Конец света
— В 2012 году все говорили о конце света, — говорит Мария Котлярова, event-директор из Владимира. — По новостям обсуждали эту тему, вышел фильм «2012». У меня две семьи: папина и мамина. У папы двое детей, а у мамы я одна. И самый страшный момент для меня — когда должекн был падать метеорит (или что там?), а я не знала, кого выбрать, с кем остаться: с мамой или с папой.
— А какая разница, все же умрут?
— Ну, когда ты погибаешь, то хочешь находиться с кем-то близким. И понятно, что мама не согласится в этот момент быть вместе с папиной женой, и наоборот. Я тогда сделала выбор в пользу мамы. Где-то за час до того, как должен был упасть метеорит, папа позвонил, предложил взять маму и всем вместе уехать в деревню. Типа там будет проще: есть земляной ров, подвал. А если все обойдется, то потом все вместе посмеемся. Но я осталась с мамой. Мы, не знаю зачем, спрятались в ванную — это так глупо (смеется). Просидели там десять минут. Я понимала, что это все фигня, но все равно же страшно.
Все наши 20 респондентов — двадцатилетние или почти двадцатилетние. Понятно, впрочем, что это репрезентативная выборка — хотя бы потому, что нужно быть активным и рефлексирующим молодым человеком, чтобы попасть наше в поле зрения и согласиться подумать об эпохе и поколении. К тому же некоторые авторы воспользовались возможностью поговорить об эпохе со своими детьми и друзьями. Мы хотели понять, что они думают о стране, об окружающей действительности и о тех событиях, которые за эти десять лет так волновали нас, взрослых.
И, прежде всего, это поколение, которое совсем недавно начало думать об общих проблемах. Большая часть эпохи пришлась на детство.
— Главное событие последних десяти лет — переезд из дома, — говорит Настя Сиденко, студентка Амурского медицинского колледжа. — Я живу в поселке Береговой, он находится в 700 километрах от Благовещенска. Это прекрасное место, тайга, море, чистый воздух. Там очень хорошо, близкие рядом. Но там не всегда есть дорога — людям тяжело куда-то уехать. Иногда только на вертолете или на лодке. Недоступны развлечения, нет кинотеатров, кафе, супермаркетов. Но ничего страшного. У нас в семье пять детей — наша мама героиня, у нее есть золотая медаль «Материнская слава». Мы с моей сестрой-двойняшкой самые младшие, у братьев и сестры уже свои семьи. Когда мы после школы уехали учиться в Благовещенск, мама осталась одна. Было очень тяжело, сердце разрывалось. Но мама понимает, что нам надо учиться и чего-то добиваться в жизни.
Естественно, что главные события в жизни 20-летнего человека — это окончание школы, отделение от родителей, если оно случилось, первая любовь. Вторгаются в этот ряд и общественные события. И все же это поколение особенное — первое, по которому почти не прошлась никакая идеология, ни советская, ни постсоветская. Школа не могла, а родители, похоже, в массе не хотели как-то специально «воспитывать».
— Мне, наверное, будет сложно сказать о каких-то глобальных событиях в начале десятилетия, потому что я росла не глядя в телевизор, — говорит студентка ВШЭ из подмосковного научного поселка Менделеево Екатерина Шепелева. — За это я очень благодарна своим родителям: я читала книжки. Только бабушки с дедушками обсуждали Крым, брекзит какой-нибудь.
То есть некоторые события были на слуху, но в семьях десятых годов это обсуждали очень мало, а идейно давить на детей вообще стало немодно.
— У нас прошла Олимпиада, построили Сочи-Парк, — это про страну, — говорит Виктория Макиенкова из Челябинска. — Что еще? Даже толком не знаю. Я этим как-то не интересуюсь. Выбрали президента, военный конфликт в Сирии… Что там еще из политики в мире? Санкции, у нас в России упал метеорит. Все, наверное.
— А эти события как-то повлияли на твою жизнь?
— Нет, по-моему, они никак на мне не отразились. Нет, ну только метеорит отразился: в этот день в школу не пошла.
И даже Ольга Петушкова, которая в эти годы успела покинуть Украину, поступить в Санкт-Петербург и ненадолго уехать в Альму (Мичиган, США), не видит большого смысла в обсуждении новостей:
— Я не знаю, зачем смотреть новости. Да, ты осведомлен, можешь поддержать диалог, но я не уверена, что это ценно. Всякие предвыборные кампании… Для меня это какое-то вранье в основном. Я в это просто не верю. Но мы живем в системе, в которой я не могу этого избежать.
И все же общественная и политическая повестка ворвалась в жизнь большинства наших респондентов, совпав с окончанием школы и наступлением совершеннолетия. Слишком резко после настолько спокойного детства. Нервно и подчас протестно.
Политика, протесты и беды мира
— До недавнего времени я обращал мало внимания на политику, — говорит Василий Найденов, студент РНИМУ им. Н. И. Пирогова. — Только нынешним летом, после июльских митингов в Москве, я понял, что эта тема касается и меня, постарался в ней лучше разобраться, сходил на митинг.
— Когда я первый раз увидела в сети, как бьют людей, я начала читать новости по теме, углубилась. И у меня не то чтобы сильно, но подпортилось отношение к властям, — соглашается Мария Котлярова.
Открытие этого нового мира было часто шокирующим.
— В школе я вообще умудрялась не ловить никаких отголосков из внешнего мира, — говорит Варя Лейбина, которая учится на мультипликатора во ВШЭ. — Я не знала ничего про феминизм, например. А потом почему-то начало проникать, в универе. Открылась новая грань этого мира: сажают за репосты, нельзя выйти на митинг. И тут надавило. Если честно, я хочу вернуться в школьные времена, когда я этого всего не знала. Ограничения интернета и свободы слова. Ты не можешь сказать какие-то вещи. Что-то кому-то не понравится — и посадят на семь лет. Это совершенно безумно.
— А что произошло, почему эта повестка вошла в твою жизнь? Гадости, глупости и протесты были всегда.
— Достигла совершеннолетия, детство и хиханьки-хаханьки закончились. Надо чем-то заниматься и интересоваться миром.
— Есть реальный страх, что посадят?
— Я не боюсь, я ничего такого не пишу. Но активисты и активистки пишут. Например, девушку 26 лет Юлию Цветкову за блог «Монологи вагины» пытаются засудить за порнографию и ЛГБТ-пропаганду.
Эти дети росли в период, когда родительское воспитание становилось все менее директивным и все больше сторонилось всякого насилия. А попали во взрослый мир, из которого насилие и жестокость никуда не делись. Тем больнее стало для них открытие этого мира.
— Больше всего в это десятилетие меня раздражали резонансные акты жестокости: издевательства над животными, избиения детей даже за то, что у них «не такая» одежда, уголовные дела на людей, пытавшихся продолжить лечение препаратами, которые внезапно перестали ввозить в Россию, дело сестер Хачатурян… — говорит Анастасия Стрилко, студентка из Челябинска. — Продолжать можно до бесконечности, но от каждой подобной новости щемило в груди и крутилась единственная мысль: «Откуда такая жестокость? Почему никто не защищает и не соблюдает наши права?»
— На полном серьезе: я просто боюсь, — говорит Мария Котлярова. —
Но страшно даже не оттого, что выйдешь на улицу и омоновец убьет. А оттого, что если ты сделаешь что-то не так, где-то скажешь не то слово, кому-то дорогу перейдешь, твоя жизнь может закончиться. Не в том смысле, что ты умрешь, а, например, тебя посадят за решетку, оборвут карьеру. И с этим никто ничего не сделает: ни твои близкие, ни семья.
И это точно не только столичный феномен, связанный с летними протестами и видео в сетях про столкновение с Росгвардией. Вдали от столиц существенно меньше протестной активности молодежи, но эмоции те же.
Костя Худяков, студент Аграрного университета в Челябинске, участник команды КВН «Трактор», вообще называет себя аполитичным. «Я в сферу политики ни ногой. Для меня это скользкая дорожка, я по ней не шагаю». Но у него эмоционально отзывается общественная повестка, если она — про крайние виды жестокости.
— Самые острые эмоции у меня вызывает смерть детей. Потому что дети никак не должны быть причастны к последствиям каких-то неправильных политических действий. Потому что они еще очень маленькие, они не прожили то время, которое им хотелось бы.
А в Москве ощущение несправедливости побуждает участвовать если не в митингах, то в благотворительности и правозащите.
— Я учусь на четвертом курсе факультета права Высшей школы экономики, — говорит Лидия Головина. — В июле проходила стажировку в правозащитном центре «Мемориал», как раз в июле. Когда начались активные движения, написала моя руководительница — и мы пошли помогать в судах и защищать людей. Собственно, на этом каникулы закончились. Но это было важнее и интереснее, будут и еще каникулы.
Быстрый переход от переживаний к делу — возможно, свойство поколения.
— Мы не терпим, — говорит Ольга Петушкова. — Мы менее терпеливы в хорошем смысле. Если нам плохо, мы пытаемся это решить, а не смиряемся с этим.
При этом многих бесит оголтелый активизм и антиактивизм — ненависть и злоба с любой стороны.
— Меня раздражает однобокость освещения событий, нагнетание с каждой стороны, необъективность оппозиции, которая ее же часто и дискредитирует, — говорит Женя Бардина, студентка факультета графического дизайна МГХПА им. Строганова. — И когда кого-то заставляют извиняться. Когда люди не понимают юмора, сетуя на притеснения и оскорбление своих чувств.
— Помню еще начало волны антикоррупционных митингов 2017 году, — рассказывает студентка философского факультета Софья Картавцева. — Мне не хотелось участвовать в них, потому что меня не очень устраивали повестка и риторика «отобрать и поделить». Она изжила себя после 1917 года. А агрессия мне претит. Какую реакцию должны вызывать видео Навального, где он тебе показывает снятые с дрона дорогие и огромные дома? Я что, должна злиться на то, что налоги моих родителей использовали не по назначению? Это, конечно, нехорошо. Но не злость должна решать проблему. Должно быть эффективное законодательство.
Поколение сетей
Инстаграм появился в 2011 году, Телеграм — в 2013-м, YouTube раньше, но пик видеоблогерства пришелся на прошедшее десятилетие, и вообще мир соцсетей через смартфоны — определяющий для этого поколения. У поколения 20-летних свое общественное мнение, и оно уже не зависит от телевизора.
— В 2008 году у меня появился первый телефон, — говорит студентка Московского лингвистического университета Катя Виноградова. — Вообще у всех в моей семье в районе 2010-го появились первые смартфоны. Примерно в то же время появились и первые ноутбуки — до этого был только стационарный компьютер. У меня появился зеркальный фотоаппарат. Получается, что сейчас вся моя семья обзавелась какими-то информационными устройствами, которые за 10 лет стали неотъемлемой частью жизни.
Но в начале десятилетия у детей был преимущественно «ВКонтакте».
— Общественные темы сейчас и общественное мнение в моем случае — Инстаграм, феминистские аккаунты, — говорит Варя Лейбина. — В моем поколении телевизор никто его не смотрит. «ВКонтакте» во втором классе у меня появился. Вообще это десятилетие — десятилетие социальных сетей. Появилось веселое пространство с немного отбитым юмором на грани абсурда, сюрреализма и криков о помощи. Стало возможно публиковать свои работы, например рисунки. Полно художников со своими группами «ВКонтакте», Tumblr — тоже художники со всего мира. YouTube стремительно в это десятилетие начал развиваться. Видеоблогеры — тоже дверь в новый мир. Пропитываешься энергетикой этих людей, как будто погружаешься в их жизнь.
Общественное мнение, которое формируется в блогах, — это мир общения, в котором нет дистанции. Известные блогеры не то что не держат границы — они как будто приглашают к себе через экран, будучи либо действительно искренними, либо имитируя искренность и подростковую простоту.
—Я стала очень много общаться в сети, и это повлияло на мои личностные взаимоотношения с людьми, — говорит Ольга Петушкова. — Например, разговоры в сети тоже стали значительными. Звонки по мессенджерам порой бывают такие, что захватывает дух. Я даже стала испытывать какую-то влюбленность в людей, с которыми я общаюсь только в сети.
— У меня не было сумасшествия по Ивангаю, Саше Спилберг, — говорит Катя Шепелева. — Катю Клэп я смотрела, Zoella, Shane Dawson, американских бьюти-блогеров, французских книжных… Да, для меня это десятилетие блогов.
Социальные сети — не только фабрика особого общества и другого общественного мнения, но и сам дух технологических перемен.
— 2010 год — это кнопочные телефоны, квадратные большие телевизоры, малонадежные транспортные средства, — говорит Костя Худяков. — А сейчас на «Теслу» нет патента — все могут пользоваться этой технологией. Телефоны, ноутбуки, компьютеры, экраны — ультратонкие. Вплоть до браслета на руке, который считывает всю информацию о твоем организме. Изменился образ жизни.
— Еще семимильными шагами развиваются VR-технологии, — говорит студентка из Москвы Лера Родионова. — Скоро выходит игра Half-life: Alyx для виртуальной реальности. Ты надеваешь шлем и своими руками можешь управлять руками главного героя игры. Брать предметы, целиться и стрелять. В Инстаграме сейчас идет активное продвижение VR-масок. Они дают разные эффекты: фильтры для фото, добавление элементов, модификация лица. Уже можно даже макияж себе не делать — все есть в масках! Но VR — это, конечно, не только про игры и эффекты для фото. Она проникает в разные сферы жизни, используется даже в самых неожиданных местах. Коровам сейчас надевают маски виртуальной реальности, например. Они так дают больше молока. Стоят в темном хлеву, а видят зеленые луга. В интересное время живем!
Но есть и обратная сторона технологий.
— Из-за социальных сетей, глобализации, мы более одиноки, чем наши родители, — говорит видеограф из Москвы Никита Белый. — Мы больше ценим личное общение, встречи с людьми. Даже если проще что-то сказать онлайн, я предпочитаю говорить это в лицо. На самом деле для меня нет особой разницы между сказанным вживую и сказанным в интернете. Факт сказанного все равно остается, просто вживую как-то честнее.
— В какой-то момент мне было грустно оттого, что раньше с подружками мы созванивались и говорили по два-три часа, а потом это все превратилось в переписки со смайликами, — говорят Мария Котлярова. — Текст каждый может интерпретировать по-своему, со своей интонацией. И это учит адаптироваться. Учит писать так, чтобы тебя правильно поняли. Но важно вот что: не напишешь ты сейчас в соцсетях то, что ты можешь или хочешь сказать вживую. Потому что знаешь, кто-то может сделать скриншот и ты от этого не отвяжешься. Это всегда какое-то доказательство. Со знаком минус. Это какая-то несвобода.
Понятно, что поколение соцсетей не сможет от них отказаться, но какая-то культура безопасности и сетевого аскетизма точно складывается.
— Меня взбесила попытка контроля интернета. Интернет будут, конечно, пытаться как-то контролировать, но мне не нравится, что кто-то пытается залезть мне в голову, — говорит Никита Белый. — Поэтому я не привязываю свою карту к телефону, устанавливаю блокировщики рекламы, пользуюсь VPN.
И очевиден не самый массовый, но заметный тренд — возвращение к тактильной, теплой, настоящей реальности, в форме моды на старое.
— Мне нравятся старые ремесла — именно в наше время о них ни в коем случае нельзя забывать, — говорит керамист из Челябинска Анастасия Майснер. —
Они привносят душевность и теплоту в нашу обыденную жизнь. А сейчас так мало душевности из-за сумасшедшего темпа городской современной жизни.
События культуры и мир поколения
И все же мировоззрение этого поколения ковалось не только в блогах. Из чего состоят их культура и идеология? Понятно, что они очень разные, — кроме всегдашних «Гарри Поттера» и «Мастера и Маргариты» есть пласты, которые принадлежат преимущественно молодым.
Костя Худяков, например, говорит, что еще в школе прочел книгу «50 дней до моего самоубийства». Это интересная история. Ее написала в 2015 году Анастасия Хохлова и издала под псевдонимом Стейс Крамер. Хохлова родилась в Норильске в 1996 году, то есть на момент выхода книги она была ровесницей наших героев. До конца 2016 года роман был скачан более пяти миллионов раз и издан АСТ массовым тиражом, что привлекло внимание Роспотребнадзора и взволнованной общественности. Роспотребнадзор принял около 330 запретительных и ограничительных решений, связанных с самой книгой, ее аннотацией и связанными с ней материалами. А после весьма спорной статьи в «Новой газете» о «группах смерти» распространилось явно ошибочное мнение, что «Синие киты» и «сетевые» самоубийства восходят к этой книге. Это все, естественно, никак не отразилось на ее популярности среди подростков, тем более что в ней обсуждаются в несколько условном ключе (на выдуманном американском материале) реальные, близкие подросткам максималистские и кризисные темы. Доступ к важным текстам, видимо, невозможно ограничить в поколении сетей.
Книга Мариам Петросян «Дом, в котором…» вышла в 2009 году, она стала культовой в этом десятилетии. А еще послужила основой для ролевых игр.
— «Дом…» мне не хочется интерпретировать в лоб — что это про трудности социализации инвалидов и сирот, — говорит Варя Лейбина. — Но в то же время не хочется думать, что это метафора. Книга все же про то, что можно уйти или перепрыгнуть в иные реальности, что есть и духовный мир, и чудо.
Она упоминает как важную и другую книгу, которую, в отличие от «Дома…», мало кто знает из старших поколений, — «“Песий двор”, собачий холод». Этот роман вышел в 2014 году и прежде всего читается в интернете. Есть специальный сайт, который нарочито защищен предупреждением о том, что вход разрешен только совершеннолетним: «Совершеннолетия достиг, предупреждение сознаю, за собственный покой ручаюсь». Про себя авторы пишут так: «Нас двое, зовут нас Альфина и Корнел, и когда нас спрашивают, в каком же порядке нас зовут, мы без запинки отвечаем: в алфавитном… Мы оба родились в том самом каждому любезном городе, где всегда пасмурно, сонно и где, куда ни плюнь, непременно попадешь в культуру. Так вот, мы оба здесь родились и оба по сей день никуда отсюда не делись, оба недурно учились — сначала, разумеется, в школе, потом не в школе — и даже защитили как-то дипломы».
— В книге затронута тема «подростки и революция», понятная тема, захватывающая, — говорит Варя Лейбина. — Но внезапно возникает и другая тема — про ответственность за переворот, который вы совершили, за его последствия.
Ольга Петушкова упоминает книгу диалогов Чулпан Хаматовой и Катерины Гордеевой «Время колоть лед» (2018) — про жизнь вообще и про возникновение фонда «Подари жизнь»; художественную книгу «Маленькая жизнь» американской писательницы Ханьи Янагихары про детские травмы и их преодоление; документальный фильм Любови Аркус «Антон тут рядом» про молодого человека с аутизмом, который теряет мать, страдает в казенных домах и выбирается благодаря своей силе воли и помощи автора фильма.
Это поколение вообще не испытывает брезгливости к боли, страданию и инаковости, но готово сопереживать таким историям.
— Меня вдохновляют люди, которым в жизни было очень трудно, но они продолжали делать свое дело и добились высоких результатов, — говорит Виктория Макиенкова. — У меня есть подруга, у которой тяжелая болезнь, она борется с ней каждый день. Я от нее никогда не слышала, что ей трудно. Даже когда я понимаю, что ей сейчас очень больно, она старается этого не показывать.
Толерантность
Почти все наши герои говорят, что их поколение гораздо более толерантно, терпимо к любым особенностям других людей. И потому для многих закон о гей-пропаганде (2013) — одно из важных событий десятилетия, как и другие законы об ограничениях, связанных с защитой морали.
— Родители все еще живут в рамках советского воспитания, — говорит Анастасия Стрилко. — Я же (и мое поколение в целом) в этом плане свободнее и своенравнее. Раньше не было принято говорить о многих вещах — ментальных проблемах, отношениях, телесности, — сейчас же для нас это обыденные темы.
Интересно, что темы защиты прав меньшинств, женщин и обиженных проходят не по разряду сексуального поведения, а по разряду помощи другим:
— И наша страна, и весь мир стали более толерантными и открытыми, — отмечает Катя Виноградова. — Наверное, люди стали чувствовать друг друга не такими разделенными, а живущими в одном мире, который для всех нас общий.
— Мораль прежних лет тормозит развитие культуры, — говорит Никита Белый. — Конечно, она выполняет некоторые позитивные консервативные функции, но больше оказывает негативное влияние. Сам я не воитель, например, за права ЛГБТ, но считаю, что это огромный и серьезный шаг — установить априорное природное равенство людей, это большая сила европейской мысли и морали.
Конечно, немало и тех, кого «толерантная» повестка явно раздражает, но это только подтверждает, что она укоренилась.
— Кричащая толерантность, большое количество ЛГБТ в повестке, испорченные фильмы Диснея — такие, которые бы точно никакую социальную группу не обидели, — говорит Алика Колесникова. — Раздражает, что маленькие дети кричат в интернете о боди-позитиве, о правах ЛГБТ. Я не против, но все это делается напоказ. Я очень консервативная, родители таких же взглядов. Моя 13-летняя сестра вегетарианка, она поддерживает легализацию наркотиков, боди-позитив, говорит о правах ЛГБТ. Я за то, чтобы все-таки поддерживать традиционную семью: мама, папа, дети.
Экология
А вот в экологической повестке даже нет противоположных мнений. Пафос Греты Тунберг воспринимается многими нашими героями всерьез («то, что она девочка с диагнозом, не означает, что она судит неверно»).
— Никогда раньше у человечества не было оружия к самоуничтожению. «Оружие» — промышленность, загрязнение окружающей среды, — говорит Никита Белый. — Все глобальные проблемы, которые нас всех касаются, — мы с этим будем бороться. И уже начинаем бороться. Будем разгребать то, что оставили после себя предыдущие поколения. Мы, наши дети, наши внуки — три переломных поколения.
— Больше всего на меня повлияли сообщения об ухудшении экологии в мире, — говорит Анастасия Майснер. — Я удивилась, что узнала о бедах в этой области только в 13 лет. Да и то раньше, чем многие из класса. Почему это не было всем известно еще с детсадовского возраста? Если было бы так, мы продвинулись бы дальше в улучшении состояния планеты! Мне нравилось участвовать в школьных субботниках, да и просто независимо от них очищать территорию от мусора. Я знала, что этого мало, но это хоть что-то! Далее я стала разделять отходы, которые могут пойти на переработку, и перестала покупать пластик, который не перерабатывается. И есть еще немного мелочей, которые я стараюсь делать.
И если есть несогласие в поколении, то только стилистическое. Многим не нравятся шум и хайп.
— Я очень далека от общественной жизни и политики, — признается Катя Виноградова. — Но меня довольно сильно напрягает хайп вокруг экологии и феминизма. Не потому, что я с этим радикально не согласна, а потому, что этого слишком много.
События десятилетия
Если говорить о важных событиях десятилетия (кроме обсужденных выше протестов), получится следующая картина.
2012, 2018. Выборы Путина
— Путин снова стал президентом в 2012 году. До этого я думал, что у нас может быть два президента, а после понял, что есть только один. Стабильность — признак мастерства, — иронизирует Дмитрий Калинин, студент журфака МГУ.
Действительно, это поколение не знает другого президента. Медведева они как-то и не заметили. Но для многих из этого, впрочем, не следует, что надо срочно менять президента только из-за отсутствия сменяемости власти.
— Я родилась и живу при Путине, — говорит Мария Котлярова. — У меня, моей семьи и окружения, в принципе, все хорошо, все живут в достатке. Никто на жизнь не жалуется. Я к властям и тому, что есть в стране, относилась хорошо. Да, знала, что люди воруют, но на мне это не отражается. Тем более что мой папа — человек 90-х. Он мне часто рассказывал про развал, разруху. И мама рассказывала, в какой она бедности жила. А с приходом новой власти в 2000-х годах все стало лучше.
Унаследованный от родителей страх девяностых работает и сейчас. А иногда и страх внешней угрозы. Впрочем, об этом упоминает только Алика Колесникова, которая живет в Ростове, то есть недалеко от Украины.
— В 90-е все разрушилось, а сейчас пытаемся все наладить, хоть и медленно, — говорит она. — Мне кажется, что все страны мира прогибаются под Америку, а наша держится. Если будет другой лидер, он тоже может прогнуться.
Олимпиада-2014 им ЧМ-2018
Большие спортивные события десятилетия, кажется, действительно порадовали многих.
— Чемпионат мира по футболу — для меня это было что-то очень крутое, незабываемое, особенно когда ты находишься в Москве и наблюдаешь это изнутри. — говорит Катя Виноградова. — Видишь то количество людей, которые приехали, которые ходили на матчи, веселились и любили всех, и я была в их числе — это было классно. Еще был классный Фестиваль молодежи и студентов в 2017 году. У меня в университете это было заметно, потому что многие ребята были волонтерами. Многие поехали в Сочи и занимались этим в Москве. Еще Олимпиада в Сочи.
— Олимпиада наша сочинская была классным событием. Мы даже что-то смотрели. И как бы парадоксально и патриотично это ни звучало, я горжусь, что у нас было такое большое событие, — говорит Варя Лейбина.
— А чего стыдиться — разве в твоей среде это стыдно?
— Нет, но все понимают, сколько денег было вбухано, а ведь они могли бы пойти на что-то более нужное, на решение социальных вопросов. Раздаем кредиты, строим стадионы, зато другие проблемы не решаем вообще… Но Олимпиада — это было круто, потому что все радовались, а когда все радуются, это хорошо для мира.
2014. Майдан, Крым, война
— В Ростовскую область приехали дети и студенты из Украины, они рассказывали страшные истории про убийства их знакомых и нищету, — вспоминает Алика Колесникова.
Эта тема даже без телевизоров вошла в жизнь.
— Майдан. Я смотрела новости, но воспринимала так: «Это все там, ко мне оно не относится», — говорит Мария Котлярова. — Но в тот год я очередной раз поехала летом в лагерь во Владимирской области. И там было много украинских беженцев. Мне стало страшно и обидно. Эти люди, с одной стороны, выглядели враждебно, что ли. С другой стороны, абсолютно нормальные дети — такие же, как мы. Тогда еще ребята из моего отряда обсуждали, что беженцам отдали домики с ваннами и с телевизорами, а нас отправили туда, где в душ можно ходить только раз в четыре дня.
Присоединение Крыма отразилось на обычной жизни подростков и их семей, и не обязательно позитивно.
— Уже много лет мы с родителями ездим в лагерь в Крым, — говорит Катя Виноградова. — Туда ездит еще огромное количество людей. И после присоединения Крыма некоторые люди перестали туда ездить. Это не мой ближайший круг, но люди, которых я хорошо знала. Моя семья ездить не перестала. Мы там бываем каждый год, иногда даже дважды — летом и зимой. У нас там очень близкие друзья, поэтому мы продолжаем ездить. В связи с этим же некоторые группы, которые я слушаю, перестали приезжать в Россию. Например, я люблю группу 5'nizza. Они сначала отказались ездить в Россию, потом дали три концерта в Москве, а теперь снова перестали.
У волонтера «Мемориала» Лидии Головиной политическая позиция сложилась именно тогда:
— Перемены в моей жизни случились в 10–11 классе — это 2014–2015 год; как раз-таки за ситуацией с Крымом мы следили. Это тревожный звоночек в моей жизни.
И главная перемена — ожесточение.
— После перехода Крыма к России мне зачастую приходилось читать различные споры, — говорит Василий Найденов. — Очень грустно видеть, как люди поливают друг друга грязью на политической почве, хотя, казалось бы, мы всегда были дружественными народами.
2014. Санкции и кризис
— По-моему, начались санкции и доллар в два раза вырос, — связывает события Лидия Головина. — Вы хотите за границу поехать, а все стоит в два раза дороже. Мы ездили и до, и после. И это неприятная разница.
— Цены, да, выросли, — говорит Алика Колесникова. — Раньше в Zara можно было купить на четыре тысячи три вещи, а сейчас — одну. Стипендия 2200 — этих денег хватает на «выйти погулять» один раз. По большому счету санкции ввели, но ничего страшного, не так уж и ощущается, если не считать повышения цен.
2018. «Зимняя вишня»
Пожар в кемеровском торговом центре «Зимняя вишня» 25 марта 2018 года унес жизни 60 человек, среди которых было много детей.
— Очень жалко этих детей, — говорит Лидия Головина. — Это просто ужас какой-то. Так часто происходит в России, с предпринимателями и коррупционерами: построили абы как — авось прокатит. Понятно, что не все предприниматели такие.
Но при этом возмущает и вранье вокруг таких событий.
— Возмущает, когда начинают запугивать людей тем, что умалчивают или, наоборот, преувеличивают, — говорит Виктория Макиенкова. — У людей начинается паника. Когда в Магнитогорске был взрыв в жилом доме, говорили, что подорвали дом. Но вроде газ.
2018. Пенсионная реформа
20-летних возмущает, кажется, не сама реформа, а ложь.
— Когда-то Владимир Владимирович, наш президент, говорил, что он никогда не поднимет пенсионный возраст, — говорит Костя Худяков. — После того как его переизбрали, из-за чего-то непонятного решили поднять пенсионный возраст. Для меня это не особо важно, но все равно плохо. Потому что средняя продолжительность жизни у нас невысокая.
— Как на вашу жизнь это повлияло?
— Никак. Но я такой человек — не сказать что добрый-добрый, но все равно за людей, который страдают от недостатка денежных средств.
Оптимизация медицины
Другие социальные реформы, поскольку они не имеют какой-то одной временной привязки, упоминаются реже, но зато с реальной болью.
— Последний раз я была на практике в неврологическом отделении, видела, как медсестры относятся к пациентам — и была в шоке, — говорит Настя Сиденко. — Лежат бабушки после инсультов, в тяжелом состоянии. Они зовут на помощь — а к ним никто не подходит. Говорят: «потом, потом», «да она постоянно кричит». Я сижу и понимаю: так не должно быть. Если честно (переходит на шепот), я бы им всем по шее дала за такое!
Недавно поругалась с диагностом. На УЗИ пришла бабушка, ей было тяжело лечь на кушетку, у нее радикулит — узист начал ее хватать. Я сделала ему замечание, чтобы он был аккуратнее, помогла ей лечь. Он на меня наорал, а бабушка сказала спасибо.
2009. ЕГЭ
Введение Единого госэкзамена в школе произошло на десятилетие раньше, но сам ЕГЭ уж точно стал главным событием в жизни наших героев. Важнее, может быть, только несчастная любовь.
— Я не подавала документы в вуз, потому что не сдала в школе химию — не хватило несколько баллов по ЕГЭ, — говорит Настя Сиденко. — У меня два дяди, они известные в Амурской области врачи, предлагали помочь устроить в медакадемию. Но я отказалась и сама поступила в колледж.
— У всех экзамены были достаточно стрессовыми, — говорит Диана Добродий (сама она успешно стала экзамены). — Когда всех в старшей школе толкали на путь вынужденного самоопределения, на путь этих шаблонных ЕГЭ и прочее — для меня это было суперстрессово. Наша система образования устроена так, что нас натаскивают на шаблонный экзамен, мы его сдаем и все как-то идет по инерции.
— ЕГЭ всех поломал, — говорит Варя Лейбина. — В целом-то идея ЕГЭ хорошая — идея общего для всех вузов экзамена. Но он как-то ужасно ломает детей, их начинают готовить очень рано, они не успевают получить радость от учебы.
Уехать или остаться
Вообще, вне зависимости от взглядов — революционных или консервативных, почти все наши герои говорят, что страну любят. Государство — не всегда, но страну — точно.
Настя Сиденко не хочет уезжать из провинциального Благовещенска — ей здесь нравится. Не думает, как заработать много денег, — на первом месте учеба. Не стремится быстрее выйти замуж (хотя во время нашего интервью в кофейне неизвестный прислал ей в подарок кофе, десерт и букет цветов). Она не требует с родителей деньги для каникул на море — у многодетной семьи нет такой возможности, поэтому у Насти нет загранпаспорта. Зато у нее есть цель в жизни — стать доктором.
— Я очень люблю Россию, очень люблю людей, которые здесь живут, люблю то, как здесь все устроено, — говорит Катя Шепелева. — «Умом Россию не понять», скорее всего, но в Россию я верю, в России хочу остаться. Конечно, хочу поездить по миру, но Россию я очень люблю.
— Меня устраивает Москва как город, — говорит Никита Белый. — Меня не устраивает Москва как административный центр. Я бы покатался по всему миру — посетил бы столицы, пожил в них два-три года, во всех странах есть чему поучиться… А потом вернуться в Россию и, возможно, попытаться что-то изменить.
— Я люблю Россию как страну и родину, но многие политические решения меня по меньшей мере напрягают, — говорит Василий Найденов. — Естественно, я очень рад, что живу в столице, где все развито по максимуму, но я понимаю, что очень многим в нашей стране не повезло так, как мне. Миллионы людей живут в городах, где они не могут позволить себе даже базовые вещи, в частности нормальные образование и медицину.
Но есть, конечно, и те, которые хотели бы уехать. Среди наших героев это только жители Челябинска.
— В России жить — ну, пойдет. В Челябинске — нет. Хочу сменить город, уехать куда-нибудь в Краснодар. Хочу тепло, чтобы почище было, — признается Виктория Макиенкова.
А ее землячка Анастасия Стрилко хотела бы уехать и куда подальше.
— Мне, безусловно, нравится жить в это время, но я бы хотела жить в другой стране, например в США, Канаде или Австралии, где больше свободомыслия, больше простора и возможностей для самореализации, воплощения своих идей.
Интересно, что уехать из России навсегда не хочет почти никто из наших героев. Хотя все они люди упорные, свободные и, конечно, романтичные. Может быть, в отличие от старших поколений, у них романтизм как деятельное сопереживание продержится дольше.
— Ты свободен, но ограничен рамками собственной разумности, — говорит студентка-философ Софья Картавцева. — Если ты стремишься к благу, твоя свобода не приведет тебя к отвратительному, поэтому свобода не страшна… Люди сами справятся, не нужно диктовать, что им делать. Рано или поздно, я верю, так и будет.
