***
«Россия будет свободной, Россия будет свободной», — кричат вдруг: то стройно, то вразнобой. Как и двадцать лет назад кричали. Как и десять. Эх, дожить бы.
Согласованный митинг на Сахарова вот-вот начнется.
Надо было заранее приезжать, чтобы не стоять в очереди на досмотр. Но кто же знал, что соберется такая толпа! Ведь и проливной дождь зарядил с ночи.
По радио утром передали слова какого-то нашего должностного патриота: «Америка применила климатическое оружие, поэтому лето в России такое холодное и мокрое». Странно, ведь эти, которые на Сахарова, вроде же госдеповские как раз — чего ж американцы им погоду под мероприятие испортили.
По дороге в метро, уже ближе к делу, интересно, проверяя репортерскую внимательность, вычислять, кто едет на митинг. Вот один — подходит идеально: под тридцатник, налегке, с тощим рюкзачком, бутылка воды в кармане, айфон, одежда — немаркая, но брендовая. И лицо хорошее, с таким лицом и подружиться можно в Фейсбуке, и очно выпить даже. А он возьми и выйди на две остановки раньше. И вот что удивительно: как только он с места-то поднялся, так сразу лицо его как бы огрубело, показалось уже не таким и хорошим… Высокомерие протеста, что ли?
***
«Комсомольская». Люди с чемоданами — налево, митинговать — направо. У каждого свой груз ответственности. У кого — за отпуск, у кого — за страну.
Проспект постепенно заполняется. Полиция дважды расширяет зону митинга, переставляя заграждение.
Две дамы, около сорока, холеные, с правильной речью. Познакомились в очереди к «скобке», треплются о текущем политическом моменте. Слово за слово — выясняется, что у обеих дочери-тинейджеры, почти сверстницы, одной пятнадцать, другая на год старше, 27 июля ходили на несогласованный митинг — и ужас что рассказывают матерям про зверства ОМОНа и задержания без причины.
— Она бы со мной сюда пришла, но в больнице лежит, — говорит одна. И тут же поправляется, замечая страшные глаза собеседницы: — Нет-нет, ну что вы… Просто на обследовании. Но все равно настроена валить.
— Ну, а вы что-то для этого делаете?
— Делаем. В Британской школе учимся.
Далее разговор сворачивает на дела сугубо московские. Выясняется, что обе дамы социально активные. Посещают всякие общественные слушания. Одна купила квартиру в старом фонде, а Собянин там микрорайон задумал, где строить вообще нельзя, потому что бомбоубежище и ЛЭП. Тоже митинговали-митинговали, да и отстояли.
***
Это самая деликатная очередь, в какой доводилось выстаивать. Хотя толчея и почти давка.
Зонтом кто в глаз ткнет — скажет: «Ой, прошу прощения, какой я неловкий». Ощущение, что митинг не на Сахарова, а в худшем случае на Марсовом поле.
— Интеллигенция вышла, — оглядывая окружающих, саркастически говорит интеллигентного же вида гражданин. Всем и никому, самому себе больше.
— А вы что, против? Патриот? — спрашивает его сосед.
— Я не патриот. Я родину люблю.
Одна дама громким гордым шепотом сообщает другой, что пришла в памперсе, выбирала самый долгоиграющий, для лежачих больных.
Один гражданин сообщает другому, что первый раз в жизни пришел на митинг трезвым.
А вот это уже серьезно. Что-то будет — точно.
Между тем полицейский, обслуживающий «скобку», оказывается вежливым до неприличия. Больше оглаживает, чем ощупывает. Не это ли имелось в виду в соцсетях, когда предупреждали, что «будет мясо»?! Даже что-то интимное шевельнулось внутри. Но пришлось погасить. Не до шуток.
Взрослые вглядываются в лица, ищут знакомых — находят редко. Может, потому что народу тьма. Говорят, уже пятитысячный десяток пошел.
***
Молодые вливаются в толпу компаниями, шумят и кривляются, отчего создается впечатление, что пришли потусить. Беспрерывно курят и нелиберально швыряют бычки под ноги.
Возрасты не перемешиваются. У этих свой интерес — они ждут, когда закончится болтовня с трибуны и выступит рэпер Face.
У этих — свой:
— Понимаете, я не могла не прийти, — объясняет свой мотив москвичка-предпенсионерка с плакатиком-листовкой «Мне не все равно». — Это как поход к зубному: не хочется, а надо, потому что больно.
Здесь, где помоложе, злобно орут: «Путин — вор». А здесь, где постарше, не хотят, даже беззлобно. Потому что понимают, что в этом нет стиля, одна вульгарность: на оцепленном полицией пятачке Москвы, в разрешенном загоне.
— Нужны нам такие правоохранительные органы, которые нас бьют? — несется с трибуны.
— Нет!
Кто бы ответил, что нужны?!
Полицейские в оцеплении стоят безучастно.
КПРФ тут как тут: «Подпишите!» А им — традиционно: «Семьдесят лет подписывали, а вам все неймется». Как обычно «Яблоко», «Солидарность» и «Парнас» — с редкими флагами. На порядок больше российского триколора.
Несут плакат «Свободу Даниилу Конону», грудятся вокруг отдельной кучкой. Это, очевидно, группа студентов и выпускников МГТУ им. Баумана — за своего вышли, арестованного по делу о массовых беспорядках.
Мигрантов как не было, так и нет. Ни одного. Хоть бы какой натурализованный гражданин Кыргызстана попался или Узбекистана. Патенты на работу их интересуют гораздо больше столичных выборов.
И много молодых юрких людей, делающих социальные замеры или что-то вроде того. Антропологи, наверное. Между собой говорят про срезы, маркеры и политэкономию, употребляют много умных слов.
***
Из приятного: телефонная связь не падала, бесплатные туалеты работали исправно, полицейских облачили в модные плащ-палатки до земли, чтобы ноги не мокли.
Из сколько-нибудь необычного: инвалидных колясок — четыре, малолетних детей — трое, на роликах — двое, панк с ирокезом — один, бухой вусмерть — один.
Из нового: почти нет демшизы и — шире — сумасшедших. Мало косплея и вообще театрализованной придури, все насколько возможно серьезны — только один выступил в ядовито-оранжевом костюме американского призонера. Еще дружинницы в оцеплении, явно вышли за отгулы или за что-то льготное. А еще — радужные стяги, штук пять. Встали кругом, вроде на случай обороны. Какого лешего они-то здесь?! Обманутые дольщики из Царицына и то уместнее.
Ну и менты в штатском так и не научились сливаться с публикой. Их легко расщелкивали по барсеткам и пустым глазам.
Многие по телефону сообщают, сколько народу собралось. Сравнивают с маем 2012-го. Говорят так: «Нормально, вроде». Или так: «Ну, мне в офлайне сложно посчитать». Похоже, в этот раз для людей их общая численность гораздо важнее лозунгов и повестки.
— Свободы, свободы, — несется теперь. В принципе, одним этим лозунгом можно было и ограничиться. Потому что все объемлет.
***
Микрофоны то и дело срываются в скрип и шипение. В пятидесяти метрах понять уже невозможно, против чего протестуют выступающие. Следует отдать им должное: они не стали банально выдавать это за происки власти. Но где же протестный опыт — не первый же раз эти люди митинги проводят?! Как позже отметит один интернет-деятель, также посетивший митинг, с такими микрофонами революции не сделать.
Несмотря на людскую скученность и визуальный человеческий монолит ощущения единства все равно нет. Совокупность одиночных протестов. Не армия в полсотни тысяч, а пятьдесят тысяч по одному. На рок-концерте меньше разобщенности.
Кумира юных, рэп-исполнителя Face, представляют снисходительно: «Я не слышал ни одной его песни, но говорят, он известен в молодежной среде». Он что-то поет. Звук такой, будто «жигуль» расплющивают на свалке автомобилей. Слышно только: «Трррр-трррр». Это у него вроде перебивки. И еще вот это: «…Баю-бай, засыпай, мой Калашников. Родись, страдай, умри и в рай…». У взрослой части публики, ветеранов демдвижения, на лице недоуменное такое: «Ну, раз надо, значит, надо».
Неудачно поженили митинг и концерт.
Изящная блондинка вылезла на парапет, стала извиваться в такт. Все думали, будет стриптиз. А она раз — и раскрыла зонт с надписью по краю «ЛДПР». Все начали ржать.
Нет, вот вы что хотите говорите и думайте, а любой крупный митинг, согласованный или нет, с рэпом или без, с блондинками или брюнетками, теперь — потенциальный майдан. Особенно для того, кто этот майдан видел изнутри. Даже напрягать воображение не нужно. Вон там, на крыше делового центра, готовое место для снайпера, и вот тут тоже — на здании «Росбанка». А вот этот переулок — вообще перекрыть нафиг.
***
— Я родом из довольно культурного городка в Татарстане. Теперь там нет света на улицах, пьянь и мат, — улыбчивая полная тетушка, похожая на ватрушку, объясняет, почему она здесь.
— Вы опупели, вы опупели (в оригинале — нецензурно), — несется в адрес властей и полиции с трибуны, требует пения или хотя бы скандирования. Такое слышно даже через неработающие микрофоны. Выступает анархист в поддержку политзеков. Но интеллигенция не любит и не умеет скандировать. И не одобряет площадного сквернословия. «Опупели» остается без поддержки.
Тем временем его товарищ по партии ходит с самодельной коробочкой по толпе, собирая деньги для политических. Он в шлепанцах на босу ногу, голова его частично обрита, вид у него отрешенный и надменный одновременно. В целом выглядит так, как и должен анархист. Ему не жертвует никто — принимают за юродивого или мошенника.
— Надо что-то покричать, — говорит кто-то из подмерзшей компании. И добавляет: — Наверное.
Кричат сначала: «Допускай» — имея в виду отказ в регистрации кандидатам от оппозиции. Потом — «Отпускай», требуя освободить политических. Их фотографии носят тут же, в основном девушки; политзэки все как на подбор хороши собой.
В какой-то момент «допускай» сливается с «отпускай», и начинается бессмыслица.
— Чего-то запутался я с этими предлогами, — говорит один юноша.
— Не с предлогами, а приставками, деревня! — отвечает его товарищ, по виду вечный студент.
Выступает архипопулярный видеоблогер Данила Поперечный. Говорит по делу и внятнее всех остальных, именующих себя политиками. О том, что народ — это власть, что не надо бояться, что свобода выбора должна быть безусловная, а не регулируемая сверху. Но профдеформация дает о себе знать: стендап-приемы и интонация высмеивания всего на свете превращают его выступление в артистический номер.
И в целом — да: не было в выступлениях того психоза, что наблюдался в свое время, например, у Поткина или Удальцова. Даже с какой-то ностальгией вспомнились те горячие времена.
***
Кричат: «Позор!» Но без указания — кому этот позор.
Еще кого-то, с неизвестной большинству фамилией, отправляют в отставку.
Упоминать Путина с трибуны предпочитают с помощью эвфемизма: «Человек, которого вы все знаете». На всякий случай.
Кричат: «Пусть все горит!» Имея в виду пожары в Сибири. Но попробуй догадайся. Кажется, что синим пламенем. Хотя нет уверенности.
Или пытаются кричать: «Люстрация, люстрация». Так и говорят: «Давайте покричим». Начал кто-то. Послышалось: «Констанция, Констанция». Это муниципальный депутат Илья Азар. Считает, что все такие же умные, как и он. Интересно, знает ли вон та девочка с волосами цвета морской волны, что означает это слово.
Как же эти люди далеки друг от друга и вместе — от народа!
Кричат: «Даешь сопротивление!» Кто будет его давать — это сопротивление, кто пойдет партизанить?! Вот те университетские преподы со следами свежего отпускного итальянского загара? Они все еще верят своему плакату: «Лучше честные выборы, чем революции».
Кто-то с трибуны сказал «осужденные», ударив по-вертухайски на второй слог. Его маркер тут же поправили по-товарищески.
Кричат: «Перемен!» Подразумевая давно ставшее попсовым продолжение. Разумеется, никакого продолжения не следует. Потому что собравшаяся публика с ее происхождением и образованием чует пошлость и искусственность ситуации.
Не протест это — ропот. Хотя и многочисленный. Так не протестуют, когда хотят перемен.
***
А кто больше всех выиграл от этого митинга, так это кандидат Валерия Касамара. Ее изображение и предвыборный призыв вернуть уважение к людям попеременно с икеевскими поделками то и дело появлялись внутри рекламного механизма. Даже довелось стать свидетелем обращения одного из митингующих в ее сторонники.
— Я вот ее хочу, — сказал он, словно про Ларису Ивановну.
— Почему?
— Не знаю.
Объявляют, что будет выступать «Кровосток».
— У Кирюши безупречный вкус. Он первый дал мне послушать «Череповец», — радостно отзывается на это сообщение кто-то из юных. В этой песне есть такие слова: «Где твоя мамка? Кто твой отец? …Россия — это холодец». Ну, допустим.
Зачитывают резолюцию. Включают портативное и до оскомины предсказуемое: «Вставай, страна огромная!»
Молодая пара влезла на туалеты, парень с букетом гвоздик пытается по крышам догнать девушку. Подходят трое полицейских и строго просят слезть. Девушка говорит: «Россия будет свободной» и слезает, парень — следом.
Многие юные расходятся разочарованные. Часть отправляется рассматривать через забор полицейский беспилотник. Хайпа здесь нет и не предвидится. Значит, надо его придумать.
Двое юношей с ярко выраженными признаками гомосексуальности устраивают фотоссесию перед плотным строем полицейских у гостиницы «Ленинградская». Полицейские, по виду рязанские или липецкие, сверстники геев, — без масок; их фотографируют активисты, нагло поднося телефоны вплотную к лицам. Но те не теряют самообладания — видимо, такой приказ. Зато самообладание теряет кто-то из прохожих, когда одному из геев дают в руки радужный флаг и тот начинает им размахивать, задевая шлемы полицейских. Прохожий жестко оттаскивает гея. На прохожего, тут же выводя его в прямой эфир, набегают девушки с телефонами из группы поддержки геев. Начинается заваруха, свалка, появляются взрослые полицейские, кого-то вяжут и ведут в полицейский автобус… Все без исключения выглядят довольными.
Мимо с разноцветными чемоданчиками на колесах семенит заселяющаяся в гостиницу группа корейцев. Встревоженный сопровождающий просит их не волноваться, потому что в Москве это обычное дело. А корейцы и не волнуются — отвечают, что у них в Сеуле такое чуть ли не каждый день.
***
Тем временем на Китай-городе свои народные волнения. Со своими выступающими и зрителями.
Одна сторона называет все это дело невинно — мирными прогулками по Москве в поддержку честных выборов, другая грозно — уголовно наказуемым мероприятием.
Там с властью ничего не согласовано, поэтому все значительно жестче. Лица полицейских скрыты масками; заметно, что эти люди натренированы на разгоны, с митингующими не церемонятся: чуть что — морда в асфальт, руки в залом, тело в автозак. Трудно сказать о тех, кого сейчас задерживают, переместились ли они с проспекта Сахарова или приехали сразу сюда. Типажи те же, с одной лишь разницей: здесь протестует молодежь, а взрослые большей частью наблюдают, и на лицах их легко читается это в фигуральном смысле избитое: если в двадцать не бунтуешь, у тебя нет сердца, если в тридцать продолжаешь — нет мозгов.
В целом же происходящее выглядит довольно абсурдно. Каким образом полицейские вычисляют, кого брать, непонятно. Могут и борзого юношу с плакатом «Не мешайте мне гулять», а могут и девушку, спешащую по своим делам, к протесту не имеющую отношения. Но почему тогда не берут тех, кто их тут же и фотографирует?! Кажется, все-таки, что действуют наобум. И получается словно бы такой нервический квест, потому что готовы забрать кого угодно, и тебя в том числе — а потом сиди полмесяца в кутузке непонятно за что, ну или понятно, за что. А может, это и есть их метод — случайная выборка? Ведь чем случайнее, тем и страшнее?
Ощущение хаоса складывается еще и потому, что полицейские передвигаются то цепочкой, положив руку на плечо впереди идущему, то эдакой «свиньей», выдавливая со своего пути зевак, прохожих и вообще всех, кто попадется. Если и есть в этом какая-то система, то известна она, кажется, одному только начальнику московской полиции. Добавьте сюда церковного звона из ближнего храма вперемешку с требованием в мегафон покинуть проезжую часть — и получится почти инфернальная картинка.
***
Удобнее всего, конечно, и безопаснее было наблюдать за происходящим сидя где-нибудь в кафе на Маросейке, в какой-нибудь «Шоколаднице» — где, кстати, и устроились многие. Но все партерные места там были заняты, поэтому от греха подальше решено было ехать из точки гражданского активизма в противоположную ей точку гражданского сибаритства. А именно — в Парк культуры имени Горького, туда, где московские власти в спешном порядке, буквально за три дня, организовали гастромузыкальный фестиваль Meat and Beat — чтобы отвлечь людей от протеста, как утверждают злые языки. Кстати, примерно так же поступали советские идеологи: на православную Пасху крутили по телевизору рок-группу «Европа» и вообще всякую бесовщину, чтобы отвлечь молодежь от крестного хода.
Ну что можно сказать о мероприятии мяса и ритма? Да, лица там были не настолько хороши, как на Сахарова и Китай-городе. Зато кормили. Причем не только песнями, но еще и практически холодцом.
