Последний, третий, пик лесных пожаров обычно приходится на сентябрь, когда граждане, как и весной, палят сухую траву. В результате леса перестают гореть только к ноябрю. Так что 2019 год еще имеет шансы побить мрачный рекорд 2012-го — когда сгорело 18,2 миллиона гектаров, и тем более показатели 2018-го — 15,4 миллиона гектаров.
Сэкономили
В июле и августе миллионный Красноярск накрыло дымом от лесных пожаров. Леса горели на севере, примерно в восьмистах километрах от столицы Красноярского края. Дымку от пожаров приносило в город и в прежние годы, дня на три-четыре. Но чтобы дым стоял неделями — такого не было давно.
— Так произошло не потому, что этот год оказался каким-то особенным по масштабам пожаров. Причина в направлении ветра, — рассказывает «РР» директор красноярской общественной экологической организации «Плотина» Александр Колотов. — Обычно в июле-августе в нашем регионе преобладает юго-западный ветер, он сносит дым на северо-восток, в малонаселенные районы Якутии. В этом году вышло наоборот: ветер пошел с северо-востока и принес дым в Красноярск.
От Красноярска дым направился в Хакасию и Туву, в Томск, Кемерово и Новосибирск, дошел до Поволжья и Урала, а оттуда — до западной части страны. И поскольку время шло, а дым все не уходил, жители городов узнали о том, что существуют так называемые зоны контроля и что пожары в них можно вовсе не тушить (на основании приказа Министерства природы РФ «Об утверждении правил тушения лесных пожаров» от 2015 года. — «РР»).
Доктор биологических наук Петр Цветков заведует лабораторией лесной пирологии в Институте леса Красноярского научного центра СО РАН. Он хорошо разбирается в этих приказах и может объяснить, зачем вообще было их принимать:
— Предполагалось, что к зонам контроля будут отнесены труднодоступные территории, куда очень сложно или невозможно добраться противопожарной технике, где нет населенных пунктов и объектов экономики, и, значит, огонь не угрожает ни людям, ни предприятиям. Еще один критерий определения зон контроля: затраты на тушение в них пожаров будут больше, чем возможный ущерб от огня.
Границы зон контроля регионы должны были определить самостоятельно, подготовить все документы и потом передать их на утверждение в Рослесхоз.
— Это процесс строго регламентирован, — объясняет пресс-секретарь Минлесхоза Красноярского края Мария Хлыстунова. — Специалисты анализируют ситуацию вблизи очагов возгорания: смотрят, есть ли угроза населенным пунктам, предприятиям, просчитывают возможный ущерб. Документы направляются в региональную комиссию по предупреждению и ликвидации чрезвычайных ситуаций. Она и принимает решение о том, отнести территорию к зоне контроля или нет.
Но глава лаборатории лесной пирологии Петр Цветков добавляет, что как только приказ Минприроды вступил в силу, начались перегибы на местах.
— В регионах что получилось: чиновники, чтобы избежать лишних трат и усилий, в зоны контроля стали включать не только удаленные места, но и те, что рядом с поселками, дорогами, участками, где идут рубки. Но, простите, если там работают люди и каким-то образом увозят оттуда лес, значит, и пожарная техника туда доберется! Вроде бы это очевидно, тем не менее сейчас зоны контроля охватывают у нас в стране почти половину всего лесного фонда.
В итоге уже несколько лет из соображений экономии в стране тушат лишь 10 процентов лесных пожаров. И 2019-й год не стал исключением.
Десятина
Дмитрий Петров руководит волонтерским движением «Добровольные лесные пожарные Забайкалья». В этом году сезон у него открылся в феврале. Первый вызов был 28-го — загорелся лес у села Александровка. А большие пожары, от которых пострадало около 20 населенных пунктов, начались в апреле. Добровольцы тушили огонь, доставляли гуманитарную помощь в сгоревшие поселки. Побывав в этих местах, Дмитрий Петров не верит в то, что зоны контроля установлены там, где нужно:
— Когда говорят, что труднодоступные пожары тушить экономически невыгодно — меня это поражает, честно сказать. Если бы у добровольцев были возможности — транспортные, финансовые — мы бы туда поехали! Все это можно прекратить в считаные дни, было бы желание. К тому же чтобы лес загорелся сам, без помощи человека, — это, наверное, один случай на миллион. Я ничего не скажу по поводу того, что кто-то специально леса поджигает, чтобы скрыть незаконные рубки. Но то, что в «труднодоступных» лесах оказываются люди, из-за которых начинаются пожары, — это факт.
Руководитель противопожарной программы «Гринпис России» Григорий Куксин считает, что потенциальная опасность пожаров в зонах контроля часто определяется неправильно. В итоге пожары достигают таких масштабов, справиться с которыми уже невозможно. Например, пожары в зоне контроля Верхоянского района Якутии в июне этого года можно было потушить без особых проблем. Через неделю огонь подошел к населенным пунктам. Еще через несколько дней на борьбу с ними было выделено в десятки раз больше средств, чем можно было бы потратить в самом начале.
— В зонах контроля пожары по определению не тушатся, — заявил губернатор Красноярского края Александр Усс на молодежном форуме «Бирюса» в конце июля. — Если у нас зимой холодная погода и возникает метель, никому же не приходит в голову топить айсберги, чтобы у нас было потеплее. Нечто похожее применительно к пожарам в зоне контроля. Это обычное природное явление, бороться с которым бессмысленно, а где-то даже и вредно.
В это время в Красноярском крае горело около миллиона гектаров леса. Тушили лишь одну десятую часть пожаров.
— Когда чиновники заявляют, что лес — возобновляемый ресурс, мол, сейчас сгорел — потом вырастет, они, безусловно, лукавят, — говорит Петр Цветков. — В некоторых природных условиях пожары могут иметь позитивный характер, но это не значит, что они приносят пользу. Иногда пожары могут выступать фактором содействия естественному возобновлению. Сгорел моховой покров — обнажилась почва, семена падают и прорастают, а во мху они бы зависли и засохли, мыши и птички их бы подчистили. Существуют и так называемые пожарозависимые породы — это прежде всего некоторые виды сосен американского континента, у них шишки залиты смолой и в обычном состоянии не раскрываются, это происходит лишь во время пожаров. Но нередко бывает, что сосны сгорели, а место это заросло осиной и березой — менее ценными породами: пожары могут привести к смене типа растительности и в целом вызывать изменение видового биоразнообразия, замещение одних организмов другими.
Люди
В июле красноярские экологические активисты раздали прохожим респираторы и противогазы и пригласили прогуляться вдоль здания краевой администрации, чтобы привлечь к проблеме внимание крупных чиновников. Жительница Красноярска Марина пришла на акцию, потому что больше не могла терпеть: никогда раньше дым не стоял над городом неделями.
— Я чувствую себя разбитой и больной, многие мои родственники, знакомые — тоже, — говорит Марина. — Пожары, значит, тушить дорого, а люди потерпят, наше здоровье ничего не стоит? Раньше мы на даче спасались, но сейчас и там дым.
Во время лесных пожаров концентрация угарного газа повышается почти в 30 раз, метана — вдвое, углекислого газа — на 8%. Выбросы от пожаров усиливают и парниковый эффект.
— При определении зон контроля не учитывается ни экологический аспект, ни вред для здоровья людей, — сетует Петр Цветков. — Сердечники и астматики, маленькие дети, старики, беременные женщины крайне тяжело переносят задымление. И животные, крупные млекопитающие, скорее гибнут от дыма, чем от огня.
В нескольких сибирских регионах во время задымления ввели режим неблагоприятных метеоусловий — его устанавливают, когда в воздухе скапливаются и почти не рассеиваются опасные вещества. Например, при полном штиле. В это время промышленные предприятия обязаны сократить выбросы, чтобы снизить вред для здоровья людей. В Красноярске такой режим так и не ввели, а глава Среднесибирского отделения Росгидромета Сергей Сережкин даже покритиковал коллег из других регионов за то, что сочли метеоусловия неблагоприятными «без веских оснований».
— Вводить режим неблагоприятных метеоусловий только исходя из того, что в воздухе дымка, — это нарушение, — заявил он.
Пока Росгидромет и Роспотребнадзор утверждали, что содержание вредных веществ в воздухе не превышает нормы, краевое управление МЧС советовало горожанам не выходить на улицу без защитных масок, пить больше воды, принимать поливитамины, а с кашлем или бессонницей срочно обращаться к врачу.
Людей возмущали подобные противоречия. Одни чиновники говорят, что дышать дымом почти полезно, другие — что тушить пожары вредно. Возможно, как раз противоречия и умолчания спровоцировали протестные акции, миллионные петиции и тысячи репостов в соцсетях.
Шаг назад
Петиция на сайте Change.org за введение в Сибири режима ЧС из-за лесных пожаров набрала 1,2 миллиона подписей, а обращение «Гринпис» «Спасем Сибирь от лесных пожаров» — больше 400 тысяч.
— Проблема лесных пожаров в стране была всегда, 2019 год не самый экстремальный в этом смысле, — говорит Григорий Куксин. — Но раньше проблему не замечали, потому что гарь и дым были где-то далеко от Москвы, от других крупных городов. От лесных пожаров страдали жители маленьких поселков, в которых ни сотовой связи, ни интернета — они даже пожаловаться никому не могут. А в этот раз ветер принес дым в города-миллионники — и о проблеме заговорили! И это огромная удача для страны. Если сейчас что-то сдвинется в лучшую сторону, в этом будет заслуга гражданского общества, журналистов, которые смогли вникнуть в проблему и корректно ее объяснить, а также экспертов, которым наконец удалось донести до людей и до власти ситуацию с зонами контроля.
Аналоги наших зон контроля существуют везде, добавляет Куксин.
— В Северной Америке и Канаде тоже есть неохраняемые леса, и они тоже сильно горят, причем не тушат их не из экономии, а в некотором смысле из идейных соображений: там принято считать, что лесные пожары — это естественно. Но уже понятно, что подходы к этому вопросу надо пересматривать всем странам, где есть леса: это глобальная проблема, и она требует глобальных решений. И если Россия первой решит сократить зоны контроля, она окажется на передовых позициях.
В середине августа Минприроды и Рослесхоз передали в правительство предложения с новыми мерами по борьбе с лесными пожарами. В них предлагается, например, передать полномочия по определению зон контроля с регионального на федеральный уровень, увеличить штат Авиалесоохраны, возродить авиапарк этого ведомства. И, главное, сократить зоны контроля почти вдвое.
— Если есть возможность добраться к пожару, перебросить туда силы и средства, то, где бы он ни находился, его надо тушить, — сказал на недавней пресс-конференции глава Рослесхоза Михаил Клинов.
— Предложения Минприроды абсолютно здравые. Они практически полностью совпадают с тем, что предлагает «Гринпис России», — отмечает Григорий Куксин. — Единственный момент, в котором есть расхождения: «Гринпис» предлагает исключить из зон контроля эксплуатационные леса — те, где в будущем планируется лесозаготовка. Если в этих лесах можно работать, то и пожары в них можно тушить. Если же они недоступны, значит, не должны относиться к категории эксплуатационных.
Александр Колотов считает, что действующее лесное законодательство стоит пересмотреть более масштабно:
— Лесной кодекс в 2006 году принимался вопреки возражениям ученых и практиков отрасли. Специалисты предупреждали, что лес будет бесхозным и безнадзорным — так и оказалось. После принятия кодекса десятки тысяч лесников остались без работы. На всю Россию их сейчас примерно столько же, сколько в маленькой Белоруссии. Профилактику пожаров и поддержание в порядке лесных участков передали арендаторам. Но предприниматели этим не занимаются. У нас лесные пожарные до сих пор работают с огнетушителями 1979 года выпуска и летают на вертолетах, изготовленных примерно тогда же. Нам нужно сделать шаг назад. Нам нужен «старый новый» Лесной кодекс. Возможно, в СССР не так много было того, что стоит повторять и копировать, но лесные отношения, действовавшие в Союзе, — это, безусловно, то, на что стоит ориентироваться.
Пока неясно, будут ли утверждены последние предложения Минприроды и Рослесхоза. Чтобы работать по новым правилам, нужно в четыре раза увеличить финансирование — с семи миллиардов рублей в год до тридцати.
