В центре круга
Круговой перекресток — самая распространенная часть дорожного пейзажа в европейском захолустье. Это очень дешевая и простая технология: водители сбрасывают скорость и разъезжаются в разные стороны без помощи светофоров и каких-либо регуляторов движения. Прообраз этих тысяч развязок был создан в 1901 году вокруг парижской Триумфальной арки, которая по-прежнему возвышается в центре обрамленной зеленью круглой площади у залитых светом фонарей и неоновой рекламы Елисейских полей. Но тысячи эпигонов этого первого европейского кольца лишены каких бы то ни было украшений. Если они и могут служить символом, то лишь пустоты, невзрачности, окраины.
И вот здесь, в центре этого «ничто», вдруг зародилась жизнь. Уже без малого год на тысячах таких круглых островков вдали от туристических достопримечательностей и главных магистралей собираются активисты в желтых жилетах. Здесь строят укрытия от ветра и дождя, рисуют плакаты, проводят лекции и диспуты, записывают музыкальные клипы…
Захваты перекрестков и создание вблизи от них протестных лагерей начались даже чуть раньше больших демонстраций. Это и агитационный пункт, и место хранения протестной атрибутики, и место для дискуссий, и даже возможность поесть для тех, кому эта роскошь не всегда доступна. Шло время, людская волна отхлынула с улиц, но задержалась на этих кольцевых перекрестках.
До сих пор здесь варят и раздают горячее, восстанавливают после очередного поджога свои сколоченные из досок штабные сарайчики и каждую субботу выходят на трассу. За это время формы активистской деятельности несколько изменились: меньше прямого действия (перекрытий), больше диспутов между собой и с приходящими людьми. Причина не только в том, что ошалевшая было в первые недели полиция пришла в себя и жестко пресекает любую попытку остановить движение, но и в стремлении разрешить накопившиеся вопросы — куда двигаться дальше и как заставить власть выполнить требования протестующего народа.
Эти импровизированные лагеря регулярно горят, отстраиваются заново, сносятся полицией, но спустя год в стране все еще действует несколько сотен подобных очагов, в каждом из которых кипит варево протеста.
Департамент Ивелин — часть столичного региона Иль-де-Франс. Расположенный в долине Сены, этот край всегда был промышленно развитым, но сейчас страдает от безработицы и обнищания.
Спустя 10 месяцев после начала движения лагерь на окраине городка Бюшле в 60 километрах к западу от Парижа остался единственным в департаменте. Активисты считают важным поддерживать здесь присутствие, часто даже ночью — хотя бы для того, чтобы обозначить существование движения.
Лагерь расположен неподалеку от пунктов взимания платы на трассе А13. Это не случайно: очень важная часть активности «желтых жилетов» с начала движения — блокирование пунктов взимания платы и свободный пропуск автомобилей по платной трассе. Так они не только выражают протест против приватизации общественных благ и удорожания жизни, но и наносят ущерб крупному бизнесу, который, как они верят, тесно связан с власть предержащими.
Последняя блокировка была в августе; с тех пор здесь тихо, но угрозу ощущают обе стороны.
Каждый такого рода лагерь содержит стандартный набор элементов. Это дощатый сарай или металлический контейнер, где хранятся вещи, наглядная агитация и припасы. Под навесом стол и скамейки, здесь же посуда. Еда либо привозится из дома, либо готовится на газовой плитке. Когда люди не заняты хозяйственными делами или агитацией автомобилистов, они собираются вместе и обсуждают последние политические новости и перспективы движения. Собравшиеся здесь придерживаются разных политических взглядов, поэтому споры неизбежны. Но опыт совместной борьбы и общая угроза создают товарищескую атмосферу, рождают чувство общности и солидарности, и потенциально конфликтная ситуация часто разряжается неполиткорректной шуткой или дружеским толчком в бок.
Этот лагерь остался последним в департаменте не только благодаря упорству его обитателей, но и потому, что он находится на частной земле, принадлежащей стороннику движения. У властей нет законных рычагов снести его, как многие другие. Но находятся другие средства. 22 сентября после первой крупной демонстрации ЖЖ в новом сезоне лагерь был подожжен. Полиция говорит о возможном случайном возгорании, но активисты уверены в поджоге. Теперь они восстанавливают сгоревший лагерь. Стройматериалами помогают местные жители. За прошедшие месяцы вокруг активистов сформировалась группа поддержки.
«Мы отсюда не сдвинемся», — решительно сообщает один из активистов. «Наша борьба прекратится, когда равенство вернется в нашу страну», — говорит другой. Третий обращает внимание на приветственные сигналы проезжающих автомобилей: «Люди нас поддерживают. Они с нами».
А на кучу мусора, оставшуюся после зачистки сгоревшего лагеря, водружают табличку «Мы строим — они разрушают», имея в виду, конечно, нечто более глобальное, чем свою развязку.
1968–2018: нет у революции конца
Самое массовое со времен 1968 года низовое движение во многом возникло как ответ на деградацию общественной жизни за пределами больших городов, сокращение всех видов публичных учреждений и растущий дефицит общения.
В результате бесконечных сокращений и оптимизаций больниц, аптек и школ в небольших городках десятки тысяч коммун охватили «белые зоны», где социальные услуги, да и просто магазин больше не доступны без автомобиля. Около 16% французов живут в поселках, где нет ни одного медика, 15% не имеют в пешей доступности продуктового магазина, 10% вынуждены садиться в автомобиль, чтобы отправить письмо или посылку. Да и в больших городах муниципальные больницы и школы все сильнее страдают от недостатка финансирования и переполненности.
Хуже стало и с простым общением. С 1960 года во Франции закрылось почти 90% из существовавших 200 тысяч сельских кафе, где можно было встречаться с соседями и обсуждать новости. Миллионы французов оказались запертыми в узком коридоре между домом и работой, до которой все дальше и дольше добираться.
Рабочие места сократились, а те, что остались, менее выгодны. Из-за деиндустриализации квалифицированные рабочие специальности в промышленности, где повышение производительности обеспечивало регулярное повышение зарплаты, были заменены профессиями в секторе услуг, где условия найма, зарплата и перспективы профессионального роста несравненно хуже.
Статистика годами не показывала реального уровня безработицы, потому что сотни тысяч безработных вынужденно оформлялись индивидуальными предпринимателями (статус, введенный в 2009 году). Это позволяло работодателям покупать их рабочую силу по заниженной цене, обходя установленные государством гарантии наемного труда. Особенно тяжелым оказалось положение матерей-одиночек, доля которых в общем числе домохозяйств за 20 последних лет удвоилась — с 11 до 20%.
Похоже, что власть не ожидала взрыва осенью 2018 года. Всего за год до этого на президентских выборах победил молодой технократ Эмманюэль Макрон, представлявший респектабельный центр политического спектра и обещавший вдохнуть новую жизнь в либеральную глобализацию. Новый президент энергично взялся за проведение пакета неолиберальных реформ, и, казалось, ничто не сможет его остановить. Попытка профсоюзов весной 2018-го дать решительное сражение «антисоциальному» курсу главы государства потерпела поражение. Казалось, страна волей-неволей выдала молодому лидеру карт-бланш на реформы.
Да и сам повод, вызвавший рождение ЖЖ, не выглядел чем-то эпохальным. Правительство объявило об очередном повышении «экологического» налога на топливо и анонсировало запрет на старые автомобили с дизелем, только и всего. Французы проглатывали и куда более горькие пилюли. Но на этот раз механизм спуска пара сломался. 17 ноября 2018 года на улицы и дороги Франции вышло почти триста тысяч разгневанных граждан. И с тех пор каждую субботу с неизбежностью астрономического явления эти люди выходят на улицы и кольцевые развязки по всей стране. Это движение оказалось первым за четверть века, которое заставило власть отступить, отказавшись от уже начатых непопулярных реформ.
Жизнь после смерти
В последний день августа в Париже все еще летняя тишь и безлюдье. Люди возвращаются в город, чтобы 2 сентября отправить детей в школы и детские сады, но многие пока еще догуливают свои отпуска.
В 14 часов с площади Насьон стартует очередная, 43-я по счету протестная суббота. В ярко декорированной желтыми жилетами и транспарантами колонне оживленно переговариваются и хором скандируют, но участников от силы три тысячи. И дело, конечно, не только в отпускной поре…
Десять месяцев назад, когда люди в желтых жилетах впервые вышли на улицы своих городов, социологи констатировали, что большинство французов — более 70% — поддерживают это движение и его требования. С тех пор поддержка постепенно слабела. Отчасти сказалась постоянная чернушная пропаганда по ТВ. Обыватели подустали от ежесубботних полицейских перекрытий. Но есть и более глубокая причина: ЖЖ оторвались от своей массовой базы из-за радикализации формы протеста. Немалая часть французов считает, что ЖЖ забыли о первоначальных целях движения, сосредоточившись на уличных боях с полицией. Активисты в ответ указывают на то, что количество раненых манифестантов на порядок превосходит численность пострадавших полицейских (не говоря уже о выбитых глазах и оторванных руках), а для того, чтобы добиться социальных требований, надо отвоевать право на свободу собраний.
Действительно, стремясь подавить движение, власти идут на беспрецедентные меры. Запрет на манифестации в центре многих городов. В Париже для демонстраций уже несколько месяцев закрыты центр и район Елисейских полей. Префект полиции департамента Мозель в Лотарингии издал распоряжение, запрещающее манифестации «желтых жилетов» на территории всего региона. За появление в желтом жилете в неположенном месте можно схлопотать штраф в размере 135 евро по обвинению в участии в запрещенной акции.
С другой стороны, власти попытались купировать движение и его общественную поддержку с помощью частичных уступок и обещаний. В два приема, в декабре и в апреле (после завершения больших дебатов), президент Макрон заморозил повышение налога на топливо и автомобили, повысил минимальную зарплату на 100 евро, отменил социальный сбор с пенсионеров, получающих менее 2000 евро пенсии. В апрельском пакете — отказ от закрытия больниц в глубинке, повышение минимальной пенсии с 800 до 1000 евро, снижение налогов для среднего класса.
Но парадокс в том, что, хотя волну протеста удалось частично сбить, на рейтинг доверия президенту (который является главной мишенью ЖЖ) эти меры практически не повлияли. По данным социологического института ELABE, в начале августа рейтинг доверия Макрону составил 28% — это всего на 2% выше, чем на пике протестов осенью прошлого года. При этом 37% населения президенту «не доверяет совсем». Очевидно, что недовольство никуда не делось. Как показывают те же опросы, французов гораздо больше волнуют падение покупательной способности и занятость, чем продвигаемая президентом экологическая повестка. И чем ниже на социальной лестнице находится человек, тем больше он ориентирован именно на социальные проблемы.
Притом подавляющее большинство французов уверено, что, несмотря на все уступки, основная линия политики Макрона не изменится. В каком направлении проводится эта политика, стало ясно уже в первые два года: реформа трудового права, отмена налога на богатство, отказ от соблюдения социальных стандартов в трудовой сфере… Из последнего — приватизация аэропортов и гидроэлектростанций. На очереди заявленная на осень пенсионная реформа. Предполагается отменить специальные пенсионные режимы, существующие для ряда профессий. Профсоюзы уже заявили о том, что размер пенсий снизится на треть. Половина французов резко против (особенно так называемые «предпенсионеры»), 26% — за, остальные определяются.
В такой ситуации любая капля может вновь переполнить чашу терпения. Пока властям удалось, втянув ЖЖ в конфронтацию, изолировать их от широких масс. Но зато они получили радикальный и отмобилизованный многотысячный актив, который при случае может стать ядром новых протестов. Разношерстность движения ЖЖ, о которой часто говорят как о проблеме, может стать преимуществом. «Желтые жилеты» легко интегрируют в свою повестку любые волнующие простых французов проблемы — от качества медицинской помощи до экологических требований, которые предлагают решать, перенося тяжесть экологических сборов с простых граждан на корпорации.
Новая тактика ЖЖ — конвергенция, сближение разных линий борьбы. Если раньше ЖЖ обвиняли в том, что они не хотят ни с кем блокироваться, теперь ситуация изменилась радикально — «желтые жилеты» стремятся интегрировать любую протестную повестку, не забывая о своих базовых требованиях. Лозунги: «Нет порядка без справедливости». «Нет климатической справедливости без социальной», «Объединение разных линий борьбы»…
Вместе с профсоюзами они выступают против повышения пенсионного возраста, с экологами требуют наложить жесткие экологические ограничения на большой бизнес, а по гендерной повестке даже отрастили себе соответствующее крыло «Женщины — “желтые жилеты”».
Есть соблазн усмотреть в этом чисто тактическую уловку, мимикрию, но вряд ли дело исчерпывается этим. Сама логика многомесячной борьбы, политизация вчерашних обывателей ведет их к выводу, что за частными проблемами стоит общая деградация системы, бороться с которой можно и нужно на всех фронтах.
Отмобилизованный и мотивированный актив ЖЖ проникает в ткань широких слоев населения, передавая им накопленный за месяцы борьбы опыт противостояния правительству. По образу и подобию ЖЖ уже формируются новые движения: учителей — «Красные ручки»; «Женщины — “желтые жилеты”»; «Пенсионеры в гневе» и прочие.
Также они поддерживают протест медиков, который сейчас на слуху и который, по опросам, поддерживает 80% французов. Неожиданная стойкость протестующих (в основном это средний и младший медицинский персонал) и их готовность бастовать шесть месяцев — это в немалой степени воздействие примера «желтых жилетов». Связующим звеном между «желтыми жилетами» и медицинским сообществом стали стрит-медики — эта инициатива появилась на волне эскалации насилия в ходе демонстраций. Одетые в белые комбинезоны и каски с крупными красными крестами, добровольцы движутся вместе с колонной манифестантов и оказывают первую помощь как пострадавшим демонстрантам, так и полицейским. В составе инициативы как профессиональные медики, так и добровольцы, прошедшие краткий курс обучения.
Пьер — бывший пожарный, получивший огнестрельное ранение в одном из выездов, Жозефина — моложавая пенсионерка, в прошлом работавшая в сфере искусства. Они из лагеря кругового движения в Сент-Авольде, маленьком городе в Лотарингии. В качестве стрит-медиков сопровождают каждую демонстрацию, накануне готовят свои средства первой помощи. Наиболее частые проблемы — воспаление глаз и тошнота, результат воздействия слезоточивого газа. Бывают и более серьезные проблемы: за время протестов ранения разной степени тяжести получили более двух тысяч протестантов, более 20 лишились глаза или кисти руки. Полиция со своей стороны признавать какой-то особый статус стрит-медиков не желает и арестовывает за участие в несанкционированной акции. Пьер и Жозефина провели сутки в СИЗО Парижа после одной из субботних акций в мае, куда активисты Сент-Авольда ездили на двух арендованных ими автобусах. Но от участия в новых акциях их это не удержало. «Нет, — говорит Жозефина, — это меня еще больше возмутило и убедило в том, что наша борьба справедлива и необходима».
Хоть и медленно, но все-таки создаются координационные структуры на районном, региональном и национальном уровнях. Представители местных групп еще в январе 2019 года собрались в городе Коммерси в Лотарингии на первую общенациональную Ассамблею Ассамблей. Мероприятие, включающее десятки семинаров и тематических рабочих групп, многие активисты с развязок проигнорировали. Тогда казалось, что стоит еще немного надавить, и власть падет — что тут обсуждать? Но на вторую Ассамблею Ассамблей в апреле поехало больше народу. Третья Ассамблея состоялась в Монпелье в октябре.
Друзья народа
Движение ЖЖ сформировало новую народную культуру: шаржи, карикатуры, символы, музыкальные клипы, песни. В одной из самых популярных, которую распевали во время массовых демонстраций зимой и весной, Макрона называют «президентом боссов», противопоставляя его «трудовой Франции». Это противопоставление вообще отражает главное измерение той коллективной идентичности, которую генерируют ЖЖ. И это представление о себе как о «трудовом народе» в принципе соответствует объективным данным о социальных характеристиках участников движения.
Французская социологическая служба ELABE прошедшей зимой провела масштабное анкетирование участников протестных мобилизаций ЖЖ. Согласно полученным данным, социальный состав движения довольно пестрый, но при этом не лишен характерных черт. Так, рабочих среди ЖЖ на 9% больше, чем в целом в обществе. Служащих тоже больше — на 4%. Низовой характер движения подчеркивается и относительно высокой долей безработных (11% против 6% в целом по стране), хотя работающие составляют уверенное большинство — около 60%. Остальные — пенсионеры и учащиеся. Еще важная социальная характеристика движения — большой процент участвующих в нем матерей-одиночек (12% против среднестатистических 6%).
Респонденты из числа протестующих чаще среднего француза сталкивались с социальными проблемами. 65% «желтых жилетов» имели проблемы с оплатой счетов (+17% по сравнению со средним французом), 69% вынуждены были иногда отказываться от необходимой медицинской помощи по финансовым соображениям (+18%), 51% регулярно в течение последних двенадцати месяцев оказывался в ситуации, когда невозможно было свести концы с концами (+17), 55% считает, что их финансовое положение ухудшилось за последние двенадцать месяцев (+12).
Среди «жилетов» много также мелких предпринимателей и тех, кого в России называют самозанятыми. Вряд ли можно описать это движение в строго классовых терминах, но очевидно, что оно вовлекает в свои ряды прежде всего обитателей нижних этажей социальной пирамиды.
Еще одно важное социальное измерение ЖЖ — его социальная география. Самые запоминающиеся кадры уличных столкновений, которые облетели весь мир, были сделаны в Париже, но наиболее прочная база движения — во французской глубинке. Около половины «желтых жилетов», согласно опросам, проживает в сельской местности и городах с населением от 2 до 20 тысяч жителей.
Галерея жилетов
Лучше всего изучать требования протестующих по их жилетам, покрытым рисунками и надписями. Это декларация и программа каждого протестанта и одновременно приглашение к дискуссии. Часто можно видеть, как люди, по-видимому, прежде не знакомые друг с другом, во время демонстрации завязывают оживленную беседу.
Группа энтузиастов даже создала в интернете галерею фотографий жилетов, собирая экспонаты на улицах во время демонстраций и приглашая присылать их по почте. Создатели сайта пишут, что хотят дать голос улице в пику презрению, которое демонстрируют народу власти.
Самое популярное требование — повышение покупательной способности нижних слоев населения. «Справедливость, социальная и налоговая», «Я не хочу потерять свою жизнь, только пытаясь заработать», «Я родился для жизни, но не для страданий», «Хочу жить, а не выживать», «Лучшее будущее для наших детей — общество справедливое и ответственное», — пишут манифестанты на своих жилетах. От кого хотят ответственного поведения? От богачей, которые используют любые лазейки, чтобы уменьшить свои налоги, и чиновников, которые им в этом помогают.
Придя к власти, Макрон почти сразу отменил налог на богатство, составлявший 1,5% в год для владельцев состояний более 1 миллиона евро. Восстановление этого налога — одно из основных и пока не выполненных требований протестующих. Другие предлагаемые средства для повышения покупательной способности — повышение не облагаемого налогами минимума заработной платы, недопущение роста цены на топливо для автомобилей и обогрева жилищ, увеличение налогов на корпорации и состоятельных граждан, борьба с вывозом денег в офшорные зоны и с невыплатой налогов крупными корпорациями.
«Нет справедливости “для своих”!», «Трясите банкиров, но не рабочих, облагайте налогом тех, кто забирает прибыль». Возможное в случае принятия этих мер бегство капиталов и капиталистов не пугает участников движения. Они в любом случае хотят перераспределить богатства страны в пользу простого народа. К тому же они мыслят свое движение в европейском масштабе. Свои «желтые жилеты» есть и в других европейских странах, и программа у них сходная. Не зря земной шар, облаченный в желтый жилет, — популярный образ на жилетах и плакатах демонстрантов.
Политическая повестка желтых жилетов густо замешана на ненависти к правящему классу, причем для многих частью этого класса являются и оппозиция, и вообще политические институты. Согласно сентябрьским опросам, президенту доверяют чуть менее трети граждан, политическим партиям — менее 20%.
Лозунг «Правительство народа, учрежденное народом и для народа» крайне популярен. Единственным способом вновь дать народу право управлять многие ЖЖ считают RIC — референдум по инициативе граждан. Именно эта аббревиатура чаще всего встречается на лозунгах и жилетах.
Сейчас во Франции правом инициировать референдум обладают лишь депутаты парламента в количестве не менее 1/5 от их общего числа или исполнительная власть, но не граждане. К тому же требуется собрать подписи 10% избирателей, то есть более 4,5 миллиона человек. «Желтые жилеты» предлагают использовать опыт соседней Швейцарии и предоставить гражданам право инициировать референдум, а подписной порог снизить до 700 тысяч.
Многие осознают, что реальное участие французских «кухарок» в управлении государством возможно лишь после повышения их жизненного уровня и появления свободного времени, которое не приходилось бы тратить на зарабатывание денег. «Капитализм нерастворим в демократии», — гласят надписи на жилетах. Но внутри самого движения интенсивно идет просветительская работа и внутренняя дискуссия. Хотя ЖЖ и объявляют себя аполитичными, но постоянно обсуждают политические темы, обмениваются литературой и информацией. Они уверены, что стали «мыслить нонконформистски», и именно это, по их мнению, беспокоит правительство.
«Нонконформистское мышление» и недоверие к политическим институтам выливаются в своего рода радикально-демократическую, почти анархистскую программу или, скорее, политическую культуру движения. Его участники ненавидят правящий режим, разочарованы во всей конструкции Пятой республики, существующей с 1958 года, и стремятся заменить ее на новую систему, в основе которой будет не представительская демократия и выборы, а прямая, низовая демократия. По поводу того, как это может выглядеть, определенности меньше.
Макрон и бо-бо
Если с позитивной повесткой внутри ЖЖ могут быть разногласия, то по поводу врагов согласия у протестующих больше. Кастинг на роль главного злодея однозначно выиграл «президент боссов» Макрон. Рифмованное требование его отставки — самый популярный лозунг для скандирования на демонстрациях. За президентом следует министр внутренних дел, на совести которого разгул полицейского насилия. Его, также в рифмованных строках, протестующие предлагают отправить в тюрьму. Другие министры действующего правительства, равно как и депутаты от пропрезидентской партии «Вперед, республика!», тоже особой любви у ЖЖ не заслужили. Но есть у движения и более обобщенные образы врагов.
«Как ни странно, в словаре “желтых жилетов” довольно большую роль играет термин “капитализм”», — рассказывает социолог Карин Клеман. По ее словам, это вовсе не свидетельствует об идеологическом влиянии левых политиков. Тем не менее именно этим термином люди обозначают комбинацию социальных и экономических отношений, мешающих им жить и вызывающих раздражение. Под понятие капитализма подпадают растущие неравенство и бедность, а также атомизация, отчуждение людей друг от друга — в общем, факторы, которые разделяют людей, мешают им чувствовать полноту бытия, радость общения и, наоборот, заставляют бегать как белка в колесе или без сил сидеть дома перед ТВ.
Именно агентами этой всепроникающей силы в глазах многих участников движения ЖЖ выступают политики и профсоюзы, которые воспринимаются как почти тотально коррумпированные и малопригодные для реформирования части системы.
У людей в желтых жилетах складывается стойкое убеждение, что все политические партии на самом деле обслуживают интересы одного класса — класса сверхбогатых. По крайней мере если политики и борются с неравенством, то символически, «для галочки». Об этом говорит Даниэль, 40-летний рабочий из пригорода Парижа, с которым мы общаемся во время демонстрации.
На вопрос, кому из политиков он доверяет, уверенно и сразу отвечает: никому. На последних выборах голосовал за Ле Пен, но только для того, чтобы «дать пощечину» Макрону. Не доверяет Даниэль и профсоюзам — их однодневные забастовки никак не мешают правительству проводить свою политику. В то же время профбоссы неплохо чувствуют себя в своих кабинетах.
Он также не хотел бы поручить представлять себя никаким лидерам из среды ЖЖ. Для него движение ценно именно тем, за что его критикуют и справа и слева, — отсутствием представительства. Каждую субботу Даниэль несет свой транспарант среди таких же, как он, работяг, и это для него наилучший способ выдвинуть свои требования обществу и власти.
Навязчивый страх перед представительством, то есть перед политической организацией движения, напоминает старый анархизм XIX столетия. Сторонники Бакунина во времена I Интернационала тоже не доверяли партийной форме организации и идее борьбы за политическую власть, которая, с их точки зрения, неизбежно будет узурпирована вождями и в конечном счете использована против народа. Так же, как анархисты или социалисты-утописты вроде Оуэна, ЖЖ стремятся выстроить новую модель общества внутри собственных коллективов. На своих развязках они словно создают зоны, свободные от пороков капиталистического общества вокруг них. Там практикуются доверительные отношения, взаимная солидарность и поддержка, откровенность, справедливость, настоящая демократия и равенство. Многие ЖЖ хотят, чтобы эти свободные зоны постепенно расширялись, вовлекая в себя все общество. Но бороться за власть в обществе они пока не хотят.
Еще один типаж, вызывающий у ЖЖ если не ненависть, то по меньшей мере сарказм, — бо-бо. Это забавное словечко обозначает рафинированного и «прогрессивного» интеллектуала из Парижа, который высокомерно критикует протестующих за «неправильные» лозунги и готов защищать кого угодно, только не бедняков-сограждан. Немало бо-бо среди левых журналистов и экспертов, которые пишут статьи и мелькают на ТВ. Годами именно эти привилегированные «умники» из университетов были выразителями левых ценностей. Но внутри сообществ ЖЖ они воспринимаются как социально чуждые и напыщенные агенты правящего класса.
А вот отношение к полиции (которую леваки традиционно ненавидели) более противоречивое. Хотя демонстранты нередко сравнивают разгоняющую марши полицию с коллаборационистами времен режима Виши, большинство ЖЖ придерживается более умеренных позиций и надеется когда-нибудь перетянуть полицейских на свою сторону. И у этих надежд есть свои основания. После публикаций о волне самоубийств среди полицейских стал звучать лозунг: «Не убивайте себя, присоединяйтесь к нам». Действительно, лидеры полицейских профсоюзов открытым текстом заявляют, что политики «используют полицейских как пешек в своей игре». 2 октября прошёл марш протеста полицейских в Париже, для подготовки которого объединились, едва ли не впервые в своей истории, все пять полицейских профсоюзов.
Четвертая французская революция
Движение ЖЖ действует в весьма характерной системе исторических координат. Участники протестов и обитатели круговых развязок в принципе хорошо относятся к любым народным движениям и восстаниям (а потому выражают солидарность и с гонконгскими, и с московскими протестующими), но особенно значимыми для них оказались три даты во французской истории, которые мелькали на тысячах самодельных плакатов и транспарантов: 1968, 1871 и 1789 годы. Студенческая революция «Красного мая», Парижская коммуна и Великая Французская революция. Эти даты давно превратились в хронологические рубежи, разделяющие главы в учебниках французской и мировой истории, потому что отмечают революционные потрясения, которые заново переучреждали весь социальный порядок, делая невозможным возвращение к прошлому и открывая новую историческую эпоху.
Сами ЖЖ упорно отказываются определять себя в традиционных терминах правой или левой традиции, которые генеалогически восходят именно к Национальному собранию 1789 года, когда радикальные депутаты сидели слева, а умеренные и консервативные — в правой части зала заседаний. Среди них немало тех, кто голосует за ультраправый «Национальный фронт», но не меньше сторонников ультралевого политика Жана-Люка Меланшона, а большинству вообще отвратительны все политики с их вечным театром борьбы правых и левых.
Тем не менее три традиционных именно для левой политической традиции даты составили для ЖЖ главную хронологическую ось, описывавшую историческое пространство, в котором они существуют. И дело здесь, конечно, не в глубинной лояльности левой идеологии и вообще приверженности каким бы то ни было «-измам». В великих французских революциях ЖЖ привлекало не их идеологическое наследие, а сам момент отрицания старого мира и символического утверждения нового силами восставшего народа.
В традиционной исторической науке 1789 год, год начала Великой французской революции, считается началом онтологической современности, «новейшего» времени. Взятие Бастилии стало символической чертой, отсекшей весь тысячелетний старый порядок абсолютной монархии, сословий, феодальных привилегий. На руинах древней королевской твердыни был учрежден новый порядок, ключевым элементом которого стала нация, «народ-суверен», именем которой и в интересах которой должна была отныне вершиться история. Со временем эта доктрина национального строительства возобладала во всем мире, заложив основу политического порядка современности. Именно к этому базовому уровню социального порядка подчеркнуто апеллируют ЖЖ, чьим гимном стала «Марсельеза», а знаменем — национальный триколор.
И это сочетание почти полного недоверия к существующим институтам Пятой республики, ко всем без исключения граням ее публичного пространства, с подчеркнутым преклонением перед актом революционного созидания нации, произошедшим 230 лет назад, указывает на, возможно, главную историческую задачу, которую ставило перед собой это движение: пересоздать французский народ, демократическую государственность и политику в целом.