из коллекций Эрмитажа.

— Я под большим впечатлением от вашего занятия с детьми.

— Спасибо, — совсем не формально отвечает Полунин.

— Меня удивило, когда вы говорили: «Представляйте, что вы на сцене и стремитесь все время вверх». А вы помните, что говорили вам ваши педагоги?

— В училище такого не было. И я даже не знал, зачем мы занимаемся. Была правильная выучка — это плюс. Но моей маме пришлось находить учителей для дополнительных уроков. Я много с кем занимался, от всех брал. Один из педагогов говорил целыми картинами, рисовал словами: «Представь, что через форточку влетает воздух, и ты делаешь пируэт»… Мой лучший пируэт случился, когда он это мне объяснил. К сожалению, я немного работал с ним. В Англии меня вообще не заставляли — там не заставляют никого. Там ты сам должен все осознать и захотеть. И я понял, что это важный момент: в России заставляют детей заниматься, у нас такая напористая система, и человеку становится необходима сильная рука по жизни. Когда ее нет, человек теряется и сам не пытается что-то делать. А ведь в театре нет этой руки в принципе.

— В российском или за рубежом? В российском, мне кажется, такая сильная рука — очень часто норма.

— Ну в России такое может быть, да… Например, если тебя педагог возьмет. Но это, возможно, не во всех театрах. А я как-то сам научился работать — и всегда без педагогов. Таким образом, ты ни на кого не рассчитываешь и не тратишь драгоценного времени. Нет студии — прорепетировал там или здесь, нет педагога — позанимался сам. Ты сам должен придумать, как себя заставить! Почему тебе кто-то должен? Задача педагогов — научить тебя в конкретный момент, но у нас, к сожалению, не учат детей саморазвиваться, чего-то хотеть самостоятельно. Мне кажется, вообще можно поменять систему так, чтобы она стала основана на добре, на том, чтобы увлечь человека. Сделать так, чтобы ребенку было интересно, чтобы он понимал, зачем он что-то делает. Я лучше учился, когда меня хвалили.

— Да, дети шептались: «Он такой классный, он нас хвалил!»

— Они от этого становятся лучше! Похвалил человека — он старается. Поругал — ему неинтересно стало. Это же психология маленьких детей: они обожают, когда их хвалят. Когда я учился, мне было важно знать, что педагог меня любит и хвалит. Вот и все, что мне нужно было в школе.

— У нас с вами всего год разницы, но я отлично помню, как наша педагог могла подойти, потянуть твою ногу в гран-батмане, а у тебя — слезы.

— У меня такое было (смеется). Но на гимнастике — я же из спортивной гимнастики пришел в балет, нас тоже так растягивали. А когда я стал заниматься балетом, педагог нас очень любил. Я помню все растяжки, но в школе уже сам сидел на шпагатах, сам себя заставлял.

— Когда вы уехали работать за границу, про вас писали, что Полунин нарушает регламент театров, приходит прямо перед спектаклем…

— У меня просто так устроен мозг, что мне нужен адреналин, чтобы сконцентрироваться. Я недавно про это узнал. Это не то чтобы болезнь, я забыл, как называется эта особенность… И я вспомнил, как не мог сконцентрироваться в школе. Мне важна стрессовая ситуация, чтобы появилась концентрация. Тогда мне все по плечу. Если мне неинтересно, концентрации нет. Должна быть какая-то опасная ситуация — или опоздания, или хаос, или ты что-то за кого-то делаешь. Когда есть стресс, я себя собираю, ощущаю себя в своей тарелке. Если бы я узнал это про себя раньше… А тогда я просто интуитивно действовал, делал так, чтобы мой мозг работал.

— А в кино вам нужен адреналин?

— Да, и в кино. Была пара моментов, когда я должен был выучить свои реплики, и я до последнего их не учил. Всегда держал с собой текст — и не учил. Однажды пошел на съемочный день, не зная текста.

— Чтобы выкрутиться?

— Чтобы у меня появилась эта концентрация! Я раньше думал: «Ну зачем я такое творю?!» А теперь, зная, что за мной такое водится, я понимаю какие-то вещи. Но когда я сконцентрирован, могу за раз все сделать — мне не нужны месяцы на что-то.

— Вы работали с европейскими, с российскими хореографами, Юко Оиши — японка. Ментально вам кто ближе?

— Не знаю. На самом деле Юко — очень широкий человек. Я бы не сказал, что она по-японски как-то мыслит. Для меня она артист. Да, она добавляет какие-то свои, японские оттенки, но я не ощущаю, что она из Японии или с какой-то другой планеты. Для меня главное — глубина, это то, что я ищу. У русских глубина от природы. Есть очень глубокие европейцы. Есть Йохан Кобборг (датчанин, будет вместе с Полуниным работать в балете «Распутин». — «РР») — мне кажется, за ним будущее, я хочу делать с ним новые балетные спектакли. Есть американец Давид Ля Шапель (он снял клип Take me to church с Полуниным. — «РР»). Конечно, у всех есть свои оттенки и вкусы, но талант, мне кажется, вне всего.

— Одна из ваших бывших партнерш, Наталья Осипова, которая так же, как и вы, сейчас танцует не только балет, но и контемпорари, в одном из интервью сказала: «Когда ты танцуешь классику, ты танцуешь вверх, а контемпорари — вниз, к земле». Когда я смотрю на вас, мне кажется, что вы танцуете все время вверх.

— Я люблю вверх, не люблю внизу танцевать — всегда устаю. Если по-простому объяснять, то да, модерн — он больше внизу, а балет — всегда вверх. Но я и модерн танцую вверх, мне нравится. Моя сила вверху, когда я внизу — это не мое.

— Ваш однофамилец Вячеслав Полунин никогда не отвечает на вопросы о политике. Он считает, что клоуны вне политики, они должны устанавливать мир. Исторически балет в нашей стране — всегда история фасадная, часто деятели балета — некие представители нашей страны.

— Вообще искусство — это просветление, ворота просветления для людей. Кстати, я думаю, что скоро смогу познакомиться со Славой Полуниным: мой дедушка всегда говорил, что мы родственники, почему-то. Надо будет проверить! А политика… Я люблю политику. Если помогать ей, если с ней сотрудничать и любить ее, то какие-то процессы могут происходить быстрее. В России государство — это основные деньги, основное финансирование, основная помощь. Если в Америке все решает частный капитал, то здесь государственное все. Очень важно сотрудничать с государством, любить его и помогать ему. Там абсолютно нормальные люди работают, хорошие, работяги. И еще я люблю политику, потому что с ней за день можно поменять очень много.

— Вы можете себя в будущем представить внутри государственных институций?

— Если я хочу что-то менять, то да. Мне кажется, эти люди готовы менять какие-то законы, и без их помощи нет смысла что-то делать.

— И последний вопрос. Вы подбрасываете монетку сейчас? (В одном из интервью Полунин рассказывал, как подбрасывал монетку, загадывая желание «стать лучшим танцором мира». — «РР»)

— Нет (улыбается). Но ношу с собой одну японскую монетку, мне ее подарили.