Отменить автомобили
Рыжая, улыбчивая, в розовой искусственной шубке и большом клетчатом шарфе. Мы встречаемся возле метро Аэропорт. Мимо по Ленинградскому шоссе проносятся тысячи машин. 18-полосная Ленинградка — самая широкая улица Москвы. Во время своей предвыборной кампании Беседина предложила снести Ленинградку, а заодно и другие крупные шоссе столицы.
— Рядом с Ленинградкой невозможно жить, невозможно открыть окно, невозможно дышать полной грудью. Это выхлопы, это грязь, это море реагентов зимой — и, главное, транспортного смысла в этой дороге очень мало. Метро, которое проходит под нами, провозит в разы больше людей.
— Да ну? Тут сплошной поток машин.
— Конечно, машин много, но проводная способность шоссе не такая высокая. Если сузить проезжую часть, пустить трамвай, дать больше места пешеходам и сделать велодорожки, провозная способность увеличится. Звучит парадоксально, но это научный факт.
— Сужение Ленинградки приведет к пробкам?
— На самом деле это работает ровно наоборот. Когда мы сужаем дороги, количество машин уменьшается, люди переходят на другие виды транспорта. Так работает всегда. А когда мы строим новые дороги и расширяем существующие, машин становится больше. Люди бросают общественный транспорт, перестают ходить пешком и садятся за руль. По этому пути пытались пойти американские города и в результате пришли к тупику. Получились города, в которых невозможно ходить, невозможно организовать общественный транспорт. Автомобильная инфраструктура снизила плотность городов настолько, что общественный транспорт потерял смысл — он просто не будет заполняться. И невозможно это исправить, не снеся весь город. Автомобиль — это железная коробка, чудовищно неэффективная с точки зрения пространства. Она занимает слишком много места, и этого места в городе нет. В Европе пошли по другому пути: там стали постепенно заменять личный транспорт общественным. И мы видим, что Берлин намного более транспортно благополучный город, чем Лос-Анджелес.
— Москва ведь уже пошла в эту сторону: ввела платные парковки, запустила систему общественного транспорта «Магистраль».
— У нас сейчас Департамент транспорта идет в две разные стороны: одна нога шагает в одну сторону, другая — в противоположную. С одной стороны, мэрия сужает улицы по программе «Моя улица», вводит платные парковки. А с другой, радостно строит многочисленные хорды и приглашает людей садиться за руль. Это только усиливает социальную напряженность.
Отменить депутатов
— Как ты решила баллотироваться в депутаты?
— В 2018 я участвовала в праймериз «Яблока». Я вообще туда пришла, чтобы поговорить об урбанистике. Неплохо выступила на дебатах и поняла, что я такое могу. У нас была команда, которая сформировалась вокруг Максима Каца. Было понятно, что мы хотим выдвинуть кандидатов на выборы в Мосгордуму. И зимой 2019 года Максим Кац написал у себя в блоге, что «Городские проекты» будут участвовать в выборах. Дальше был процесс выдвижения в «Яблоке». В праймериз я заняла пятое место, так что была уже не no name.
— «Городские проекты» — это проект партии «Яблоко»?
— Нет. Но директор «Городских проектов» — член «Яблока», практически все, кто там работает, — члены «Яблока». Просто так совпало.
— Кто спонсировал твою кампанию?
— «Яблоко» дало три миллиона рублей, а большую часть нам пожертвовала аудитория «Городских проектов». Всего мы потратили 15 миллионов рублей.
— Ты была одним из немногих оппозиционных кандидатов, которые не попали за решетку во время летних митингов в Москве. Как так вышло?
— Я в митингах не особо участвовала. Была на самом первом, который вылился в митинг у мэрии и у Горизбиркома. Но к Избиркому я не пошла. У нас как раз Настю (Анастасию Брюханову, кандидата в депутаты Мосгордумы. — «РР») снимали, нужно было спасать ее подписи, проделать огромный объем бюрократической работы. Мы бросили все силы на это.
— Ты вообще митинговый человек?
— Совершенно нет. Митинги и пикеты — это совершенно не мое. Вот плакаты для митинга нарисовать — это я в первых рядах. А на митинг пойти… Но на всех согласованных митингах я была. Я не митинговала, не буянила, но при этом к моим родителям все равно с обыском пришли.
— Когда в квартиру твоих родителей пришли с обыском, ты не пожалела, что ввязалась в политику?
— Когда все устаканилось, я сказала родителям: «Вы меня простите за мой выбор карьерного пути». Но у меня родители потрясающе толерантные и спокойные люди. После того как прошел обыск и нам выломали дверь, я ожидала от них больше сожалений или нытья. Но ничего этого не было. Они собрались, вздохнули и поставили новую дверь. У меня совершенно классные родители, которые всегда меня поддерживали. Но все равно всегда приятно открывать для себя людей с такой сильной стороны.
— А почему тебя зарегистрировали в кандидаты?
— Думаю, это случайность. Меня не посчитали опасной, не заметили. Но, возможно, они не восприняли меня как что-то серьезное.
— Что такого ты сделала в округе, чтобы за тебя проголосовало большинство?
— Мы очень активно агитировали. Я агитировала, каждый день на самокате ездила, раздавала визитки, общалась с людьми. Вообще это очень эффективно, когда кандидат приходит к тебе лично: «Ничего себе, сам кандидат в депутаты!» Это реально дает большое количество голосов. У нас была целая армия агитаторов, которые ходили день и ночь по квартирам, рассказывали, какая Беседина классная, нужно за нее проголосовать.
— На первом заседании Думы ты предложила распустить созыв. Зачем?
— Это решение я приняла в ту ночь, когда поняла, что прохожу. Я была в ярости от того, что других кандидатов не допустили. Я очень дружу с Анастасией Брюхановой. Мы планировали идти в связке. Когда ее сняли, меня это вывело из себя.
— И все же из-за недопущения других кандидатов на митинги ты ходить не стала.
— Я не тот человек, который полезет с речами на баррикады. Это мне не свойственно. Сейчас, может быть, ситуация будет меняться, потому что у меня есть мандат на выступление от имени людей.
— Так зачем распускать Думу?
— Мне хотелось спросить у коллег-депутатов, нормально ли им депутатствовать, когда некоторые люди не допущены, кто-то сидит в тюрьме!.. Каково им избраться вот в такой обстановочке?
— Ты ведь понимала, что это бессмысленное предложение?
— Ну конечно, единороссы, которые только что еле выскребли свои мандаты, не самораспустятся.
— К чему тогда такой популизм?
— Скорее затем, чтобы они ответили на вопрос: «Вот вам нормально, господа? Чтобы вы проскочили, моих друзей била полиция, мою подругу сняли с выборов».
— А тебе нормально?
— Ответственность за это безумие, за полицейское насилие лежит на тех, в чью пользу оно было. Если ты депутат от мэрии, часть ответственность лежит на тебе. Но, конечно, главная ответственность — на Путине и Собянине, которые принимали решение, что надо бить и сажать.
— Почему ты не сняла свою кандидатуру после того, как многих кандидатов не допустили до выборов?
— А чего бы я этим добилась? Если бы я сняла свою кандидатуру, у нас бы сейчас не было депутата, которая вытаскивает на свет бюджет. Можно было бы, конечно, гордо сняться, но, мне кажется, это не та ситуация. Власть никто не отдаст. Ее можно только взять самому.
Отменить винегрет
— Ты раньше работала в госструктурах?
— Никогда! Моя независимость и возможность делать то, что я хочу, мне дороже желания что-то изменить. Ты гораздо эффективнее, когда ты свободен говорить то, что считаешь нужным. Когда ты не повязан необходимостью молчать, необходимостью слушаться начальника… Я бы не смогла работать в этой системе и не собираюсь.
— Тем не менее ты попала в Мосгордуму.
— Мосгордума — другая история. Депутат — это человек без начальника. Никто не может сказать депутату, как ему депутатствовать.
— А партия?
— И партия не может. Его могут не выдвинуть в следующий раз. Могут лишить руководящей должности. Вот сейчас «Справедливая Россия» сняла руководителя фракции (Михаила Тимонова. — «РР»). Но они не могут ему указывать, как депутатствовать. Они не могут лишить его мандата или заткнуть ему рот — это юридически невозможно.
— За три месяца в Мосгордуме ты поняла, как там работает все?
— Я не думаю, что депутаты думают. Причины принятия решений не подразумевают решения проблем. Решения принимаются, чтобы отчитаться. Когда Собянин отчитывается о проделанном, он не говорит о решенных проблемах. Он отчитывается цифрами, в километрах и кубометрах. Здесь главным становится не качество решения, а количество выполненных работ. В такой системе хорошее решение становится побочным продуктом.
— Звучит так, будто все хорошее в Москве получилось случайно.
— Получилось еще и потому, что где-то в этой системе оказались люди с пониманием, что нужно делать, и они эти решения пытаются протолкнуть. Но это случайность, это не свойство системы. Эта система не заточена под хорошие вещи.
— Тебя в Думе воспринимают как чужака?
— Я такого не замечала. Аппарат Мосгордумы ведет себя подчеркнуто корректно.
— Каково работать в госучреждении?
— У меня есть персональный аппарат — три человека, с которыми мы давно знакомы, уже работали вместе. Это проверенные люди, которых я привела с собой. А вокруг находится типичная госструктура: с уходом в пятницу в 17:45, со своей неспешностью, бюрократизованностью. Мы недавно хотели сделать фотосессию у меня в кабинете, чтобы потом в соцсетях постить фоточки: «депутат в кабинете». Чтобы вначале внести камеру и свет, а потом вынести, нужно пройти специальную процедуру. А это пятница, вечер. Они нас полтора часа мурыжили, после чего один из начальников аппарата посмотрел на меня и говорит: «Все, пятница, 17.45. Рабочий день закончился, я ничего не могу сделать».
— Обстановка тяжелая?
— Обстановка была бы токсичная, если бы я была там одна. Но у меня есть товарищи по фракции. Через одно место от меня сидит Евгений Бунимович, и это облегчает ситуацию. Когда в зале происходит маразм, я вижу, что еще примерно треть присутствующих понимает это. Когда каждый третий депутат голосует оппозиционно — ты уже не один в окружении кнопкодавов.
— А были за это время вопросы, по которым ты проголосовала вместе с «Единой Россией»?
— Был один проект, который вся Дума поддержала единогласно. Когда родители сдают ребенка в детскую комнату, они должны предоставлять паспортные данные и контакты. Были какие-то случаи, что няня сдавала в детскую комнату торгового центра ребенка, уходила и забывала, — а нет ни номера телефона, ничего. Я сначала подумала, что это какая-то ерунда. Для меня это тема далекая, а я всегда против какого-либо регулирования. Но оказалось, что этот проект готовил Бунимович, будучи еще уполномоченным по правам ребенка. Он мне все объяснил. И так получилось, что «за» проголосовали буквально все. Но такой случай был только один. Это редкость.
— Есть ощущение, что депутаты из разных партий всегда голосуют друг против друга. Оппозиция никогда не поддержит проект «Единой России», а «Единая Россия» проигнорирует любую идею оппозиции.
— У меня нет позиции «Баба Яга против». Теоретически я допускаю, что «Единая Россия» может произвести что-то полезное. Возможно, там в глубине тоже затесались люди, которые понимают, что они делают, и пролоббировали что-то хорошее. Другое дело, что практически все, что выходит из-под их пера, — это какая-то ерунда.
— Ерунда — только потому что это проект «Единой России»?
— Я не говорю, что все! Есть вещи совершенно нормальные… Но у них есть привычка смешивать адекватные инициативы с чудовищными. Вот были поправки в законопроекты о налогах. И в один законопроект внесли шесть пунктов, из которых один спорный, один ужасный, а остальные нормальные. Ну я не могу проголосовать за законопроект с нормальными пунктами, если там один ужасный. А потом оппозиционному кандидату говорят: «Вот ты не голосовал за наш винегрет, значит, ты против того, чтобы взять оттуда хорошие инициативы».
Отменить бюджет
— Мы недавно выложили в соцсети фотографию и подписали: «Пришла в Мосгордуму, а там тоже мэрия». Это о том, что у нас депутаты от «Единой России» в Мосгордуме вообще не имеют собственного мнения. Удивительно, насколько парламент стал придатком мэрии и инструментом нажимания кнопок! Когда мэрия внесла проект бюджета, поправки Мосгордумы составил 0,3% этого бюджета. Это ничтожно! По сути, как проект принесли из мэрии, так его и одобрили. Мосгордума себя самостоятельно довела до состояния кнопкодава.
— А в кулуарах депутаты обсуждали бюджет?
— Со мной «Единая Россия» не общается, за редким исключением. Ну здороваются, «небо голубое, погода хорошая». Но более серьезные вещи со мной вообще никто из них не обсуждает. Мы обсуждали поправки к бюджету с оппозиционными депутатами, с коммунистами.
— Недавно Мосгордума приняла проект бюджета Москвы на 2020 год…
— Бюджет — это огромный финансовый документ на две тысяч страниц. А срок его рассмотрения — всего несколько недель. С момента получения до первого чтения — всего неделя. За это время его нужно прочитать, понять и сформировать какое-то мнение. Это совершенно нереально. Это таблицы с цифрами, множество кодов. Бюджет построен так, чтобы быть максимально непрозрачным. Одни и те же фразы по нескольку раз шифруются в разных строках — по программам, по ведомствам. Это сделано, чтобы максимально запутать всех. Я не смогла его прочитать полностью. Естественно, я не специалист по бюджетам. Мне пришлось привлекать специалиста, чтобы во всем этом разобраться.
— Как проходило рассмотрение бюджета?
— Вообще, чем больше я погружаюсь в этот мир, тем больше удивляюсь. Наверное, со стороны кажется, что в этой работе есть какой-то смысл. Смысла там нет никакого. Когда мы обсуждали поправки, это скорее было похоже на театр. Половина депутатов раскачивалась на стульях, часть просто ушла. На обсуждении оппозиционных поправок, которые идут вразрез с политикой мэрии, оппозиция слушала сама себя и голосовала сама за себя. В итоге пятнадцать за, двое против, один воздержался. Поправка не проходит, потому что «Единая Россия» не голосует вообще! Они не нажимают на кнопки, даже если находятся в зале. Просто игнор.
— Ты была среди шести депутатов, проголосовавших против бюджета. Почему?
— Да в нем нет места для москвичей. Это бюджет распила, бюджет дорожных строек и бордюринга, бюджет строек по реновации. Это бюджет всего того, что москвичи ненавидят в собянинской политике. Он не отражает интересы москвичей и их потребности. Сейчас 45% всего бюджета — это строительство и поддержание автомобильных дорог. Это самая крупная часть бюджета. Если убрать строительство наиболее вредных проектов, транспортная часть сократится до 25%. То есть 20% бюджета — это просто вредные стройки: Северо-Восточная хорда, Юго-Восточная хорда, Южная рокада. Эти магистрали проходят по городским кварталам. У нас Северо-Восточная хорда трассирована через Лосиный остров. Юго-Восточная хорда проходит через зону захоронения радиоактивных отходов. Мэрия уже настолько потеряла берега, что им нормально копать и через национальный парк, и через ядерный могильник. На жилые дома им уже давно наплевать.
— У тебя ведь была поправка к этой статье?
— Я предлагала отказаться от этих строек и направить деньги — 169 миллиардов рублей — на общественный транспорт. Купить 1100 новых троллейбусов, которые могут половину маршрута проезжать без проводов. Это очень интересная технология, очень перспективная для Москвы. Она решила бы большой пласт проблем. Мы богатый город, мы можем себе это позволить. И еще я предложила построить 90 километров трамвайных путей и докупить трамваи для обслуживания этих маршрутов. Этих денег хватило бы, чтобы за год колоссально изменить ситуацию в общественном транспорте.
— Вместо этого в Москве в 2020 году собираются закрывать троллейбусную сеть.
— Упразднение троллейбусов в Москве — такая дичь с точки зрения транспорта и экологии, что когда говоришь об этом экспертам по транспорту, они выкатывают большие глаза: «Ваш город сошел с ума!».
Отменить служебные авто
— Тебя узнают на улице?
— Время от времени. В автобусе узнают. Говорят: «Здравствуйте, вы Беседина?» Дальше обычно следует что-то приятное.
— С проблемами обращаются?
— Обращаются с колоссальным количеством проблем — от протекающих подвалов и крыш до больных котят. Может, наши люди не понимают, куда писать и как решать свои проблемы, или те органы, в которые они обращаются, остаются глухи к их запросам. Поэтому они уже в отчаянии пишут всем, от депутатов до Путина, даже если это совсем мелкие проблемы. Ну и, конечно, много пишут по моему профилю: про переходы, про транспорт, про автобусы… Мы сейчас готовим сайт, где будет показана депутатская переписка, можно будет оценить объем.
— А помимо ответов на обращения ты что-то еще можешь сделать? Или это просто эпистолярный роман?
— Я обязана отвечать, даже если это самое дикое обращение. Но чаще человек пишет о проблеме, я ему отвечаю, а второе письмо отправляю в ответственный орган: проверьте, посмотрите, помогите. Потом получаю ответ, пересылаю его человеку или пишу еще один запрос, если ответ мне не понравился.
— Что-то уже удалось решить?
— Результатов мы пока не видели, но вот, например, управа Сокола пообещала сдать спортивную площадку в конце весны 2020-го. Там строят спортивную площадку, сдать собирались в конце лета — как раз закончится сезон. Жители мне написали, я обратилась в управу. Ну вот управа пообещала закончить раньше… Вообще эта машина очень неповоротливая, исправить что-то быстро трудно. Нет, когда очень надо, проблема решается моментально! Но, как правило, это не так.
— Каково вообще человеку со стороны оказаться в этой системе?
— Для меня это не система. Для меня это общественная деятельность. Я все еще остаюсь сотрудником фонда «Городские проекты», где у нас свободная творческая обстановка. То, что теперь я провожу время в Мосгордуме, кажется, пока никак на меня не влияет. Я боялась того, что, став депутатом, легко можно врасти в стул. Обстановка в Думе к этому располагает. У тебя есть кожаное кресло, жуткий коричневый стол, можно обзавестись служебной Audi. И в эту комфортную обстановку легко врасти. Думаю, с некоторыми новыми депутатами это случится. Но мне это не близко. Мне мой образ жизни и моя внутренняя свобода важнее.
— Ты ведь собиралась отказаться от служебной машины. Отказалась?
— Депутатам машина подается по заявке. Я просто не заявляю, не пользуюсь и не планирую. Получается довольно тупо, что она простаивает.
— То есть машина стоит, но ты на ней не ездишь?
— Там 48 машин — на всех депутатов и еще три запасных. Расчет такой, будто 45 депутатов и еще какие-то три человека будут круглосуточно ездить на этих машинах. Расход просто безумный, люди столько не ездят! Я машиной не пользуюсь, потому что это против моих принципов.
— Но водитель все равно сидит и получает зарплату.
— Это все оформляется по госконтракту с организацией, которая предоставляет транспортные услуги. Разорвать контракт я не могу: деньги уже уплачены. Зато не приношу вред экологии и не занимаю место в пробке.
И почему похорошела Москва
— Собянин в начале своего управления Москвой даже приглашал Яна Гейла, консультировался с ведущими специалистами по урбанистике. Хорошо, что у Собянина было в тот момент желание кого-то слушать, а в обществе был запрос. В сегодняшней Москве, насколько я вижу, запрос совершенно невозможно создать — мэрия в 2019 году абсолютно глухая.
— Но есть же, например, «Активный гражданин», есть портал «Наш город». Я отправляю жалобу, что у меня во дворе месяц не чистят лед — и через два дня льда нет.
— Это латание заплаток. Вместо системы, которая работала бы на то, чтобы этих проблем в принципе не было, у нас вот этот краудсорсинговый костыль, подпирающий неспособность «Жилищника» самого себя контролировать. Мы вынуждены бегать и говорить, что здесь лужа, а там лампочка не горит, потому что они сами не в состоянии проконтролировать, что у них лужа и перегоревшая лампочка.
— А как бы ты это построила?
— По идее, такими проблемами должно заниматься местное самоуправление. Это местное самоуправление должно заниматься бюджетом, который формируется на его же территории. И от работы местного самоуправления зависит благополучие района: дворы, общественные пространства, улицы. В идеале работа муниципалитета влияет на жизнь людей, и это стимулирует избирать туда депутатов, которые будут способны поддерживать все на хорошем уровне. Но система заточена совсем на другое. Сейчас у нас деньги идут сверху вниз, «Жилищники» — это гигантская монополия, которую невозможно контролировать.
— Но ведь есть и плюсы в том, как «похорошела Москва при мэре Собянине»? Десять лет назад это был совсем другой город.
— Москва действительно изменилась. Когда Собянин был готов слушать экспертов, это поспособствовало хорошим переменам. Центр изменился, «Моя улица» — это прогрессивная программа, она дала много хорошего. Ну и что дальше? Мы видим все те же проблемы: как Лужков построил большую Ленинградку, так Собянин продолжает строить эти свои хорды. Как были у нас дворы в чудовищном состоянии, так они и стоят. Да, асфальт новый — каждый год. И каждый год меняются жуткие детские площадки из пластмассы и черт-те чего. Даже сменяемость власти в такой системе хороша: просто потому что новый мэр, придя после Собянина, попробует хоть что-то сделать, чтобы запомниться москвичам.
— А если Собянин увидит твою активную работу и пригласит тебя в свою команду?
— Я откажусь.
— Это же будет твой шанс изменить город?
— Нет, это будет шанс увязнуть в системе. Проблема не в том, что у какого-то департамента неправильный глава. Проблема в том, как эта система выстроена, как обсуждаются и принимаются решения. Это нельзя починить, придя в один из департаментов.
— Ты не боишься, что годы в Мосгордуме пройдут за тем, что вы будете просто голосовать против «Единой России»?
— В голосованиях реально мало смысла. Но важно то, что я рассказываю, что там происходит. Я выхожу на трибуну и выражаю другую позицию. Это то, чем и занимаются оппозиционные депутаты в разных регионах. Важно, чтобы альтернативный голос звучал с трибуны.
— Получается, цель не в том, чтобы что-то изменить, а чтобы тебя услышали?
— Я думаю, это в результате меняет систему. Этих изменений не видно сразу, но когда люди видят, что с трибуны Мосгордумы высказываются вещи, которые не являлись в России в последние годы политическим мейнстримом, когда депутат с трибуны говорит языком избирателей, — это показывает, что возможен другой депутат, другая политика, другое устройство России. Что депутат — это не обязательно душный единоросс, что депутат может выглядеть иначе. Что это в принципе возможно. И то, что я на своем примере это показываю, стимулирует других людей вовлекаться в политику.
