— Рамиль очень добрый, отзывчивый, искренний человек. Всегда придет на помощь, — вспоминает бывшая одноклассница Шамсутдинова (она попросила не называть ее имени). — Он неконфликтный. Сколько я его знаю, ни разу не видела его агрессивным или вспыльчивым. Он очень любил спорт, занимался в кадетском классе. Мы с мужем вообще сначала не поверили — думали, нас разыгрывают. Потому что знаем: вывести Рамиля из себя практически невозможно. И до сих пор я не верю в то, что самый добрый человек мог такое сделать! Видимо, они его просто довели, раз он на это решился.
Примерно так же о Шамсутдинове говорит его отец Салим в интервью Mash: «Он у меня справедливый. Он, наверное, просто не выдержал в один момент».
Удивительно, что несмотря на восемь жертв, 20-летнего Рамиля Шамсутдинова защищают не только близкие, но и незнакомые люди. Пользователи в соцсетях жалеют солдата, считая, что его довели «деды». Сразу несколько экспертов — военные психологи и юристы — в разговоре со мной по-отечески называют обвиняемого «пареньком». Когда сдавался номер, петицию за освобождение Шамсутдинова на портале Change.org подписало около 20 тысяч человек. Они требуют «отправить парня на реабилитацию и вынести оправдательный приговор» — удивительное требование для случая массового убийства.
Воинская часть 54160, в которой служил Шамсутдинов, находится в ЗАТО Горный. Закрытый военный гарнизон посреди тайги. До райцентра 52 километра, до Читы — 85. Отец Рамиля рассказывал, что после распределения в эту часть сын почти перестал ему звонить, а когда звонил — просил перевести деньги на чужую карточку. Скорее всего, удаленность части от цивилизации и невозможность пожаловаться отцу только усугубили ситуацию.
— Если часть находится в Москве — вылез за пределы части, добежал до военной прокуратуры и подал жалобу, — говорит Владимир Тригнин. — Когда существует реальная возможность пожаловаться, это уменьшает число конфликтов, дедовщины, неуставных отношений. А если часть находится далеко от города, это может быть провоцирующим фактором: куда ты побежишь?
Уже после трагедии в Горном Комитет солдатских матерей Забайкалья выяснил, что офицеры и солдаты били Шамсутдинова, опускали головой в унитаз. Командир и замполит части знали об этом, но ничего не сделали. Часть вообще была на хорошем счету у правозащитников: никаких жалоб от других призывников и их родителей не поступало. Но даже если удастся доказать, что солдат стал жертвой конфликта, рассчитывать на мягкий приговор не стоит, считает председатель Военной коллегии адвокатов Москвы Владимир Тригнин: никакая причина не может снять с человека ответственность за убийства.
— Пожалуй, единственный вариант облегчить участь Шамсутдинова, — это если его признают невменяемым. То есть он не отдавал отчет своим действиям, когда совершал преступление. Ну и вообще, как человек в здравом уме мог такое совершить?
Дедовщина по-новому
После военной реформы 2008 года, когда срок службы призывника сократился с двух лет до года, застарелая проблема российской армии заметно отступила. Эксперты подтверждают, что разделение на «духов» и «дедов» стало довольно условным: разница между тем, кто только дал присягу, и тем, кто считает последние дни до дембеля, теперь совсем небольшая. Насилие и травля сохранились, хотя вымогательств стало больше, чем прямых проявлений жестокости, как считает заместитель председателя Комитета солдатских матерей Андрей Курочкин:
— Участились случаи вымогательств — это почти в порядке вещей. Все построено на деньгах. Получить увольнительный — заплати, получить положенный тебе сухпаек — заплати, форму украли — выкупи за полцены. Это особенность времени. Что, в институтах у нас не так? В медучреждениях — не так? Другое дело, что на гражданке такую проблему всегда можно решить, обратившись в прокуратуру, в суд. А военнослужащий — в части, за колючей проволокой — полностью ограничен в правах.
Солдаты, которые могут попросить родителей прислать денег, откупаются. Остальные вынуждены расплачиваться трудом: драить полы и унитазы или бесконечно ходить в караул. Несогласных ждут проблемы. Как говорит Андрей Курочкин, обычно командование частей знает о поборах и об издевательствах, но предпочитает закрывать на это глаза — никому не нужно особое внимание правозащитников.
— У бойца, который пострадал или был избит, отбирают телефон, ему не дают связаться с близкими и прокуратурой, — рассказывает Курочкин. — Мы много лет обсуждали это с Министерством обороны и с военной прокуратурой. Телефоны в части использовать не запрещено, но регламент определяется внутри каждой части. Где-то каждый день телефон выдают, где-то раз в неделю. Если боец проблемный, проще ему телефон не давать. И командование само чинит произвол. Вот это и есть форменная катастрофа.
Выявлять призывников, у которых в части возникли проблемы, могли бы психологи, но им зачастую не хватает понимания армейской жизни, объясняет военный психолог Алексей Захаров:
— Был период, когда военную психологию вывели за рамки вооруженных сил. И теперь в большинстве частей должности психологов становятся гражданскими. Их замещают психологи, набранные в школе, которые к военному делу никакого отношения не имеют. Естественно встроиться в систему военных отношений такие специалисты не могут — для этого им важно иметь личный боевой опыт, участвовать в военных действиях.
По статистике Комитета солдатских матерей, ежегодно в силовых ведомствах погибает более двух тысяч человек — почти шесть человек в день. Конечно, убийств по статистике не так много: чаще это несчастные случаи во время несения службы, болезни и самоубийства — еще один способ спастись от издевок.
— Боец чаще не берет автомат, чтобы расправиться с обидчиком, а кончает жизнь самоубийством, — говорит Андрей Курочкин. — Это очень распространенное явление, но об этом все молчат. Легче говорить по телевидению, что у нас нет дедовщины и все хорошо, чем навести порядок.
Избиения и поборы, закрывшее глаза начальство, затерянная в тайге часть — может быть, Рамиля Шамсутдинова обложили со всех сторон? А может, он просто не знал, что можно обратиться к правозащитникам? И если бы обратился, не исключено, что восемь его жертв можно было бы спасти.
— Всегда можно перевестись, добиться возбуждения уголовного дела и прикомандироваться к другой части, подальше от обидчиков, — рассказывает Андрей Курочкин. — Или пройти военную комиссию и перевестись по состоянию здоровья, или вообще комиссоваться — в зависимости от травм и увечий. Вариантов много. Терпеть нельзя.
К сожалению, ничего этого с Рамилем Шамсутдиновым не случилось. А случились — автомат с двумя магазинами и десять расстрелянных сослуживцев. Погибших уже похоронили. Шамсутдинов в СИЗО, в ожидании военного суда. Ему грозит суровое наказание, вплоть до пожизненного срока.
