Знакомого учителя начальство пропесочило за то, что тот подписал петицию в защиту осужденных по «московскому делу». Отсюда вопрос к чиновникам и правоохранителям, которые могут быть причастны к этой ерунде: на кого работаете? Если на родину, то ваша работа — не мешать учителям учить детей, а не вызывать презрение граждан.

Я люблю Россию и давний противник массовых мероприятий под лозунгами типа «Путин — вор». О пользе «мирных протестов» против режима я предлагаю рассказать моим землякам в Донецке, на которых в результате Майдана посыпались бомбы с полного одобрения в прошлом «мирных протестующих».

Но это не значит, что я за глупости и гадости со стороны властей. Более того, мои требования к российским властям радикальнее, чем у «профессиональной» оппозиции. Можно сказать и «наши требования» — в смысле, тех, кто одновременно и за родину, и за свободу.

Я против тюремных сроков для невиновных участников московских протестов — таких, как Павел Устинов. Я против реального срока и для Владислава Синицы, автора дикого и отвратительного поста про детей росгвардейцев. Считаю, что небольшой административной острастки для него уже достаточно, хотя, возможно, ему необходима еще социальная и психологическая помощь. Я против реального срока за применение газового баллончика и за брошенную урну — и уж тем более за серийные мирные акции, как в случае с Константином Котовым.

Я вообще против реальных длительных сроков и заключения под стражу в случае совершения преступлений, не связанных с насилием над личностью. Я вообще против политического преследования — и, в частности, за свободу Петра Милосердова, которого весьма сомнительно осудили по делу националиста Поткина.

Я против реальных сроков за то, что человек состоит в запрещенных организациях, все равно каких — «Свидетели Иеговы»* или «Другая Россия». Мне противна практика преследования «за организацию» без реальных преступлений, и я, конечно, за свободу всех проходящих по делу «Нового величия».

Я вообще за то, чтобы тюремное наказание было редким и исключительным, за смягчение санкций не только по политическим статьям, но и по другим чрезмерным — в том числе по 228-й «народной» антинаркотической статье. Мне противно, что российские правоохранители после 2014 года явно распоясались и гонят план на волне военной и майданной истерии. Гонят план по едва причастным и непричастным, вместо того чтобы ловить реальных преступников.

Я вообще против репрессий, без деликатного умолчания о жертвах «правильных» режимов. И мне противно, как слабо российское государство защищает политзэков на Украине. Хорошо, что по обмену вернулись Кирилл Вышинский, Евгений Мефедов и другие. Но Мефедов сидел ни за что с мая 2014 года, и ему больше помогали добрые люди, а не государство. Еще, если уж об Украине, мне противно, что, ввязавшись в украинские дела, российское государство сильнее печется о большой геополитике, чем о мирных гражданах Донбасса.

Я вообще за граждан, за реальную гражданскую свободу — и в этом смысле я радикальнее оппозиции. Я за всех граждан — не только «своих» и «правильных». Я против презрения к народу — и силового («кто не с нами, того купил Госдеп»), и оппозиционного («кто не с нами, тот за тюремный садизм»). Я подозреваю, что мародеры во власти и несистемная оппозиция имеют кое-что общее. Они используют друг друга для агрессивной мобилизации сторонников и исключения из политической полемики большинства граждан — тех, кто и за родину, и за свободу.

Но то, что «тихое» российское большинство не любит революций, не значит, что оно беззащитно.

* Организация, запрещенная на территории РФ.